— Мне кажется, это хуже всего.

Он смотрит на меня сверху вниз и целует в лоб.

— Что именно?

— Когда ты спасаешься, преодолеваешь опасность, тебе нужно время, чтобы прийти в себя. Но люди, они хотят получить ответы. Они повсюду. Ученые. Полиция. Эти больницы...

— Я понимаю, — бормочет он. — Но сейчас мы здесь, а не там.

— И друг у друга есть мы, — мягко напоминаю я, протягивая руку и поглаживая его подбородок.

— Так что ты скажешь, если мы немного поспим, друг с другом?

Мое сердце трепещет.

— Я скажу: «Я только за».

Он берет меня за руку и ведет в свою спальню. Я смотрю на знакомую кровать, и на сердце теплеет. Мы раздеваемся, забираемся в кровать и прижимаемся друг к другу. Это единственный способ, которым мы можем успокоить друг друга, хоть я и не понимаю до конца почему. Наверное, потому, что мы чувствовали себя в безопасности в этом ужасном месте только тогда, когда были в объятиях друг друга.

— Я люблю тебя, Лара, — шепчет Ноа мне в затылок.

— Я тоже тебя люблю.

И впервые за несколько недель я засыпаю с мыслью, что, может быть, все будет хорошо.

Может быть.

Я выставляю копье перед собой.

— Не подходи ко мне! — кричу я, и голос выдает меня слабостью и дрожью.

Он снова смеется.

— Серьезно, Лара?

Я делаю шаг назад. Он улыбается и подходит ближе.

— Может, мне стоит отрезать какую-то часть твоего тела, что-нибудь существенное. Например, палец? Что скажешь?

Я молчу и просто снова пытаюсь его ударить. Вблизи я вижу, какой он огромный, все его тело — сплошные мышцы. Я маленькая, не спортивная, но на моей стороне страх и сильное желание жить. Я целюсь копьем в сердце этого ублюдка, но прежде, чем оно успевает коснуться его груди, он хватает меня за запястье. Выкручивает руку, и копье вываливается из моей руки. Я остаюсь ни с чем.

Смех наполняет воздух, когда он тянет меня за руку, все ближе.

— Нет! — кричу я. — Нет!

С диким хохотом он подносит нож ближе. Я извиваюсь, пинаюсь и дергаюсь, но он силен и не отпускает меня.

— Лара! Эй!

Я резко подскакиваю, пот стекает по моему лицу и пропитывает одеяло.

Здесь темно.

Где я?

Паника сжимает мою грудь, и я начинаю лихорадочно ощупывать все вокруг, пытаясь понять, что происходит.

Он здесь? Боже. Он нашел меня? Но ведь я спряталась! Как он нашел меня так быстро?

Ноа? Ноа!

— Лара!

Мои зубы стучат, тело дрожит. Я моргаю несколько раз, медленно приходя в себя. Мягкая кровать подо мной. Руки Ноа на моих плечах. Все кончено. Брайс мертв. Мы вырвались. Мы в безопасности. Мы спаслись. Я убила его. Я убила его.

— Ноа? — хрипло выдыхаю я. — Он... он мертв?

— Детка, он мертв. Все хорошо. Это был сон.

Сон.

Просто сон.

— Это было так реально, — хрипло говорю я. — Я принимала снотворное в больнице, и мне ничего не снилось, Ноа, совсем ничего. Я хочу, чтобы это прошло. Я не хочу видеть это каждый раз, когда закрываю глаза.

— Потом будет легче, — говорит Ноа, проводя пальцами по моим волосам. — Обязательно будет, детка. Клянусь.

— Я буду слышать его всю оставшуюся жизнь? Видеть его за каждым углом? Каждый раз, когда закрываю глаза?

— Нет, — тихо отвечает Ноа. — Нет, не будешь.

Я утыкаюсь в него носом, нуждаясь в нем, нуждаясь в близости. Я хочу всегда быть с ним. Он нужен мне, чтобы спастись от кошмара. Чтобы мне стало лучше. Чтобы я поверила, что этого кошмара не было. Чтобы забыла, хоть на секунду.

— Ноа, — шепчу я, дрожа в его объятиях. — Займись со мной любовью.

— Лара, — стонет он. — Я не...

— Пожалуйста. Мне это нужно. Ты мне нужен. Это единственное, что он не смог у нас отнять. Нам придется пережить это снова завтра в полицейском участке. Так что, пожалуйста, дай мне это.

Он поворачивает голову. Я откидываюсь назад, и его губы касаются моих, сначала мягко, но постепенно усиливая давление, пока наши языки не сплетаются в медленном, глубоком безумии. Он обнимает меня, прижимая к своему большому телу, и, не прекращая целовать, устраивается между моих ног. Он такой горячий, такой твердый, это слишком хорошо. Член Ноа прижимается к моему клитору. Жесткий и готовый.

Оторвавшись от моего рта, он скользит губами по моей челюсти и шее, останавливаясь на ключице, прежде чем спуститься к груди. Ноа нежно посасывает один сосок, потом другой, втягивая каждый в рот. Его руки ласкают меня, нежно, страстно, и все это время его член трется о мой клитор, дразнит меня, сводит меня с ума. Я всхлипываю ему в рот, когда его губы снова находят мои, и он хватает меня за волосы и оттягивает голову назад, чтобы проложить дорожку поцелуев по моей шее.

— Пожалуйста, — всхлипываю я. — Пожалуйста, Ноа.

— Пожалуйста что? — хрипло выдыхает он, прикусывая мой подбородок.

— Мне нужно, чтобы ты был внутри меня.

— Тогда я дам тебе это.

Он тянется, закидывает мою ногу себе на бедро, а затем скользит в меня, миллиметр за миллиметром, так мучительно медленно. Такой большой, такой твердый. Я задыхаюсь, скольжу пальцами по его спине, лаская его кожу, когда он наполняет меня. Он такой сильный. Властный. Невероятно мощный. Его рука все еще в моих волосах, и пальцы сжимаются и разжимаются от удовольствия.

— Ноа, — выдыхаю я, выгибаясь ему навстречу.

— Блядь. Да, — рычит он, заполняя меня полностью.

Потом Ноа занимается со мной любовью, сначала медленно и уверенно, но затем страсть берет верх: я скольжу ногтями по его коже, он тянет меня за волосы, и занятие любовью превращается в трах. Яростный, дикий трах. Я выгибаюсь ему навстречу, выкрикивая его имя, когда сильнейший оргазм сотрясает мое тело. Мои ноги дрожат, колени дрожат, ладони потеют, и я снова кричу его имя, пока блаженство поглощает меня волна за волной.

Его оргазм такой же сильный, как и мой: его тело выгибается, мышцы сжимаются, и он выдыхает мое имя, а потом опускается на меня, прижимаясь лбом к моему лбу.

Мы не чувствуем боли. По-хорошему, нам должно быть больно, ведь раны еще не зажили, но боли нет. У нас было так много боли, что это просто ничто. Ничто. Ноа — это все, что мне нужно, он все, что я вижу, все, что я чувствую, и я буду рядом с ним всегда.

— Если это помогает избавиться от кошмаров, — бормочет он мне в губы, — я за то, чтобы мы делали это постоянно.

Я тихо смеюсь.

— Я тоже.

Я тоже.

— Мне не по себе, — шепчу я, вылезая из машины и оглядываясь на дорогу, которую нам нужно пересечь, чтобы добраться до полицейского участка.

— Все будет хорошо. Мы должны научиться жить дальше, Лара. Сегодня тот день, когда пора начинать, — говорит Ноа, помогая мне встать на ноги и сжимая мою руку, когда закрывает за мной дверь.

— А что, если они меня арестуют?

— Ты убила человека, который охотился за тобой. Они не арестуют тебя. Верь мне.

— Я убила человека.

Он останавливается и берет меня за подбородок.

— Ты спасла наши жизни, ты выживала, они не посадят тебя за это в тюрьму.

Мы делаем несколько шагов вперед, и я оглядываюсь вокруг, ожидая, что кто-то из прохожих что-то скажет. Но никто ничего не говорит. Они проходят мимо нас, как будто мы просто какие-то прохожие. Им все равно. С чего должно быть иначе? Мы — главная новость прошлой недели. С тех пор произошло много всего, и никому мы уже не интересны. По крайней мере, в этом я себя и убеждаю.

Мы переходим дорогу, и вдруг теплый воздух наполняет знакомый звук. Мое тело немеет. Это низкий гул, и он становится все громче и громче. Я слышу его в гуле машин. Автобусов. В болтовне проходящих мимо людей. Все остальное исчезает по мере того, как звук становится все громче и громче. Мое тело коченеет, в ушах звенит, кожу покалывает, и я не могу пошевелиться.