— Силы? — шепчу я. — Я не знаю, о чем ты.

Ноа взмахивает рукой, делая шаг назад.

— Ты должна найти их в себе или умрешь. Что ты не знаешь? Я знаю, что в тебе они есть, мы оба это знаем. Тебе нужно заглянуть в себя и найти их, или мы не выберемся отсюда живыми.

Он бьет меня в самое больное место. Он говорит о девушке, которой я была до смерти Ба. Я не могу сказать ему, что этой девушки больше нет.

Наступает ночь, и вместе с ней приходит жуткая тишина и полная темнота, и они пугают меня. Ноа находит небольшое дерево с густой кроной, и мы усаживаемся под ним. Мы остановились у ручья и попили воды, но ни у кого из нас не хватило сил взобраться на дерево или придумать, как сбить кокосы. Мы решили, что сделаем это утром, пока мы здесь и мы вместе. Это не значит, что мы команда, но мы вместе, и это должно что-то значить... ведь правда?

Во Флориде май, так что ночи еще прохладные. Не настолько прохладные, чтобы мы замерзли, но ясной лунной ночью может быть достаточно холодно, чтобы вам потребовалось легкое пальто. Сегодня все еще пасмурно и оттого прохладно, хоть и не холодно. Я прижимаюсь спиной к дереву и потираю голые руки, жалея, что вчера вечером не надела свитер.

Ноа не сказал мне ни слова в течение вот уже нескольких часов, и это убивает меня. Он велел мне быть тверже, найти в себе силы, а сам отказывается разговаривать со мной, а когда говорит, то только бросается на меня. Как мы должны действовать вместе, чтобы выбраться из этого ужаса? Я не понимаю. Я потираю затылок, где начинает формироваться тупая боль, спрашивая себя, не связана ли она с теми наркотиками, которыми нас накачали.

Я не вижу Ноа в темноте, но знаю, что его лицо наверняка сейчас болит. Он не жаловался, поэтому я решила не поднимать эту тему. Я чувствую рядом с собой его большое теплое тело — достаточно близко, чтобы его жар нежно ласкал мою кожу, но недостаточно близко, чтобы мы могли хоть как-то соприкоснуться.

Я выдыхаю и прокручиваю в голове миллион сценариев — снова, как делала весь день. Я пытаюсь представить себя в сознании этого человека, пытаюсь понять, что он запланировал, но ничего не выходит.

Не могу вспомнить ничегошеньки из прошлой ночи, и это чертовски расстраивает. Может, если бы сумела, то смогла бы понять, кто за всем этим стоит.

— Тебе холодно? — спрашивает наконец Ноа. Его голос хриплый, усталый, кажется, чуточку напуганный.

Но он никогда не покажет страха. Это не в его характере. Ноа будет бороться до последнего вздоха, потому что такова его натура.

— Не особо, — отвечаю я, хотя руки у меня все же мерзнут.

— Возьми мою рубашку, она тебя согреет.

— Нет, не снимай. Не так уж и холодно.

— Тогда хотя бы сядь поближе, мы согреем друг друга. Может, мы и не ладим, но нам все-таки нужно выбраться отсюда живыми.

Я не возражаю. Придвигаюсь ближе, и наши плечи соприкасаются. Вот так намного теплее.

— Как ты думаешь, почему он выбрал нас? — тихо спрашиваю я, подтягивая колени к груди.

— Пока лучшее из предположений — потому что мы враги, — говорит он. — Мы постоянно цапаемся, то есть делаем именно то, что он хочет. Играем в его игру.

— Но почему мы? Почему не какая-то другая расставшаяся пара?

— Может, нам просто не повезло.

Но не может же все быть так просто. Нет, тот, кто спланировал что-то настолько детальное, вряд ли просто выбрал бы двух случайных людей. От мысли, что он наблюдает за нами уже Бог знает сколько времени, у меня по коже бегут мурашки.

Я прикусываю нижнюю губу.

— Прости, Ноа.

— За что?

— За то, что я так плохо с этим справилась, показала себя такой слабой и жалкой.

Ноа не отвечает, и это похоже на удар в живот.

— Ты не жалкая и не слабая, — наконец говорит он низким и хриплым голосом. — Ты растеряна, ты просто не знаешь, кто ты. Есть разница.

Я не уверена, что это так. И от его слов мне немного больно, даже несмотря на то, что он как будто бы прав. Он видел, через что я прошла с Ба. Он видел, как это повлияло на меня. Я должна была измениться, потому что причиняла людям боль. Так что я не растеряна. Я просто уже другая.

— Я боюсь, что не смогу справиться, — тихо говорю я.

Это не вопрос, а констатация факта.

— Я тоже, — тихо говорит Ноа.

Это я не ожидала от него услышать. Я понимаю, что он, должно быть, устал. Он не только пытается понять эту ужасную ситуацию, но и имеет дело со мной. И, может, это из-за меня мы не выберемся отсюда живыми? Что, если я подведу Ноа? Себя? Что, если Ноа пострадает, потому что я не смогу справиться с тем, что нас ждет?

Может, они все ошибаются.

Может, я справлюсь.

Возможно, у меня не будет выбора.

— Я не собираюсь сдаваться, — тихо говорю я. — Я растеряна, да, сегодня я сорвалась, но я не сдамся.

— Дело не в физическом противостоянии, Лара. Речь идет о гораздо большем. Этот ублюдок будет целиться в твои слабые места. Ты можешь драться, это факт, но ты боишься насилия, ты пасуешь перед ним, и он рассчитывает на это. Если я прав, то он сделает меня своей целью, чтобы помучить тебя.

— Я ему не позволю, — вызывающе говорю я. — Я сделаю что угодно, но не позволю ему, Ноа.

Он вздыхает в темноте.

— Ты не можешь изменить себя, Лара.

Я замолкаю.

— Мы оба знаем, что могу.

На это у него нет ответа.

— Ты хоть примерно представляешь, что мы будем делать? — спрашиваю я, меняя тему после нескольких минут молчания.

— Я все еще пытаюсь понять. Я не знаю, как он следит за нами, но могу гарантировать, что это так.

— Думаешь, он нас слышит?

— О, да, этот ублюдок нас слышит. Наверное, сидит сейчас там и дрочит от радости. Тупой ублюдок.

Я сглатываю. Как кто-то может нас слышать, видеть, а мы об этом не знаем? Слышать каждое слово, всё, о чем мы говорим.

Он всегда будет на шаг впереди нас.

— И как же нам тогда перехитрить его? — спрашиваю я.

Ноа наклоняется ближе, так близко, что я вздрагиваю. Убирает волосы с моей шеи и шепчет так тихо, что я едва слышу:

— Даже самая крутая техника не услышит шепота.

Я дрожу. От его дыхания на моей шее искры бегут вниз по позвоночнику и оседают где-то внизу живота. Я закрываю глаза и сглатываю, затем киваю и отстраняюсь.

После мы оба молчим.

Что тут скажешь?

Я подношу чашку с кофе к губам, и руки дрожат от возбуждения, когда я наблюдаю, как они засыпают рядом друг с другом.

Он напряжен. Он знает, что я его вижу и слышу. Он просто не знает как, и это убивает его.

Да, он таков, любит контроль. Ему нравится знать, что у него все под контролем, и он не может понять меня.

Более того, он зол. На меня. И на себя, но в основном на нее. Он пытается не злиться, но он там — гнев. Похож на кипящий котел, медленно булькающий, пока в конце концов не грянет взрыв.

И когда они начнут противостоять друг другу, это будет именно то, чего я хочу.

Из-за него она сомневается в себе. Чувствует себя слабой. Жалкой.

Мне не нужно ее ломать, он сделает это за меня.

И он будет понимать, что это — часть моей игры, но ничего не сможет с собой поделать.

С моих губ срывается смешок. Еще два дня, мои милые игроки, и мы начнем.

Еще два дня.

Я засыпаю, положив голову на плечо Ноа, согреваясь его теплом. Я вымотана, или это наркотики еще действуют на мой организм, но как бы то ни было, за ночь я даже ни разу не шевельнулась.

Утром я просыпаюсь от движения Ноа рядом и пения поющих высоко в кронах птиц. Несколько секунд я моргаю и потираю глаза, пытаясь сфокусироваться. Мы все еще сидим у дерева, но рукой Ноа обнимает меня, прижимает к себе. Мы все еще здесь. Это не сон. В горле встает комок, сердце замирает. Я пытаюсь сдержать слезы, когда осознание снова накрывает меня волной. Не знаю, о чем я думала, но в глубине души я все-таки надеялась, что сегодня проснусь — и все закончится.