Сама…

А если морин подведет в самый неподходящий момент?

А если ее сдадут Фолсу раньше времени?

А если…

Шаги. Топот ног, бьющий по ушам, приблизился, скрипнула, открываясь, дверь спальни. Пятая успела выключить инфосайты, просмотр которых могли счесть подозрительным, и углубилась в чтение статьи о новом теракте на Гаирдаре. Едва гости шагнули в комнату, альфа встала, развернулась к вошедшим лицом и застыла в ожидании приказа. Синие нити спрятались в глубь тела, звуки стали ощущаться мягче. Глаза быстро прошлись по гостям, отмечая каждую мелочь.

Пятеро. Фолс, Гузель, три санитара. Доктор включил наладонный виртбук, Гузель неторопливо осматривала симбионта, не торопясь приближаться, санитары молча стояли за их спинами, положив руки на рукояти веревок с электрическим разрядом. «Они больше походят на кнут,» — подумала вдруг Пятая, смотря за белые кольца, подобно шетским змеям замершие у мужской талии. На Шете когда-то домашние змейки были одним из видов оружия.

В коридоре было шумно, сновали кураторы, санитары, медсестры, протопал куда-то Клаус, таща за собой упирающуюся Беллу. Слишком много людей, чтобы оказать сопротивление и сбежать.

Белла…

Пятая поняла, что ничего не вышло. И здесь, сейчас ей вынесут приговор за то, что она еще даже не сделала. Только задумала. Пятая ждала. Выжидание порой самая беспроигрышная тактика. И покорность. Покорность — особенно.

— Ложись на кровать, — приказал Фолс тем же тоном, которым говорил с ней после операции. В голове тут же заиграла мелодия таки-ока-но. Ядро сжалось, ноги сами понесли ее к кровати.

— Расстегни комбинезон.

Она выполнила приказ. Гузель подошла к ней, положила руку ей под грудь. Туда, где когда-то, после «перерождения», исходил синей слизью операционный шов.

— Вы уверены? — не оборачиваясь, спросила она у Фолса.

— Ты хотела особое задание, — напомнил тот сухо.

Медсестра села на край кровати, достала из кармана коробку с тремя шприцами, взяла один из них, с золотистой жидкостью внутри.

Если бы альфы умели бояться, Пятая сейчас затряслась бы от ужаса. Нет, она страшилась не смерти. Неисполненного. Чертами лица Клаус слишком сильно походил на ее младшего брата.

Если бы она думала, что морины умеют бояться, то трепетание в груди проклятого ядра приняла бы за выражение страха. Но разве не морин отобрал у нее все чувства?

И Пятая спокойно лежала, не отводя взгляда от приближающейся к ее телу иглы, и мысленно повторяла придуманное еще восемь лет назад заклинание: «Работай, тварь, работай, тварь, работай, тварь, не подводи!»

Тварь жалась к ее сердцу.

А потом игла вонзилась в оба тела, инъекция попала в кровь, и окружающий мир для симбионта класса «альфа» за номером 192-5 померк…

Боль.

Она разлилась по телу, вгрызаясь в каждую клетку организма. Словно миллиарды ультратонких игл одновременно вонзились во все органы и системы. На мгновение альфа захлебнулась этой болью, но инстинктивно сжала челюсти, пытаясь не выдать ни звука в окружающее пространство. Инстинкт самосохранения сработал, как всегда, автоматически.

Тишина.

Тишина пугала больше боли. Боль была наградой, редкой и удивительной, единственным чувством, что изредка посещало Пятую. Отсутствие звуков могло значить только одно: что-то не так с тварью, которая засела в ее груди. Раньше Альфа-192-5 могла бы принять эту новость с некоторым… почти злорадством, но теперь в ее планах отводилось слишком много места способностям, которые дал ее телу морин. Нет, тварь должна жить! Должна!

Боль исчезла. В груди заворочалось нечто склизкое, медленно, неторопливо, словно просыпаясь. Альфа с облегчением почувствовала, как в мозг поступают данные: через две комнаты кто-то мешал ложкой чай в керамической кружке с толстыми стенками, еще в одной спальне лилась вода, в остальных помещениях было либо пусто, либо слышалось мерное дыхание спящих симбионтов. Хорошо.

Пятая попробовала встать. Тело слушалось плохо, с кровати пришлось не вскочить слитным движением, как она привыкла делать, а сползти сначала на пол. Там альфа кое-как стала на четвереньки, а потом, цепляясь руками сначала за кровать, а потом за стену, поднялась во весь рост. Что ж, тело двигалось, хоть и отвратительно. Перед глазами плыли темные пятна. Возможно, если подождать…

Пятая коснулась было уха, активируя голосовой переговорник, выполненный в форме сережки, чтобы посмотреть время, но вовремя отдернула руку. Коснется — и наверняка у доктора где-то сработает оповещение, что хозяин устройства активен. По этой же причине нельзя включать виртбук. Но который час? Успеет ли она выполнить задуманное, или время упущено?

Пятая стукнула себя по груди.

— Работай, тварь! Работай! Давай! Нахрена ты мне тогда нужна?

Волна боли опять прокатилась по телу. Сердце, оплетенное чужеродными нитями, забилось неровно, словно тварь дрожала. Альфа прикрыла глаза, пытаясь хоть так выровнять тело в пространстве, без взирания на кружащуюся комнату. Не помогло, вестибулярный аппарат не справлялся. Но через пару минут неподвижности ядро наконец пришло в себя. Нити впились в органы; зрение, слух, кожные рецепторы стабилизировались. Пятая приподняла веки. Мир перестал качаться, силуэты мебели четко вырисовывались в темной комнате, звуки, доносившиеся с этажа, были слышными, яркими.

Ее спальня. Необыкновенная удача. Отсюда действовать будет гораздо проще.

Альфа повертела руками, подпрыгнула, присела, пробуя возможности собственного тела. Вроде бы все было в норме. Все органы работали, руки-ноги слушались ее полноценно, без сбоев, с должной скоростью. Она шагнула к двери, прислушалась, вычленяя из общей массы гуманоидов неспящих в этот час.

— Ну что, тварь, не подведи! — напутствовала она зачем-то саму себя и толкнула дверь спальни.

Дверь не открылась.

В голове тут же возникли неприличные словесные конструкции на нескольких языках. Альфа побоялась прикасаться к электронному замку руками и вооружилась горой предметов из ящика шкафа. Минут через пять замок был побежден (то есть приведен в негодность), и строптивая дверь все-таки выпустила альфу в пустой коридор.

Стук ложки прекратился. Неизвестный пригубил чай.

Пятая быстро, бесшумно зашагала по серому полу. Поворот. Поворот. Голограмма часов над одной из дверей показывала половину двенадцатого. Альфа опаздывала. Если, конечно, ее ждали. Но если ждали — подождут еще.

Пятая прошла к ближайшему посту санитаров. Двое. Куда делся третий, неизвестно, но вряд ли он отошел надолго. Перед постом — широкая площадка, не позволяющая подобраться близко к пункту незамеченным. Шатающаяся по полуночным коридорам альфа — повод подать тревогу. Именно для таких случаев эти посты и установлены. Правда, подобных инцидентов за восемь лет было меньше пяти, но санитарные пункты никуда не убрали. А вдруг понадобятся? Пятая растянула непослушные губы в улыбке. Это "вдруг" настало, мальчики.

Она прислонилась к стене спиной, закрыла глаза, сконцентрировалась. Обозначила точку на теле, сосредоточила на ней внимание.

Рви!

Волна боли, дрожь, мерзкая слизь под сердцем.

Рви!

Рви!

Рви!!!

Нити пробили плечо, на мгновение показавшись во всей своей красе — тонкие, синие отвратительно блестящие в свете дежурных ламп — и тут же юркнули обратно в тело. Из раны под ключицей хлынула кровь.

Хорошо. Альфа размазала кровь по комбинезону, вымазала ей пшеничные волосы, легла на пол — и поползла.

— Какого х…? — воскликнул один из санитаров, высовываясь в дверь. Его глаза внимательно осматривали алые пятна на теле еле-еле ползущей к ним женщины, одетой в стандартный военный "домашний" комбинезон. — Ди…

Она резко подняла тело над полом, опираясь на руки, оттолкнулась, делая в воздухе сальто, приземлилась прямо перед амбалом и одним движением свернула ему шею. Второй потянулся было к оранжевой кнопке тревоги, но Пятая прыгнула внутрь комнаты, ударила ногой по его руке, перехватила вторую, тянущую из ножен большой нож, развернула его ладонь с лезвием к нему самому и воткнула сталь в незащищенное горло. Мужчина захрипел и кулем осел на пол.