— Быть может у вас есть надежный друг на Авалоне? — спросила я, превращаясь в параноика. Как только станет известно о нашем возвращении, всю корреспонденцию будут проверять, отправленную с Оста в первую очередь. — А тот смог бы передать его родителям Тео?

— А вы уверены, что за столько времени ничего не поменялось и они по-прежнему находятся там? Фамильное имение, как понимаю?

— Да, — ответил Теомир, — весной они всегда в Ламадье, это что-то вроде семейной традиции.

— А сколько точно прошло времени? Сейчас какой месяц?

— Начало апреля, Эва. Шестой день.

— Значит, почти семь месяцев? — сокрушенно закачала я головой.

Сэлл уставился на нас будто впервые увидел, и вбил последний ржавый гвоздь в крышку гнилого гроба:

— Так почитай год и семь, малышка. Вы пропали больше полутора лет назад.

Знакомый приторно-гнилостный запах серных источников расслаблял и заставлял забыться.

Вытянувшись во весь рост, я по самый нос утопла в лечебной грязи. Рядом, в соседнем изломе булькал Тео. С того момента, как Сэлл огорошил нас «радостным известием», верс едва ли произнес с полдюжины слов, еще глубже погрузившись в себя и свои переживания.

Я пыталась растормошить его, но оставила это бессмысленное занятие, где-то на пол пути до берлоги Кхаана, сама едва не начав предаваться унынию. По здравому рассуждению, я решила, продолжить оставаться фаталисткой и решать проблемы по мере их поступления.

Мне было искренне жаль родных и близких Теомира, придавших земле пустой гроб и больше года, оплакивающих живого покойника, но их печали закончились, а наши только начинаются.

Как только имперской службе безопасности станет известно о «чудесном возвращении», нас без малейших колебаний бросят в гостеприимные застенки и всеми силами, не чураясь даже пыток, будут проверять нашу благонадежность, стремясь выяснить не завербовал ли нас приютивший Альем.

Сэлл умудрился обрадовать нас массой новостей, от неизвестной (тщательно скрываемой ото всех, но не от основного поставщика ягеля) болезни Императора до смены ректора в Академии Версов (сейчас вакантное место занимал мой учитель, «как» и «почему» остались подвешенными в воздухе).

Тихий плеск и Тео поменял своё положение, вытягиваясь морской звездой, как и я…Хаш. У меня нет времени на эту скорбную ерунду…

Я решительно поднялась и перешагнув халат и стопку махровых полотенец прошла к теплому источнику. Упругие струи колко били в спину и плечи, смывая исцеляющую глиняную кашицу. Выщербленные своды низкой пещеры подсвечивались люминесцирующим бледно-голубым в темноте мхом, от того всё вокруг казалось иллюзорным и когда теплые ладони легли и слегка сжали на мою грудь, я на мгновение опешила, а затем хрипло рассмеялась, облокатилась на твердую грудь, прогибаясь в спине словно кошка и подставила шею поцелуям.

Тео перекинул мои рассыпанные по спине влажные волосы, намерено задев остро торчащий сосок и лизнул бьющуюся сумасшедшим пульсом венку на шее, а затем прикусил кожу за ухом, вырывая хриплый стон. Второй рукой он обнял меня за живот, еще плотнее притягивая к себе, а затем вновь укусил, уже за мочку, распаляя пуще прежнего.

Я обняла его за шею и только успела потереться попкой о доказательство его возбуждения, как с капитулирующим рычанием Тео подхватил меня на руки и впился алчущим ртом в мои искусанные губы. Буквально в несколько шагов он донес меня до комнаты отдыха, да вот только дверь была заперта.

Верса это не остановило.

Не спуская меня с рук, он выбил мешающую ему преграду и плюхнул меня на твердую поверхность массажной лавки. Безжалостные пальцы заскользили по телу, оставляя после себя пылающие следы. Губы, а затем и зубы нетерпеливо сомкнулись на возбужденном пике. Всасывая сморщенный камешек соска, пальцы Тео осторожно ласкали мою влажную нежность, тугой клубок расплавленной лавы извергся вулканом, снося на своем пути все преграды, и я застонала брюнету в рот, плотнее насаживаясь на дарующую предвкушение удовольствия руку.

Меньше всего мне сейчас хотелось нерешительной осторожности.

Потом, в другой раз.

Поощряя, я шире раздвинула бедра, вдавливаясь в нежные пальцы, скрестила ноги на упругих ягодицах, помогая пятками, и царапая спину, попросила:

— Сейчас, — выдохнула я со всхлипом. — Не могу ждать. Сейчас. — В уютном полумраке, я почти не видела Теомира, но лишившись зрения остальные чувства стали ярче, насыщеннее. Они захлестнули меня, как бушующее цунами. Они украли моё дыхание, словно руки убийцы. Они лишили меня мыслей, словно наркотик.

Я распахнула глаза жадно вглядываясь в лицо любимого.

потом почувствовала, как он вторгается в меня. Сначала неспеша, потом усиливая напор, а затем неистово, со всей силой обрушившегося на меня восторга. Боль, стрелой пронзившая моё тело лишь на мгновение, отступила, сменяясь нарастающим томлением. Словно снежная лавина, сошедшая с гор поздней весной, она уносила с собой все сомнения и неприятные ощущения оставляя после себя лишь усиливающееся удовольствие и предвкушение чего-то ранее неизведанного.

Амплитуда движений увеличивалась. Я выгибалась на встречу, хотя он держал меня так крепко, что я едва ли могла пошевелиться так, как мне этого действительно хотелось. Не выдержав натиска, я откинулась на локтях и застонала, получая то, о чем так давно мечтала. Любимый замер на несколько мгновений, всматриваясь в меня с неким исследовательским интересом, словно запоминая меня такой: раскрасневшейся, с разметавшимися и прилипшими к лицу волосами, с приоткрытым в бессвязном крике ртом, с остро торчащими пиками налитой груди…

Тео навис надо мной, целуя и бормоча какие-то слова, из-за собственных всхлипов я не слышала, что именно, а спустя несколько томительных мгновений, когда моё тело-предатель всё еще продолжало содрогаться в конвульсиях, продолжил, не снижая темпа. Я притянула его ближе, хотя казалось он, итак, проник в меня каждой частицей своего тела, и мы слились не только в бушующем шквалом удовольствии, но и в каком-то другом, более глобальном смысле, когда он наклонился в след за мной и припал к груди, в терзающем, жестком, бурлящем нетерпением поцелуе.

Я вновь подошла к тонкой грани удовольствия.

Тело требовало еще, а разум желал ЕГО капитуляции. Он вновь сдернул меня с кушетки, и больно впечатал в стену, на секунды вышибая дух и лишая ориентации в пространстве, а после, продолжил вбиваться в меня крепче и насыщеннее, насаживая так глубоко и часто, что я опять закричала, царапая его спину. Мгновением позже Тео присоединился ко мне, изливаясь.

Всё это время он держал меня, крепко, не вырваться, и даже теперь, как только я попыталась спустить ноги, до этого обвивающие его талию, он забавно сморщился и вновь прижал меня к стене, нанизав на себя, словно пришпиленную булавкой бабочку. «Нет», — читалось в его взгляде. — «Рано».

Бурлящий бассейн с теплой водой, в котором я проводила столько времени после бесконечно изнурительных тренировок Кхаана открылся для меня в новом свете, он не просто освежал и расслаблял — булькающие сквозь толщу воды воздушные потоки приятно щекотали и соревновались с пальцами и губами Тео. Я не помню, как долго мы отмокали, нежась в объятиях друг друга без слов и резких движений, когда в спину мне уперлось доказательство желания.

Я, силясь не спугнуть, протянула к нему пальцы, обвивая крепкий, горячий ствол, наслаждаясь хриплым откликом. Пальцев не хватало… Как? Как эта штука могла во мне поместиться? Я начала двигать рукой, даря желанные ощущения и так увлеклась, что пропустила, когда же наступил финал. Конвульсивные движения, теплая влага, быстро смешавшаяся с бурлящей водой, и хрип, венчавшийся зубастым поцелуем в область шеи…

Узкий приступочек, на который любовник усадил меня, пускал пузырящуюся воду только до середины бедра, оставляя открытыми плечи и грудь, живот и выемку пупка, лобок и колени. Их то и развел Тео, с явным намереньем отплатить той же монетой.