— Лучше спустись и перевяжи своего друга, Лара. Теперь, когда он ранен, мне даже интересно, как хорошо ты сможешь защитить себя. И кстати, я так рад снова тебя видеть.

Он огибает дерево, и я вижу, что он смотрит прямо на меня. Он ухмыляется, и страх сдавливает мне горло.

Через секунду Брайс поворачивается, садится на мотоцикл и исчезает в лесу.

Нет.

Я жду несколько минут, прежде чем спуститься с дерева. Уже у самой земли я теряю опору. Не рискуя упасть на раненую ногу, я решаю приземлиться на бок. Резкий вздох вырывается из моей груди, и несколько секунд я просто лежу, пытаясь отдышаться. Я хватаюсь за живот, делаю несколько глубоких вдохов, а затем перекатываюсь и встаю. Я бегу к Ноа: он держится за ногу, лицо бледное, он хватает ртом воздух. Боже. Нет.

— Ноа! — кричу я, падая на колени рядом с ним.

Так много крови. Она пропитывает его джинсы, стекает между пальцев. Мне нужно остановить ее, я должна остановить ее сейчас. Я не думаю, даже не позволяю себе испугаться. Я срываю повязку со своей едва зажившей раны и плотно обматываю ее вокруг его ноги, пытаясь остановить кровь.

— Я не могу обработать рану, пока не остановится кровь.

Он ничего не говорит. Он такой бледный.

— Ноа. Эй, посмотри на меня.

Наши взгляды встречаются, и от боли, которую я вижу в его глазах, мне хочется схватить его в охапку и бежать.

— Ноа, с тобой все будет хорошо. Мы остановим кровь, и я обработаю рану.

Он ничего не говорит. Ему так больно. Я вижу это. Слышу это в его тяжелом дыхании.

Я сжимаю руками повязку и крепко держу ее. Кровь пачкает мои руки, но мне все равно. Мысль о том, что я могу потерять Ноа, намного сильнее страха перед кровью. Я не знаю, сколько времени должно пройти, чтобы кровь перестала течь, но, кажется, так сразу не получится. Мне нужно больше давления. Я убираю руки, разрываю остатки его рубашки и крепко завязываю вокруг ноги.

Натягиваю ткань так сильно, как только могу, чтобы сделать повязку туже. Это занимает несколько минут, но, кажется, помогает. Мне надо придумать, как очистить рану, чтобы попытаться предотвратить инфицирование. Боже, а что, если пуля все еще там?

Его нога вся в крови. Мне придется смыть ее, чтобы увидеть, что там такое. Меня радует, что вокруг самой раны кровь уже густая и свернувшаяся. Это значит, что мы остановили кровотечение.

— Я намочу ткань в ручье. Обработаю рану.

Я встаю и, собрав как можно больше обрывков ткани, бегу к ручью. Боже, спасибо тебе за ручей, потому что без него мы, вероятно, были бы уже мертвы. Я падаю на колени — боль в ноге просто взрывается — и отстирываю с ткани кровь, пока не смываю столько, сколько смогу смыть. Не став даже отжимать ткань, я бегу обратно. С нее капает вода, мне нужно много воды.

Когда я возвращаюсь и опускаюсь на колени перед Ноа, его прекрасные, полные боли глаза находят мои.

— Посмотрите-ка на нее, — хрипит он, и в его голосе такая мука, что мне больно это слышать. — Ты прямо как настоящий выживальщик.

Я слабо улыбаюсь.

— Кажется, он недооценил меня, да?

— Думаю, да.

Я снова смотрю на его ногу, беру первый пропитанный водой обрывок ткани и начинаю вытирать. Он не издает ни звука, когда я очищаю рану, но его руки, лежащие по бокам, сжаты в кулаки, челюсти буквально сведены. Я продолжаю работать. Смываю столько крови, сколько могу, а затем осторожно прикладываю мокрый кусок своей рубашки к его ране. Ноа шипит сквозь зубы, и я поднимаю взгляд, чувствуя себя ужасно.

— Прости.

Он не отвечает.

Я его не виню.

Убираю ткань и изучаю рану. К счастью, пулевое отверстие чистое.

— Мне нужно, чтобы ты поднял ногу. Мне надо посмотреть, вышла ли пуля.

— Она вышла, — выдавливает он. — Я почувствовал, как она упала, когда ты закатала мои джинсы.

Боже, я знаю, как это больно. Но это к лучшему.

— Я не знаю, задела ли пуля кость, но она прошла ужасно близко. Остается надеяться, что повреждены только мышцы, как у меня. Это будет чертовски больно, но если я могу это сделать, то и ты сможешь.

Я сочувственно улыбаюсь ему, и он сухо кивает.

— Я постараюсь очистить рану как можно лучше. Потом сполосну ткань, высушу и наложу ее как повязку. Это лучшее, что можно сделать.

— Тебе надо забинтовать и свою ногу. Твоя рана кровоточит.

Я смотрю вниз, и, конечно же, моя нога покрыта кровью. Должно быть, я задела рану, пока бегала туда-сюда. Неважно.

— Придумаю что-нибудь, — говорю я, протягивая руку за влажной тканью и возвращаясь к ране Ноа.

Я снова смачиваю ткань водой и выжимаю ее ему на ногу, смывая остатки крови. Я делаю это до тех пор, пока рана не становится чистой, насколько это возможно. Потом наклоняюсь, собираю ткань и снова бросаюсь к ручью. Снова смываю кровь. На этот раз ее стало намного меньше.

Вернувшись, я развешиваю одежду, надеясь, что она скоро высохнет. Не знаю, сколько у нас времени до возвращения Брайса, но нам нужно найти место, где можно спрятаться, иначе он прикончит нас. Ноа не может бежать, у него нет сил бороться прямо сейчас. Если мы не найдем безопасное место, то умрем. Вот так просто.

— Я сейчас перевяжу тебя, а потом нам нужно найти место, где можно спрятаться.

Он смотрит на меня.

— Ни хрена подобного. Я не стану прятаться.

— Ноа…

— Этот ублюдок хочет драки, он ее получит.

— Ноа…

— Мы постоянно прятались. И посмотри, к чему это привело?

— Но ты ранен, Ноа. Тебе нужно отдохнуть, иначе ты просто не сможешь ничего сделать.

— Так ты хочешь, чтобы я прятался и ждал, пока он вернется.

— Ну, вообще-то да, — говорю я.

— Так вот, я не буду этого делать.

— Ноа, боже мой! — кричу я. — Сейчас не время показывать свою гордость.

— Гордость? — Он горько смеется. — Ты думаешь, это из-за гордости?

— А разве нет? — возмущаюсь я, скрещивая руки на груди.

— Нет. Речь идет о выживании, Лара.

Я качаю головой, отводя взгляд.

— Он победил меня, Лара. Он ранил меня, — говорит Ноа низким голосом. — А если тебя некому будет защитить...

— Не говори так, — перебиваю я. — Мы пройдем через это, но только если не будем сдаваться. Одежда скоро высохнет. Тогда мы пойдем.

— Тебе нужно снова надеть штаны.

— Нет, это хорошая повязка для твоей ноги. Я выживу и без них.

— Лара…

— Я не собираюсь с тобой спорить, Ноа. С учетом сложившейся ситуации, насколько важна одежда, ну вот честно?

Ноа сжимает челюсть.

Я молчу.

— Откуда ты знаешь его имя? — спрашиваю я.

— Несколько месяцев назад он пришел в участок и попросился на работу. Боже, я уже тогда подумал, что с ним что-то не так. Слишком идеальный, понимаешь? В нем было что-то фальшивое, и его взгляд, то, как он на меня смотрел... Было в нем что-то угрожающее. Я должен был догадаться.

— Он был рядом все это время. Он звонил в 911 в тот вечер, когда умерла Ба, он встречался с Рейчел, и я помню, как однажды утром он разговаривал со мной в «Старбаксе». Он просто был рядом все это время, наблюдая за нами. А мы не знали.

Ноа кажется сердитым. Наверняка это потому, что оказалось, что кто-то может вот так запросто подобраться к нам без нашего ведома.

— Я должен был догадаться, — рычит он.

— Он ведь не сказал ничего такого, Ноа. Мы не могли догадаться.

Я нахожу дерево и сажусь, прислонившись к нему, стараясь не обращать внимания на боль в ноге. Вчера вечером мы были почти уверены, что одержали верх. Теперь нам просто надо не сдаваться.

Мы должны.

Мы не сдадимся.

Когда одежда высыхает, я как можно лучше перевязываю ногу Ноа. Промываю свою рану и тоже перевязываю. Моя нога немного покраснела и кажется воспаленной, но я надеюсь, это потому, что я бегала по лесу и просто растревожила рану. Я не могу справиться с инфекцией прямо сейчас.

Я помогаю Ноа подняться на ноги, и его тело застывает от боли после первого шага.