— И к-к-как ты собираешься его вытащить?

Он бросает на меня полный муки взгляд.

— Будет больно, детка.

В глазах стоят слезы, но я делаю судорожный вдох и говорю:

— То, что он задумал, еще больнее. Давай сделаем это.

Ноа делает шаг вперед и обхватывает мое лицо ладонями, проводя большим пальцем по щеке.

— Прекрасная, смелая Лара.

Моя нижняя губа дрожит.

Он наклоняется и целует меня, долго, глубоко и чувственно. Я запускаю руки в его волосы и целую в ответ. Мне надоело сдерживаться. Суровая реальность такова, что мы можем умереть в любую минуту, и я не собираюсь больше тратить время, притворяясь, что не влюблена в этого мужчину.

— Ноа, — шепчу я ему в губы. — Я люблю тебя.

Он дергается и отстраняется, глядя на меня. Его глаза вспыхивают, и он говорит низким, хриплым голосом:

— Скажи мне это снова, когда мы выберемся отсюда.

Я слабо улыбаюсь ему.

Он дает мне цель.

Меня это устраивает.

— Будет больно, детка. Прости.

Я закрываю глаза, сжимаю зубы и жду боли. Я знаю, что будет больно. Знаю, потому что провела последний час вместе с Ноа, разыскивая что-то достаточно острое, чтобы можно было проткнуть кожу. Мы нашли остро обточенный камень и потом с помощью другого камня заострили его еще сильнее. При мысли о том, что этот камень будет вспарывать мою кожу, я испытываю тошноту.

Мы находим ручей и моем камень так тщательно, как только можем.

Я не знаю, достаточно ли этого.

Ноа касается моей шеи, и меня охватывает паника. Я наклоняюсь вперед.

— Я не думаю... не думаю, что смогу.

— Лара, посмотри на меня.

Он разворачивает меня к себе лицом и смотрит мне в глаза.

— Если я не вытащу это, он будет продолжать находить нас, и мы умрем. Ты этого хочешь?

— Конечно, нет, — огрызаюсь я и закрываю глаза. — Прости.

— Повернись, на счет три я его вытащу.

Мое тело дрожит, когда я поворачиваюсь, и Ноа снова ощупывает мою шею.

— Один, — говорит он тихим голосом.

Я крепко зажмуриваюсь.

— Два.

Он не говорит «три». Острая боль пронзает мою шею сзади, и я кричу, выгибая спину. Большой рукой Ноа обнимает меня за талию и притягивает к себе, другой рукой все еще сжимая мою шею. Камень падает на землю, и он сжимает мою шею чуть сильнее. Я стараюсь молчать, стиснув зубы от боли. Это нужно сделать.

— Достал. Эй, все кончено. Я достал его.

Ноа прижимает меня к себе, все еще обнимая за плечи. Затем прижимает к моей шее рубашку, которой я его вытирала. Ткань свежая и прохладная от воды. Она успокаивает пульсирующую боль. Ноа кладет голову мне на плечо и целует в щеку.

— Все хорошо. Все кончено.

Моя дрожь утихает, и я поворачиваюсь, прижимаясь головой к его груди. Он держит меня так довольно долго — его большие руки обнимают меня, большое тело дает мне утешение. Его рука все еще лежит у меня на затылке, и через некоторое время он убирает ее, мягко разворачивает меня спиной и осматривает рану.

— Крови уже нет.

— Можно... можно мне посмотреть?

Ноа раскрывает ладонь: крошечное, покрытое кровью устройство лежит в его руке. Оно не больше рисового зерна и серое. Ну, я думаю, что оно серое. Трудно сказать. Руки Ноа покрыты кровью.

— Твои руки... — пищу я.

Он вытирает их о джинсы.

— Ты должна вытащить мой трекер. Этот придурок поймет, что мы удалили их, когда вернется, и наверняка просто с ума сойдет от ярости. Он может вернуться раньше, так что нам нужно спешить.

Эта мысль настолько пугает меня, что я наклоняюсь и поднимаю камень. Я выливаю на камень воду из кокоса, чтобы очистить его. Затем смотрю на Ноа.

Он поворачивается, и я тянусь к его густой гриве волос и провожу рукой вниз, пока не достигаю основания его шеи. Я нахожу крошечный имплантат.

— Как мне это сделать? — спрашиваю я, борясь с подступающей к горлу желчью.

— Тебе нужно взять его в пальцы и использовать камень, чтобы надрезать кожу. И просто вытаскивай.

Я сглатываю и делаю глубокий вдох, затем использую камень, чтобы разрезать кожу. Ноа вздрагивает, но не издает ни звука. Я знаю, что это больно — я только что пережила это сама — и его стойкость удивляет меня. Такой стойкий. Кровь хлещет из раны, и мне приходится закрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы не потерять сознание. У меня кружится голова, но я сосредотачиваюсь. Я должна быть сильной ради Ноа.

Открываю глаза и сжимаю пальцы. Маленькое устройство выскакивает из раны, и я ловлю его пальцами, борясь с головокружением. Я прижимаю прохладную рубашку к ране и отворачиваюсь. Там так много крови. Закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на дыхании. Я уже пережила кое-что похуже этого. Я не могу позволить этому сломать меня. Нет. Теперь я сильнее.

Я могу это сделать.

Делаю неглубокий, прерывистый вдох, а затем еще один, пока снова не успокаиваюсь.

Через несколько минут мое дыхание становится достаточно спокойным, и я выпрямляюсь и протягиваю Ноа устройство. Он изучает его, затем бросает оба трекера в ручей. Смотрит на деревья, где, как он знает, стоят камеры.

— Теперь игра начинается по-настоящему.

Ноа показывает камерам средний палец. Не могу сказать, что осуждаю его.

— А если их больше? — спрашиваю я.

— Иди сюда, мы проверим друг друга.

В течение следующих двадцати минут мы водим руками по телу друг друга, отыскивая устройства. Единственный способ узнать, есть ли еще какое-нибудь устройство, — это убежать и посмотреть, как быстро он нас найдет.

— И каков теперь план? — спрашиваю я, глядя вверх, когда солнце начинает садиться.

— Мы в относительной безопасности на эту ночь, и нам обоим нужно отдохнуть. Он будет следить за нами с помощью камер, так что нам придется снова подняться на деревья.

Мое сердце замирает.

Я не хочу лазить по деревьям. Я хочу спать. Есть. Чувствовать себя в безопасности.

— Я знаю, что ты не хочешь, но мы должны.

Я знаю, что он прав.

— Чуть дальше есть несколько крепких деревьев, достаточно хороших, чтобы мы могли немного отдохнуть. Как твоя нога?

— Лучше, чем было.

— Ладно. Идем, пока солнце не зашло.

— А как насчет мотоцикла?

— Мы могли бы спрятать его, но если он смог установить на нас трекеры, уверен, на мотоцикле тоже есть один. Быть наверху — единственный выход.

Я вздыхаю, и мы направляемся к ближайшему самому низкому дереву. Мне требуется десять минут, чтобы добраться до вершины, и нога пульсирует сильнее с каждой секундой, но я не жалуюсь. Раны Ноа не так тяжелы, и если мы постараемся держать их в чистоте, инфекции не будет.

Ноа наклоняется ко мне, когда мы забираемся на второе дерево.

— Он все еще слышит нас по камерам, так что не говори без крайней необходимости. Нам нужно двигаться как можно тише, иначе он будет следить за нами по звуку.

Я киваю.

Мы осторожно двигаемся между деревьями, и, честно говоря, если у этого ублюдка нет слуха супергероя, не думаю, что он сможет услышать нас среди птиц, чирикающих вокруг, и свиста ветра. Солнце клонится к закату, и мы уходим так далеко, как можем, не вызывая слишком много шума. Проводим в пути еще полтора часа, прежде чем решаем остановиться.

Мы перебрались, наверное, через сорок деревьев, но в плане расстояния — это вовсе не так далеко, как хотелось бы. Тем не менее, это лучшее, что у нас есть на данный момент.

Ноа находит очень толстую ветку, на которой мы можем легко сидеть, и, как и в прошлый раз, прижимается спиной к стволу, а я усаживаюсь у него между ног, прижимаясь ближе. Он наклоняется к моему уху и шепчет:

— Как только взойдет солнце, я собираюсь проверить одну из камер. Хочу посмотреть, смогу ли их вырубить.

Я поворачиваю голову, и он наклоняется, чтобы я могла прошептать в ответ:

— Как ты думаешь, они связаны друг с другом?

— Я не уверен; мне нужно взглянуть на них поближе. Если получится добраться до одной из них так, чтобы он не видел, то смогу отключить часть камер. Сбить его с толку.