Как он мог?

Я уже знаю как. Я просто плакса, истеричка, которая слишком много болтала и позволила каким-то подросткам убить свою бабушку. Я стала размазней после смерти Ба, я проводила все дни напролет в слезах, пытаясь понять, кто я и какой мне нужно стать. Конечно, Ноа теперь с другой женщиной. Какого черта он должен терпеть меня? Я это определенно заслужила.

Я поворачиваюсь и ухожу, но Ноа уже заметил меня. Он зовет меня, но я не слушаю.

Я бегу прочь, слезы текут по щекам.

— Лара! Лара, подожди!

Он догоняет меня у двери, хватает за локоть, разворачивает к себе лицом, но я толкаю его в грудь, заставляя отступить назад.

— Не трогай меня! — кричу я. — Не трогай меня!

— Лара, это не то…

— Отвали от меня.

Я разворачиваюсь и ухожу. Перебегаю через дорогу, вхожу в парк и падаю там на колени, плача от боли и сожаления.

Сердце бешено бьется в груди.

Может, такова моя судьба. Может, так Вселенная наказывает меня за то, что случилось с бабушкой. Или, может быть, Ноа будет лучше без меня.

Конечно, лучше.

Я ужасная.

— Лара, твою мать, как ты могла перечеркнуть все это? Мы были вместе два года.

Его вопрос возвращает меня в настоящее.

— Серьезно? — спрашиваю я, уставившись на него широко раскрытыми глазами. — Ты думаешь, это я все перечеркнула?

Боже, если бы он только знал, что значил для меня. Я хотела выйти за Ноа замуж. Хотела родить ему детей. Быть с ним до конца жизни. Я застала Ноа с другой женщиной — и сердце мое оказалось буквально вырвано из груди. Мой мир рухнул. Я ушла от него, и это было безумно тяжело. Так плохо мне не было никогда в жизни. Как он мог думать, что для меня это ничего не значило?

Это ведь он причинил мне боль.

Он снова рычит:

— И ты все равно не стала говорить со мной. Просто отмахнулась и убежала.

Я вздрагиваю.

— Я должна была сделать именно это.

Он качает головой, желваки так и ходят на челюсти.

— Боже, да ты заноза в заднице.

Это ранит. Он ведет себя так, словно виновата я, словно это не он мне изменил.

— Я не хочу это слушать, Ноа. Я не заслужила…

— В этом и дело! — кричит он. — Ты не слушаешь. Ты отказываешься выслушать меня.

Знакомое чувство гнева накатывает на меня, но я заставляю себя сдержаться. Спокойно. Не поддавайся. Это не стоит твоих нервов.

— Мне не нужны твои извинения.

Он раздраженно фыркает.

Я качаю головой. Не хочу больше слушать. Не могу.

— Мне пора. — Я поворачиваюсь и иду прочь.

— Черт тебя подери, Лара! — рявкает он. — Давай поговорим.

Я перехожу на бег и спускаюсь с дорожки под сень деревьев, но успеваю услышать его сдавленное проклятье. Я бегу, пока хватает дыхания, но могу поклясться, что чувствую Ноа рядом, словно он бежит следом. Несколько раз я оборачиваюсь, но вокруг никого.

Но все же я чувствую чье-то присутствие. Может, он и следует за мной — Ноа такой, он предпочел бы убедиться, что я в безопасности. Но мне больше не нужна эта защита. Мы теперь чужие.

Я стараюсь больше не бегать по тем же местам, что обычно, и надеюсь, это поможет мне не столкнуться с Ноа. Он пытается мне дозвониться — я вижу его номер, но не важно, сколько раз он наберет меня, я не отвечу. Мне нечего сказать. Я пытаюсь жить дальше.

— Мэм, очередь сдвинулась.

Я выныриваю из своих мыслей и делаю шаг вперед, стоя в очереди на кассе «Старбакса». Я жду уже минут десять. Кофе для коллег каждое утро — это моя обязанность, так что как минимум полчаса в день я отдаю «Старбаксу» — час пик, ничего не поделать. Я не возражаю; это время я могу посвятить своим мыслям, не опасаясь, что меня потревожат.

— Извините, — бормочу я мужчине позади.

Я оказываюсь у кассы через пять минут.

— Что я могу предложить? — кисло спрашивает парень-продавец. Он, как видно, уже устал от этого долгого дня. Такая тяжелая работа — спрашивать покупателей, чего они хотят?

— Два больших капучино, два больших латте и кофе со льдом.

Он кивает и записывает заказ, и я отхожу прочь, присоединяясь к группке ожидающих. Девушки за стойкой совсем никуда не торопятся, они болтают о выходных, о мужчинах, с которыми встречаются, наслаждаясь беседой, пока покупатели ждут свои напитки.

— Доброе утро, — раздается позади меня голос, и я поворачиваюсь и вижу сидящего сбоку от меня мужчину средних лет.

Я поворачиваю голову вправо-влево, не уверенная в том, что говорит он именно со мной, но быстро понимаю, что смотрит он на меня. Может, он растерян, а может, просто такой дружелюбный. Я не против.

— О, доброе. — Я застенчиво улыбаюсь.

— Неторопливые ребята, да?

Я киваю.

— Да уж.

— Бегаете по утрам?

Я мягко смеюсь.

— Это так очевидно?

Он улыбается. Симпатичный мужчина, светлые волосы, голубые глаза, этакая типичная американская улыбка. Рейчел такой тип мужчин просто сносит крышу.

— Там всегда так тихо, — говорит он почти про себя.

Я улыбаюсь и поворачиваюсь к стойке.

— Вы работаете где-то рядом?

Почему он со мной заговорил? Люди обычно не заводят со мной беседу вот так запросто, потому что я предпочитаю смотреть не вокруг, а только себе под ноги.

— Через дорогу. «Морган и Фрэнсис», адвокатская контора, — бормочу я.

Он кивает.

— Слышал о них. Говорят, хорошая компания.

Я пожимаю плечами.

— Я просто администратор.

Он улыбается.

— Вы не похожи на администратора.

— Ошибаетесь.

Его улыбка становится шире.

— Я никогда не ошибаюсь в людях.

Хм, ладно.

— Лара.

Я поворачиваюсь на голос Ноа. Он стоит в очереди рядом со мной, изучая меня взглядом. Боже, видимо, от него не скрыться. Он уже почти преследует меня. Наверняка так и есть. Ноа — тот тип мужчин, который не боится действовать. Если он чего-то хочет — он получает. Но если он надеется, что я сдамся и начну с ним разговаривать, пусть надеется и дальше. Я не собираюсь его слушать.

— Ты что, следишь за мной? — спрашиваю я.

Он прищуривается.

— Я люблю кофе, и это место рядом с моей новой работой. Не думаю, что это может считаться слежкой.

Я сжимаю зубы и молчу.

Он великолепно выглядит сегодня. Ноа уже шесть лет работает пожарным. Начинал с волонтера, но быстро стал начальником пожарной команды. Его работа — это его жизнь. Она ему нравится. Подходит ему. Женщины в очереди пялятся на него, и я не могу их осуждать. На нем черная водолазка и черные форменные брюки с желтыми полосками. Он неотразим. Наверняка часть женщин готова поджечь свои дома, только чтобы он смог их спасти.

И снова не могу их за это осуждать.

— Мы можем играть так каждый день, или ты можешь просто поговорить со мной, и я оставлю тебя в покое, если ты хочешь, — говорит он, подходя ближе и наклоняясь, так что его голос звучит у моего уха. Я чувствую на своей шее его горячее дыхание.

Он наклоняется еще ближе, слишком близко.

— Я же сказала тебе, что мне не о чем с тобой говорить. — И отступаю на шаг.

Ноа рычит:

— Ты просто невыносима! Почему просто не можешь выслушать меня?

Я сглатываю комок в горле, но молчу. Забираю кофе и ухожу прочь.

Черт, мне нужен отпуск.

Я выхожу с работы уже поздно вечером, уставшая после тяжелого дня. Снаружи темно, и свет уличных фонарей рассыпает блики по крыше моего автомобиля, припаркованного у самого края тротуара. Я так хочу добраться домой и поскорее лечь в кровать. В голове каша, мне нужно вытряхнуть из нее все мысли о работе.

О нем.

— Лара.

Я громко выдыхаю. Прошло три месяца, и я думала, что уже никогда не увижу Ноа снова, но вот я вижу его каждый чертов день, каждый раз, когда думаю о нем. Я медленно поворачиваюсь и вижу Ноа, стоящего у фонарного столба: руки сложены на груди, взгляд устремлен меня.