Я быстро разоблачилась, переступая через льняное платье и нетерпеливо натянула роскошный шёлк. Жаль зеркала в примерочной не было, но у входа в залу стояло огромное ростовое, в позолоченной раме и с удачной фронтальной подсветкой, так что хотя оценить весь образ целиком я не смогла, но то, что я уже видела нравилось мне безоговорочно и наверняка.

Практически прозрачный корсет из тонкого атласа был расшит топазами и турмалином, а плоские, золотисто-персиковые пайетки и бисер обсыпали деликатную ткань словно русалочий хвост — чешуя. Масса достоинств и лишь один недостаток: три дюжины мелких крючков, расположенных на спине.

— Гааааабиии, — позвала я соседку, — нужна твоя помощь.

Я перебросила растрепавшийся узел непокорных волос на плечо, открывая подруге поле деятельности и замерла в ожидании. Шторка отодвинулась и холодные пальцы ловко пробежались по застежкам, споро стягивая ткань и идеально выравнивая силуэт.

— У тебя ледяные руки, — хохотнула я, — волнуешься?

— Ужасно, — обжёг меня горячим дыханием Тео.

Я развернулась, не успев разозлится и влетела в твердую грудь. Его руки запутались в моих волосах, притягивая ближе и сильнее обдавая запахом хвои и вереска. Внутри меня что-то тяжело и томно заворочалось, разбегаясь мелкой россыпью будоражащих мурашек, поднимая тонкие волоски на руках и шее.

— Ты невероятная, — жарко шепнул мне Тео. — Невероятная.

И поцеловал.

Горячо, вдавливаясь всем телом, прижимая с каждой секундой всё плотнее, сминая пружину вспыхнувшего желания. Его рука крепко фиксировала мой затылок, хотя я и не думала вырываться, пальцы перебирали пряди, стягивая их в такт стремительно нарастающему поцелую.

Жёсткие губы пили меня подобно изысканному вину, язык плавно и в то же время настойчиво раздвигал, вторгался в мой рот пленяя и порабощая. Горчащий дурман сладкого удовольствия разливался по венам и словно концентрат эйфории пьянил и лишал остатков разума, кружа голову и круша сопротивление.

Его губы спустились по скуле, разбрасываясь легкими поцелуями, а зубы сжали мочку. Груди потяжелели, а соски алчуще заныли. Тео словно почувствовал мою жажду, сминая плоть, обводя подушечкой пальца чувствительную вершинку, перекатывая между большим и указательным, посылая острые молнии удовольствия по всему телу.

Я притянула его сильнее, наслаждаясь его близостью и обернув вокруг кулака черную косу, чтоб не вырвался, наконец-то ответила на поцелуй, принимая страстные правила нечестной игры. Я проникла в его рот, лаская податливый язык своим, покусывала губы, хныкая и стоная.

Я чувствовала твердую плоть, и всё возрастающее желание, сводящее с ума и его, и меня. Он хрипло застонал, усиливая настойчивость. Его пальцы стали лихорадочно расстегивать то, что парой минут ранее застегивали, и отчего то эта нетерпеливая нервозность привела меня в себя.

Хаш.

Я уперла ладони в твердую грудь, силясь сдвинуть настойчивую груду мышц, но Тео не реагировал.

— Нет, — мычала я, всё еще сомневаясь, — нет.

— Нет?

Я развернулась, подхватывая платье и не оглядываясь вышла из примерочной, не в силах обернуться и посмотреть в глаза своему желанию.

А теперь, гуляя с псиной, жалела. Разбуженное эйфорией оргазма либидо не желало успокаиваться, бушуя огненной лавой похоти и нужды. Ну чтобы со мной стало, доведи меня верс до очередного великолепного финала?

Ледяной душ и десятикилометровая пробежка помогли лишь номинально, погрузив тело в усталое бессилье, но разум-предатель никак не желал прекращать фантазировать и смирившись с тем, что мне предстоит бессонная ночка, я решила вернуться.

— Пойдем Лея, завтра будет новый день.

У меня была масса причин не спать, начинались они слишком мягкой периной, а заканчивались шелестом потревоженной ветром листвы за окном. По крайней мере это именно то, чем я оправдывала своё состояние, ведь задремать мне удалось лишь под утро.

Завтрак я пропустила, не в силах оторвать голову от подушки. На парах я по совиному пучила глаза, пугая остекленевшим взглядом Габи. Сдерживать зевоту удавалось с невероятным трудом, оттого моё лицо периодически перекашивало, а челюсть громко хрумкала. А уж после замечания трейнера, который подивился чем же юная минра занималась ночью, коли днем с трудом держит глаза открытыми, я попыталась слиться с партой и прикинуться ветошью.

Обязательных предметов у нас было всего три: История Империи, Математика временного поля и Иайдо[34], остальные дисциплины мы могли добирать до дюжины в зависимости от желания и будущей направленности специализации. Но благодаря тому, что в ИИ я была более чем подкована (спасибо папочке, что на образование не жалел таллеров обоим дочерям) и вводную лекцию конспектировала по диагонали. А вот МВП (преподаватель которой пристыдил спящую на его паре меня) давалась мне не то, чтобы тяжело.

Наоборот.

Но, как заметил последний из репетиторов (который в отличие от других таки задержался, возлагая на меня научные надежды) мыслила я несколько нестандартно. Эдакая гремучая смесь из теории вероятности, отношения поля и физики пространства идеально подходила тем из нас, у кого было развито воображение. Порой я могла просчитать решение невероятно сложных задач вплоть до десятой цифры после запятой в уме, чем вводила в ступор тех из преподавателей, что пользовались абакусом[35] и бесконечно сверялись со списком формул, теорем и аксиом.

Ребекка очень долго проходилась по поводу моих умственных способностей, бесконечно задевая меня в присутствии отца, когда один за другим пятеро репетиторов покинули наш дом потрясая кулаками и выплевывая проклятия в адрес упрямой как ишак девицы. Они были уверены, что я где-то раздобыла решебник и наизусть выучила ответы на задачи школьной программы, их скудных, зашоренных мозгов не хватало даже на то, чтобы вслушаться в предложенные мною решения.

Мирн Гостар же, после пары месяцев обучения с гордостью, словно его заслугой было моё умение мыслить нестандартно, нахваливал неверящему отцу мой подход к одной из неизведаннейших наук. Папа, к его чести, сделал вид, что преподавателю верит, хотя думаю предыдущие светила науки убедили его в моей изворотливости.

Оригинальный подход помог мне постичь сию дисциплину на том уровне, на котором знал её мой преподаватель, но как бы он не культивировал во мне любовь к МВП, я так и не прониклась. После теории у нас была практика, и естественно трейнер не преминул ткнуть носом нерадивого кадета, посмевшего спать на его паре, и вызвал к доске.

— А теперь, мирна Самерхольт докажет нам теорию точки порта, о которой мы говорили ранее, — с ехидной ухмылкой произнес буквально потирающий в предвкушении моего унижения ладошки трейнер.

— Вам метод решения Брукса или Валентайна, а может быть через дифференциал Васо? — Спросила я, испещряя доску меловыми формулами. В аудитории повисла густая тишина, нарушаемая лишь скрипом мелка по гладкой поверхности, я ощущала неотрывный взгляд, буквально царапающий мне спину, но продолжала писать ровно до того момента, пока пространство доски не закончилось.

С совершенно невозмутимым видом я оттряхнула руки и уложила мелок. Я была не на столько глупа, чтобы смотреть на трейнера с превосходством, и от того скромно потупила взор, рассматривая налипшие на лакированный носы ботинок пылинки. Пожевав губами, профессор молча кивнул и продолжил на том месте, где я остановилась, поясняя тем, кто что-то недопонял.

— Ты словно шляпа фокусника, — хохотнула Габи, — что не вытащит — всё сюрприз.

— Тшшшшш, — смотрела я глазами преданного щеночка на доску, — не буди лихо, пока оно тихо.

Знаю я такой тип людей, они ой как не любят, когда их выставляют на всеобщее обозрение дураками, и уверена месть будет страшной, как бы шрапнелью подругу не зацепило. Я старательно строчила в тетрадь обоснования, приписывая на полях сноски к учебному пособию, по слухам на итоговом тесте, трейнер любил валить именно за отсутствие дополнений.