Я поворачиваюсь к Рейчел.

— Почему он смотрит на меня, как на кусок мяса? Как грубо!

Она хихикает.

— Это не грубо, он думает, что ты секси.

— Он даже не знает меня, — фыркаю я. — Я скажу ему, чтобы перестал.

— О, сделай это, а я сейчас выпью и хочу глянуть, чем все закончится.

Я делаю глубокий вдох и подхожу к мужчине, который все еще смотрит на меня. Его губы сжимаются, когда я оказываюсь рядом, и это только злит меня еще больше. Как он смеет сидеть здесь и открыто пялиться на меня? Серьезно. Я не кусок мяса. Ради Бога, я могу вообще быть замужем. Подойдя ближе, я понимаю, что он в общем-то очень хорошо выглядит. Он крупный, просто очень крупный. Мускулистый и грубо сексуальный. Я останавливаюсь, сглатывая комок в горле.

— Извините, я была бы вам очень признательна, если бы вы перестали пялиться на меня. Мы с подругой чувствуем себя неловко.

Он усмехается.

— Да ну?

— Да. Невежливо смотреть на женщин так, будто хочешь схватить их и съесть живьем.

Теперь это широкая улыбка.

— Съесть живьем? Ты бы хотела, чтобы я это сделал?

Я злюсь.

— Нет. Это не… не…

— Я заставляю тебя волноваться, малышка?

— Нет, н-н-нет, — заикаюсь я. Боже, меня даже вывести из себя никто не может, а я заикаюсь из-за этого мужчины? Что на меня нашло?

Он хмыкает.

— Ты такая милая, да, крошка?

Я краснею.

— Перестань ... перестань пялиться на меня.

— Я наслаждаюсь видом. У нас свободная страна.

— Это грубо, — говорю я дрожащим голосом.

Он наклоняется ближе.

— Признайся, — говорит он, его дыхание щекочет мне ухо. — Тебе это очень нравится.

— Не больше, чем если бы мне ткнули вилкой в глаз.

Он смеется, низко и сексуально. Черт. Черт бы его побрал.

— Хватит, — говорю я, отступая. — Прекрати и научись хорошим манерам.

— Или что?

— Или я… расстроюсь.

Опять эта ухмылка.

— Да забудь, — бормочу я, поворачиваясь и пытаясь уйти, но спотыкаюсь и врезаюсь в бар, едва не упав.

Мужчина встает, подходит, протягивает руку и помогает мне выпрямиться, на его самодовольном лице улыбка.

— Я приглашаю тебя на свидание, — говорит он, протягивая мне свой номер телефона. — Позвони мне, или я найду тебя сам.

Я открываю рот, чтобы возразить, но его большая ладонь так горяча, что я не могу сосредоточиться. Когда я все-таки выпрямляюсь, он наклоняется и касается губами моей щеки, прежде чем прошептать:

— Я очень хорошо умею искать.

О, Господи.

— Ты была так возбуждена, это было восхитительно, — говорит он, вырывая меня из плена воспоминаний. — Когда ты сказала мне прекратить, потому что ты расстроишься, я понял, что ты нужна мне. По тебе было видно, что ты обычно вся такая уверенная в себе. Когда ты начала заикаться, я понял, что попал в цель.

Я краснею.

— Боже, я вела себя как идиотка в ту ночь.

— Ничего милее я в жизни не видел. Маленькая красивая женщина пытается сказать большому парню, чтобы он перестал смотреть на нее. Ты так старалась говорить серьезно.

— Я и была серьезной, — протестую я.

— Ты наслаждалась каждой секундой.

Я фыркаю.

— Мне не нравится, когда на меня так смотрят. Женщинам это не нравится.

Ноа кладет ладонь мне на колено и нежно сжимает.

— Нет, тебе это нравилось, но ты не хотела признаваться. Потому я и сказал себе, что найду тебя. Ты так отличалась от всех других женщин, которых я встречал. Ты не упала мне в объятья. В тебе была видна уверенность и какой-то сильный дух. Ты просто подошла и сказала, что думаешь. Это было так мило. Я попался на крючок.

— Вовсе не мило.

Он сжимает меня в объятьях.

— Для меня ты всегда будешь милой, детка.

Детка.

Я вздрагиваю.

— Представь, о чем он сейчас думает, — шепчу я Ноа на ухо. — Когда видит нас вместе.

Ноа поворачивается и прижимается губами к моему уху.

— Я думаю, он чувствует, что проиграл. Он думал, мы останемся врагами.

— Мы ему покажем.

— Да, Лара, мы ему покажем.

Надеюсь, он прав.

Нет.

Что происходит? Какого черта происходит?

Они не должны мириться.

Они не должны помогать друг другу. Он должен ненавидеть ее. Она должна сломаться.

Разочарование и отчаяние теснятся в моей груди. Это моя игра, черт возьми. Моя гребаная игра. Они не могут изменять правила.

Она наклоняется к нему и что-то говорит. Почему я не слышу? Что она говорит? Почему он улыбается?

Я вскакиваю со стула и беру ключи. Надо взять все в свои руки. Я знаю, что у них есть еще несколько часов, но мой план никто не имеет права разрушать.

Я всю жизнь к этому готовился. Если эти ублюдки думают, что им сойдет это с рук, они ошибаются.

Очень ошибаются.

Хотела бы я сказать, что меня будит холод или солнечные лучи, пробивающиеся сквозь кроны деревьев, но это не так. Еще темно, так темно, что я особо ничего не вижу, но зато слышу — и очень хорошо. Меня будит шорох. Я быстро осознаю, что это не Ноа, потому что его тело все еще прижато к моему, и я слышу его мягкое дыхание рядом.

Здесь есть кто-то еще.

Я замираю. Не могу двигаться. И даже не хочу. Шаги уже близко, достаточно близко, чтобы у меня перехватило дыхание. Я должна притвориться, будто сплю. Я должна притвориться. Ноа начинает тихонько храпеть. Он и понятия не имеет, что кто-то еще есть рядом с нами.

Это конец? Он собирается убить нас? Нет, еще не прошло семидесяти двух часов. Нет. Он хочет играть, хочет.

Так почему он здесь?

Я держу глаза закрытыми и пытаюсь казаться спящей, хотя все мое тело кричит в страхе. Не трясись. Не двигайся. Дыши. Проходит несколько секунд. Они кажутся мне минутами, но в конце концов шаги удаляются. Я открываю глаза ровно настолько, чтобы увидеть мягкий свет возле дерева слева. Я вижу его, не отстраняясь от груди Ноа.

Я могу различить силуэт человека. Он высокий, не слишком коренастый. Я не вижу ни цвета его волос, ни черт лица, но отсюда он не выглядит угрожающим. Любой может быть угрозой с оружием в руках, но в одиночку не многие люди на самом деле так уж и страшны. Пугающая мысль. Я моргаю, стараясь дышать ровно, и наблюдаю за тем, как мужчина забирается в древесную крону.

Какого черта он делает?

Он копается там несколько минут, а затем спускается, держа что-то в руке. Черт, я не вижу, что там. Я щурюсь, но не могу разглядеть. Он делает что-то еще, затем возвращает предмет на дерево, достаточно высоко, чтобы его нельзя было увидеть. Что, черт возьми, кто-то мог прикрепить на дерево? Что он может проверять?

Раздается щелчок.

Камера.

Мое тело напрягается, и я вынуждена сделать несколько прерывистых вдохов, чтобы снова расслабиться. Камеры на деревьях. Он должен видеть нас, где бы мы ни были, и поэтому он сделал все для того, чтобы мы были вынуждены оставаться на тропинке, чтобы сойти в густой подлесок оказалось бы слишком сложно. Потребуется несколько часов, чтобы пройти хотя бы километр, к тому же, невозможно будет увидеть змей и других животных. Так что все это время мы следовали его маршруту. Играли по правилам. Боже, сколько времени ему понадобилось, чтобы установить камеры на деревьях?

Я наблюдаю еще несколько секунд, но вдруг чувствую его взгляд. Закрыв глаза, молюсь, чтобы он ничего не заметил. Луч света проходит по нашим головам. Я не двигаюсь. Я даже не дышу. Через секунду свет исчезает, и я слышу удаляющиеся шаги.

Я лежу так около часа, чтобы убедиться, что он ушел, а затем осторожно поворачиваюсь — так, словно просто двигаюсь во сне. Придвигаюсь к уху Ноа и шепчу: