Вечером я решила наверстать.

Мой изнеженный постоянными тренировками организм был в шоке от двухдневной передышки даже несмотря на то, что пауза эта была вынужденной. Накопившийся избыток энергии требовал немедленного выхода, поэтому сразу после позднего обеда я цапнула изнывающую от безделья Лею и отправилась на побережье.

Я ужасно соскучилась вот по таким ни к чему не обязывающим прогулкам, позволяющим отключить все мысли и эмоции. Я не видела, как версы общаются со своими псами, да и ни к чему мне это, я не одарённая, а Лея не ксоло, но мы обе были демонски довольны, когда нам удавалось украсть немного беззаботного времени у рутины и долга.

Арайя бежала молча, лишь делилась общими впечатлениями от увиденного: багрового, словно капли крови на снегу, заката, белоснежного, подсвеченного колотым перламутром пляжного наста, крикливыми, делящими щедрую добычу, черно-белыми птицами…романтичная у меня собака, с тонкой душевной организацией.

После этой моей мысленной ремарки Лея презрительно вскинулась, покапала задними лапами колкий песок в мою сторону, щедро сдобрив его уничижением и презрением к моей приземленной натуре и бодро помчалась к чайкам, на ходу клацая зубами от предвкушения. Рыба-добыча оказалась с душком, а птицы быстрыми и изворотливыми, но она особо не расстроилась, и потрусила дальше, в поисках очередных приключений.

Романтичная авантюристка.

Когда там у неё течка?

Несколько километров по жемчужной крошке, два долгих заплыва и тренировка с сай до изнеможения впитали излишек пульсирующей живительным родником энергии, но не прочистили мозги. Едва переставляя ноги, я нехотя возвращалась в общежитие, но до сих пор не решила, как же мне быть.

Не так много в моей жизни по-настоящему близких людей, и пусть с момента нашего знакомства прошло всего ничего, я твердо придерживаюсь мнения, что количество зачастую не обозначает качество, Габи стала одной из них и врать ей мне ох как не хотелось. Я знала наверняка, что она уже в наших покоях, и вероятнее всего не ложится, ждет меня, но идти назад — нет, не боялась — опасалась.

Даггер первым открылся мне, а должен был ей, и теперь я на перепутье. Их отношения настолько сложные, что мои откровения могут прийтись «не ко двору», но и оставлять всё как есть у меня не было сил.

У лжи целая палитра оттенков — можно преувеличивать или лукавить, не договаривать и уходить от ответа, притворяться и фантазировать. Но в какой яркий фантик не оборачивай горькую конфету всё равно это — обман. Я решила так: спросит прямо — увиливать не буду, расскажу всё как есть, но сама эту тему поднимать не буду.

Я вернулась за пару минут до отбоя, мечтая принять душ и завалиться спать. Даже голод не стал бы помехой, благо посыпанные карамелью орешки-крендельки надежно припрятанные на такой вот случай, были распиханы по всей комнате. И я уже предвкушала, как соленая сладость хрустит и лопается на языке, когда поймала себя на странном ощущении — отчетливого, ненавидящего взгляда в спину.

Меж лопаток скребло так сильно, что мне, будто медведю-шатуну хотелось почесаться спиной о дерево и проверить не алеет ли кровью грубая кора южных деревьев. Я осторожно скосила глаза, силясь рассмотреть меж пляшущих теней того, кто пытается прожечь во мне дыру.

Безуспешно.

Лею я оставила в псарне, от того не по себе было вдвойне. В свете последних событий у меня был повод опасаться за свою жизнь и я, дав себе обещание более не возвращаться затемно, ускорила шаг.

Будто растревоженный улей, обитатели общежития гудели, радостно предвкушая завтрашний праздник. К нежным образам добавлялись последние штришки, придирчиво осматривались туфельки и шпильки, то тут, то там слышались искренние возгласы и завистливые шепотки. Особо нетерпеливые курсировали из одной комнаты в другую, мелькая полами соблазнительных халатов и нижних сорочек, украшенных тонким кружевом и тесьмой.

Встретив «случайно» забредших на этаж пойс парней, комендант грозила оборвать представителям благородных семейств уши и даже кое-что другое, вызывая смех. Настроение ощущалось легким и игривым, словно сладкое шампанское, предстоящий бал предвкушался пьянящим весельем и даже Габи поддалась этой радостной истерии, забыв про покушение.

Её я нашла в гостиной, распаковывающей шуршащие надушенной бумагой коробки от модистки.

— Твои вон там, — махнула рукой увлеченная подруга, склоняясь над упаковкой с бельем. Предвкушающая улыбка и порхающие над атласной красотой руки ненадолго отвлекли меня от созерцания картонного нагромождения в правом углу. До завтра я даже не планировала подходить к этой кучке, поэтому с удовольствием присела на устланный жестким ковром пол и принялась восхищаться.

И, по правде говоря, было чем.

Красивое белье моя слабость, а местная швея превзошла все мои, и судя по реакции Габи, и её ожидания. Утончённое алое кружевное белье — вот оно средство для изысканного соблазнения на все времена, но не только деликатное кружево, мягкий бархат, тончайшая вышивка или шёлковые вставки украшают женщину, гораздо важнее элегантное сочетание и шик.

Утончённость — это практически эротика.

— Милая, — погладила я кокетливую вышивку на крошечных панталончиках, — мы вроде бы прихорашивались к балу…

— Ну да, — заалела щеками Габи, — но я решила зачем несколько раз ходить.

Действительно, подумалось мне, зачем, но кто я такая, чтобы упрекать подругу, воооон та огромная коробка, судя по всему, с моим бельишком.

Но сегодня я не готова разбирать ворох этой красоты. Всё завтра. А теперь душ и спать. Поцеловав подругу в макушку, я прошептала:

— Я рада, что с тобой всё в порядке.

— И я, — ответила мне Габи.

Как и положено дочери человека, которому принадлежит третья часть родной планеты я знала толк в шикарных приёмах.

Но бал в честь Дня рождения Императора поразил даже моё воображение, да и не тягаться папочке с его хлопковыми миллиардами с финансовой мощью двух дюжин обитаемых планет. Версус Академия — это личный заповедник Правителя, здесь взращивается будущее Империи, опора и основа, те, кто если понадобится встанут плечом к плечу и закроют своими телами Вседержителя.

От того пафос мероприятия превышал все мыслимые пределы, и когда ректор взошел на трибуну, заметно нервничая и вещая о долге, чести и прочей высокой материи, стало ясно, к чему всё это медово-приторное словоблудие: на бал заявился Владетель Империи Кассиус Атрекс Поулиш, отец Даггера, собственной персоной. Величественный и льдисто-прекрасный.

Повсеместное «ах» и взрыв аплодисментов возвестили о том, что место почетного оратора занял Император. Общего с сыном у него лишь рост да цвет волос, но похожих на Правителя в огромном зале наберется с три десятка. Всё же холодная внешность обитателей Северного предела, прародителей обширной Императорской фамилии, послужившей началом того высшего общества, которое мы знаем теперь — далеко не редкость, даже в самых отдаленных уголках.

Почти все наместники на Планетах содружества являлись либо дальними родственниками фамилии, либо родственниками родственников, от того и белобрысые косы всех оттенков холодного металла попадались не реже остальных, а уж в Академии, где каждый первый выходец благородного семейства приближенной к сильным мира сего — и того чаще.

Толпа кадетов с неподдельным восхищением взирала на Вседержителя, но меня интересовало совсем другое, слегка отклонившись назад, я нашла глазами Даггертона — нет, ну какой молодец, ни один мускул не дрогнул, а дебильно-восторженное выражение его лица, (совсем не похожего на родителя, наверное Даг пошёл в мать) было просто показательным. С него картины писать можно.

Горячие пальцы осторожно прикоснулись ко внутренней стороне моего запястья выдергивая из болота ехидных размышлений. Острое, ни с чем не сравнимое наслаждение украдкой подаренной ласки пронзило меня от макушки до пяток.