Мысль была крамольной и отчего-то приятной.

Ланеж, тем не менее, опустился на одно колено перед советом, как полагалось перед оглашением списка претензий. Именно претензий, ничем иным притязания Грома назвать было нельзя. Но у верховных, возможно, иное мнение.

— Поднимись, снежный бог, — сурово произнес светозарный. — Тебя обвиняют в безрассудстве и нарушении второй заповеди…

Снежный бог согласно кивнул, не собираясь отрицать очевидного: да, обвиняют.

— Ты вмешался своей силой в дела людей, мешая событиям идти своим чередом…

Ланеж промолчал, зная, что сперва надлежит дослушать до конца. Хотя Сулу, наверное, нашел бы что им высказать насчет «идти своим чередом»!

— Ты презрел собственную клятву, данную в тот день, когда тебя из простого духа возвысили до нынешнего ранга и построили первый храм в твою честь!

А вот это он зря. Во-первых, его действия подпадали под две оговорки, хорошо известные всем, о чем заявил еще Жнец — где он, кстати? К тому же Ланеж сделал все, чтобы свести последствия своего влияния к минимуму.

Поступившись при этом собственным сердцем.

О чем им знать совершенно необязательно.

Выслушав следом обвинения в халатности, легкомыслии, небрежности, а также корысти, Ланеж наконец выпрямился и поднял голову.

— Признаешь ли ты свою вину? — формально вопросил бог солнца, догадываясь, какой ответ услышит.

Белые колючие глаза окинули цепким ледяным взглядом верховных, заставив кого поежиться, кого вздрогнуть, и вновь вернулись к Ильосу, который даже малость подрастерял высокопарную царственность.

Бледные до синевы губы приоткрылись.

— Отчасти, — спокойно сообщил снежный бог.

Этот ответ был встречен гробовым молчанием.

Никто не ожидал такого заявления. Но снежный бог не привык лгать и умел признавать свою неправоту.

Он тоже, как и все они, повел себя легкомысленно. Сомневаясь в собственном статусе, не решился вовремя предупредить, хотя заметил те первые странности.

Конечно, отчасти в том была вина остальных (он же не без причин чувствовал себя изгоем), но факт оставался фактом.

Но он мог хотя бы попытаться. Обратиться к той же Радужке, передать через нее… Однако, опасаясь равнодушия или, хуже того, насмешек, решил промолчать, понаблюдать.

Было бы чего бояться.

— Я много месяцев назад заметил в одном из племен севера чрезвычайно искусно выполненную статую Сеоль. Меня что-то в ней насторожило, однако я решил, что живущие на заливных лугах кочевники попросту пытаются снискать ее благоволение. На самом же деле… Они приносили жертвы окаменевшему духу, чтобы взрастить ее силу внутри непроницаемой оболочки. Если бы я придал больше значения увиденному, если бы сразу проверил, что именно происходит… Если бы счел необходимым сообщить об увиденном хоть кому-то, возможно, дальнейших потрясений удалось бы избежать — конечно, если бы мне поверили, — выразительно произнес снежный бог, краем глаза заметивший согласные кивки Акварии и хмурого Грома. — Однако факт остается фактом: я легкомысленно отмахнулся от собственных подозрений. Вот в чем я признаю себя виновным, о верховные. И только. В дела людей я не стремился вмешаться, выгоды не преследовал. О перекрестке мира вы все уже знаете.

Боги закивали.

— Мне вот интересно, как можно было заставить духа воды окаменеть? — надменно вопросила Аквариа. Повеяло сыростью — богиня осталась недовольна ответом снежного бога.

— Так же, как они заставили пленили Адаша и других. Даже Молнию, — пожал плечами Ланеж. — У кочевников была одна вещь, благословленная Сньором…

Гром тут же дернулся.

— Новые голословные утверждения! И что это за чудодейственная "вещь", куда она подевалась? — бросил он колко, и на сей раз даже Ильос чуть заметно поморщился.

И вдруг…

— Вот такая, — сообщил равнодушный голос, который невозможно было не узнать. Ланеж едва не вздрогнул от неожиданности — не привык, что за него вступаются…

В следующий миг прямо в лоб Грому прилетел невзрачный на вид камешек, заставив того на несколько мгновений замереть на месте, затем с явным усилием наклониться и поднять вещицу.

— Сильный артефакт, правда? — невозмутимо продолжил спектакль Жнец. — Даже с расстояния чувствуется, а мы ведь боги.

— Что за фокусы, младший бог? — нахмурился Тилар-Танатос. В бездонных черных глазах словно молния блеснула.

— Со всем уважением к верховным, — понятливо поклонился бог насильственной смерти. — Я счел, что наглядная демонстрация будет более показательной, чем голословные утверждения. Как видите, даже верховный еще не до конца преодолел сковывающий эффект.

Издевается ведь, но по голосу не предположить — само равнодушие. Гром что-то возмущенно промычал в ответ.

Ситуация совершенно не располагала, но уголок губ Ланежа дернулся, намечая едва заметную ухмылку.

— Откуда это у тебя?

Снова Танатос. Все верно — его же ведомство.

Новый поклон, исполненный Жнецом — пугающе низкий. Черное одеяние на миг очертило острые позвонки.

— Это я подобрал подле тел сообщников той кочевницы, жрицы Сньора. Они, судя по всему, пытались захватить Ланежа для своего бога. Уверен, что с помощью этого камня смертные и подчинили других духов, — бесстрастно произнес младший бог.

Камень вырвался из пальцев Грома, подчиняясь вдумчивому взгляду красных глаз Жнеца, и проследовал к Тилару.

Верховный бог смерти мановением руки заставил его замереть, затем пристально всмотрелся беспросветно черными глазами в алые разломы и наконец осторожно коснулся поверхности кончиком длинного черного ногтя. Изучил эффект. Затем, помедлив, кивнул.

— Подземный жар, виртуозно переплетенный со льдом, — медленно произнес Танатос своим низким, холодным, глубоким голосом. Внимательный взгляд на снежного бога — и тихий, словно неохотный вывод: — Это не творение Ланежа. Видимо, долгое пребывание под землей изменило природу божественной силы Сньора. Мы не ожидали этого. Наш просчет. Ланежа нельзя винить в том, что он не обратил внимания на невидимую и неощутимую угрозу. Мы все ее проигнорировали… и в первую очередь те, кто не придал ни малейшего значения исчезновению своих духов.

— Хорошо, допустим даже, что в гибели духов снежный бог не виноват! А люди, которых он убил?! Тоже скажете?.. — завел старую пластинку Гром, нисколько не обескураженный словами Тилара.

Тот брезгливо поджал губы и умолк, бросив короткий взгляд на Жнеца.

— Он защищал свою наликаэ, — пожал плечами Жнец. — Я показывал запись в Свитке всем желающим.

— Это, конечно, могло бы снять вину с бога… если у него и впрямь есть наликаэ, разумеется, — желчно бросила Аквариа. Взгляд бледно-голубых глаз устремился к Ланежу с отчетливой неприязнью. — У тебя — и вдруг наликаэ? Настоящая наликаэ? И ты ни разу не представил нам это чудо природы?

Ланеж поднялся и выпрямился. В зале ощутимо повеяло холодом, и он приструнил вьюгу, которую его гнев силился разбудить.

— Желание похвастаться мне чуждо. Я мечтал о том, чтобы обрести родную частичку в мире людей, а не о том, чтобы показывать всем, как она хороша. Свиток должен быть для всех достаточным доказательством ее существования. Да, прежде, чем меня об этом спросят, скажу, что город от кочевников я защищал по ее просьбе, а вовсе не "самовольно вмешивался в дела людей".

Жнец тихо хмыкнул, оценив легкую издевку.

— Тем не менее, я желал бы, чтобы она предстала перед нами и рассказала обо всем сама, о просьбах и… — встрепенулся Ильос.

— Я не соглашусь на это, — не дрогнул Ланеж. — Человеку нечего делать там, где собираются боги. Я специально попросил Зиму по возможности избавить смертную от воспоминаний и чувств, связанных с нашей встречей и борьбой со Сньором. Моя наликаэ должна дальше жить своей жизнью — нормальной смертной жизнью. Вновь вовлекать ее в дела богов я не позволю. Никому.

В низкий голос снежного бога впервые на памяти всех присутствующих вкралась звенящая угроза.