На полу, сломанными куклами, лежат обездвиженные охранники, и я предпочитаю думать, что они не мертвы. В конце концов ни один из них не сделал мне ничего плохого, выполняя свою работу.

Не встречая на пути сопротивления, мы беспрепятственно добираемся до одной из боковых дверей. Та открыта нараспашку пожирая искусственный свет казенного заведения черной дырой безлунной ночи.

Свобода пахла влажной землей и озоном.

вдохнула поглубже, заполняя легкие вкусным, сладковатым воздухом. Пропитанный ароматами разнотравья и терпкого мускуса любимого, он мало напоминал приторный, горчащий на языке, опостылевший запах хлора и прогорклого жира. Я жадно пила его, пока не опьянела от избытка кислорода, а голова моя не пошла кругом.

Осторожно я сползла на землю и ступила на изумрудный ковер коротко остриженной травки. Ступни приятно холодило, и я забылась, поджимая пальцы, уперевшись головой в твердую грудь, пока беззвучные тени кружа вокруг настраивали маяк на обратную телепортацию.

— Позволь, Эва, — отстранился Тео, и я моментально замерзла.

Меня мелко колотило: зубы выбивали ритмичную дробь, пальцы дрожали, да чего уж там, весь ливер трясся…переполнивший меня адреналин требовал выхода, и я никак не могла расслабиться, хотя и чувствовала себя в относительной безопасности.

Теомир присел у моих ног и поочередно поднимая каждую — обул меня, шнуруя ботинки так как я люблю. На три с половиной петли. Я с трудом проглотила непрошенные, набежавшие от такой трогательной заботы слезы и широко улыбнулась.

— Я люблю тебя, Эва. — Услышала я. И вымучивать улыбку уже не пришлось. Тео взял меня за руку, и мы шагнули в замельтешивший голубоватыми переливами портал. Вокруг нас сгрудилось семеро в масках, окружив нас своими телами. Мне казалось их было больше, так много места они занимали.

— И я люблю, — ответила я тихо, куда-то в область сердца. Мой верс прижал меня покрепче, кивнул одному из мужчин и тот активировал запуск.

Усталость и нервное напряжение давали о себе знать.

Тем более после чертовой дюжины прыжков чрез бесконечное пространство Империи. И когда мы поздней ночью, которую большинство назвали бы очень ранним утром, наконец-то добрались до берлоги сопротивления, я практически упала в обморок на чужой, незнакомой кровати, забываясь тяжелым, мрачным сном без сновидений.

Просыпалась я нехотя, будто продираясь сквозь толщу мутной воды, безрезультатно силясь всплыть на освещенную ярким дневным солнцем, поверхность. Липкие щупальца сна неспеша расплелись, отпуская напряженный в тревоге разум, и я проснулась с хриплым всхлипом. С трудом сдерживая рыдания, что рвались наружу, я закусила ребро ладони, мыча и стеная, непрошенные слезы застилали глаза…

Накрывшая меня истерика закончилась так же быстро, как и началась — заботливые руки притянули меня к себе, убаюкивая, успокаивая. Длинные пальцы перебирали волосы, шепча глупости на ухо и меня отпустило. Стальной капкан, сжимающий в тиски мое сердце, постепенно разжался, возвращая мне самообладание и поблагодарив за поддержку, я отправилась в душ, о котором мечтала всё то время, что провела в камере.

Поразительно, как тонко меня чувствовал Тео. Он знал наверняка, что мне будет стыдно за эту мимолётную вспышку слабости и оставил меня одну, дабы я смогла сама решить, когда явиться пред светлые очи группе сопротивления диктатуре нового правительства.

Из сумбурного рассказа, которым Теомир развлекал меня пока мы, путая следы словно лисы, скрывались от погони Имперской СБ выходило следующее: Император жив и здоров. Физически. А вот его психическое состояние оставляет желать лучшего. Уже некоторое время самодержец, путаясь в собственных приказах, сменял гнев на милость по пять раз на дню (а порой и чаще).

Он то приближал к себе одно семейство, то другое, то казнил всех единомышленников, то миловал политических заключенных, то увеличивал налог на роскошь, то объявлял войну уже завоеванным (его предками) планетам. Во дворце появились какие-то странные типы, шарящие по углам и сующие свой нос абсолютно везде, от личных покоев знати до коморок прислуги.

Императора Кассиуса швыряло из крайности в крайность, словно марионетку в руках неуравновешенного кукловода, да вот только кто именно вертит вагой* так и остается тайной за семью печатями. Даже когда Правитель был уверен в том, что его сын погиб, а на секундочку, ребята выбирались с Альема почти пять месяцев с погрешностью на разницу времяисчисления, имя нового наследника (а кому еще выгодно безумие Вседержителя?) названо так и не было.

Импичмент его сторонники задавили в зародыше, всё еще надеясь на то, что деспотичный и расчетливый, но мудрый и рассудительный правитель вернется, признает законного наследника и сложит полномочия в пользу сына. Да вот только чем больше проходило времени с первого приступа, тем меньше оставалось иллюзий относительного того, что всё еще вернется на круги своя.

Я как раз шнуровала уютные ботиночки из мягкой кожи, когда дверь решительно распахнулась, глухо ударяясь о стену и не дожидаясь моего «войдите» в комнату ворвалась Габи. Увидев меня, она сдавленно вскрикнула и бросилась тискать меня, орошая мою грудь горючими слезами.

— Простиииии меня, — услышала я меж всхлипами, — прости-ии-иии. Я дрянная подруга и…ик…и законченная эгои-иик-ииисткааааа. Ик. Я сделала эту глупость не подууууумав. Поставила свои желаааания выше ваших жизней. — За всхлипами и участившейся икотой я с трудом разбирала слова, но отчего-то я совершенно не злилась на подругу. Кто живёт в стеклянном доме — редко кидает камни, вот и сейчас…я была просто рада видеть эту сопливую дурочку, а от того покрепче сжала её в объятиях и сказала то, что хотела сказать давно:

— Мне не повезло с сестрой, знаешь ли, — Габи согласно закивала, часто-часто. Крупные, обрамляющие раскрасневшееся от слез личико, кудри колыхались в такт, — и попав в Академию не думала, что найду её, пусть не по крови. Ты мне куда как ближе, и я, так и быть, милостиво прощаю тебя…но если ты когда-нибудь еще выкинешь что-то подобное, я найду тебя, как бы далеко ты не спряталась, и надеру твою аппетитную задницу, даже если это будет задница Императрицы. Договор?

— Договор, — в последний раз всхлипнула Габи и вновь крепко обняла меня, перекрывая доступ к кислороду. — В случае чего, я сама сниму штаны. Пойдем, я познакомлю тебя со всеми…

И она действительно познакомила.

Некоторых я знала, о других лишь слышала, но каждый из них был во истину выдающейся в Империи личностью. Одиозные политики, главы высших, приближенных ранее к Правителю семейств, богатейшие промышленники, и конечно их семьи. Всего около тридцати человек, но это были одни из самых влиятельных людей огромнейшей Империи.

Непринужденная беседа за столом то и дело касалась происходящего во дворце, но ни один из них не выглядел испуганным, смущенным или паникующим. Эти люди привыкли решать непростые задачи, вот и сейчас, они воспринимали эту ситуацию как брошенный им вызов, как очередное сложное, но преодолимое препятствие, как новую возможность.

И нет, это не был круг единомышленников, ближайших друзей, да даже просто старых знакомых, объединённых общим прошлым — этих людей крепко связали и надежно переплели непростые обстоятельства и безрадостные реалии. Два ближайших советника Императора в бытность непримиримые соперники теперь восседали за одним столом, когда всего годом ранее их нахождение на одной планете уже считалось из ряда вон выходящим событием.

Напряжение меж ними не спало, да вот только деваться им было некуда, и вечные антагонисты миролюбиво попивали кофе, по крайней мере очень пытались. Семью одного из них Император сослал Квору, планету-тюрьму, планету-колонию, планету, где держали самых опасных преступников, к коим внезапно причислили и политических заключенных. Можно только представить, что могло бы с ними случиться (честно говоря, моё богатое воображение здесь не справлялось), кстати душка Ор был одним из многочисленных отпрысков сего благородного семейства, но несмотря на наши прежние разногласия, он отсалютовал мне чаем, приветствуя, и на время забывая о нашей взаимной неприязни.