— Я. В. Порядке. Ничего. Страшного, — сказала я очень спокойно и медленно, указывая на своё разорванное бедро, — и повторяю: Малачи всего в нескольких кварталах отсюда, и ему нужна помощь. Делайте со мной всё, что хотите. Посадите меня в камеру, наденьте на меня намордник, что угодно. Идите вооруженными, если боитесь засады, или прокрадитесь через черный ход, мне всё равно. Но, ради Бога, идите! — я прорычала последнее слово, выпустив весь воздух из лёгких.

Рафаэль отступил на шаг.

Он посмотрел на Стражей.

— Она не Мазикин, и это не ловушка.

Ого. Похоже, я произнесла волшебные слова.

В унисон Стражи отступили и расчистили путь. Рафаэль наклонился и поднял меня на ноги, и я не сопротивлялась, когда он обнял меня.

— А он был прав. Ты крепкий орешек, — пробормотал он, быстро ведя меня обратно по коридору к выходу из участка.

Через несколько минут мы уже были около двери квартиры.

— А как мы туда войдём? — спросила я, когда Рафаэль подошёл ко мне сзади. — Малачи сказал, что если квартира занята, никто не может войти в неё.

Рафаэль обошёл меня и открыл дверь.

— Ты первоначально вошла в сопровождении Стража, так что для тебя это не будет проблемой, — он переступил через порог. — А у меня есть особые привилегии.

Я пролетела мимо него, испугавшись, что мы слишком задержались. Рафаэль последовал за мной, я пробралась через гостиную и вломилась в дверь спальни. Малачи лежал прямо там, где я его оставила. Он был болезненно бледен, отчего ужасная рана на его шее выделялась ещё больше. Он не двигался. Я не могла определить, дышит ли он.

Рафаэль вздохнул и посмотрел на Малачи.

— Ну, Лила, ты не шутила. Сможешь снять с него наручи и наколенники?

— Его что?

— Его броню. Можешь ли ты снять остальную часть его брони?

— О, конечно, — пробормотала я.

Я опустилась на колени у ног Малачи, а Рафаэль склонился над ним и стал осматривать рану. На несколько минут я сосредоточилась на расстёгивании пряжек, которые удерживали толстую, литую кожу на голенях Малачи. Я сняла с него сапоги и положила их рядом с кроватью. Я перешла к рукам Малачи, стараясь не обращать внимания на то, что не видела ни единого вздоха от него со времени возвращения.

Рафаэль склонился над головой и шеей Малачи, что-то напевая себе под нос. Мне пришло в голову спросить, почему у него нет с собой медицинского оборудования, но в этот момент странность простиралась до горизонта, и ещё одна миля случайной адской странности не имела значения. Пока Рафаэль помогал Малачи улучшить самочувствие, меня это устраивало. Я сняла кожаный рукав с руки Малачи и импульсивно потянулась вниз, чтобы взять его за руку. Она была мозолистой и грубой. И холодной. Я сжала его руку, и в груди вспыхнула боль, когда он не сжал её в ответ.

Я потянулась к другой руке Малачи, не желая беспокоить Рафаэля, который, казалось, был полностью сосредоточен на своей задаче. Я сняла последнюю часть брони и аккуратно положила её рядом с остальными элементами амуниции. Я разгладила его рубашку, тёмную и влажную от крови и пота, прохладную в холодном воздухе квартиры. Я проковыляла в ванную и порылась в бельевом шкафу, найдя в самом дальнем углу приз: старое зелёное одеяло, которое выглядело и пахло так, словно пролежало там полвека.

Когда я вернулась в комнату, Рафаэль сидел на корточках, положив свою крапчатую руку на грудь Малачи.

— Его сердце всё ещё бьётся, но он слаб. Скажи мне, он испытывал боль, когда ты ушла от него?

Что-то в том, как он сформулировал вопрос, заставило меня съёжиться.

— Э-э, не очень… На самом деле, я думаю, что он был довольно оцепенелым. И может бредил.

— Бредил? — переспросил он таким отстранённым, клиническим тоном. — Увлекательно.

— Увлекательно? Ты говоришь о нём как о научном проекте, — огрызнулась я. — Ты что, никогда раньше не видел таких ран?

— Конечно, видел. Бесчисленное количество раз. Бред обычно не является одним из симптомов. Поэтому мне интересно, что он такого сказал, чтобы заставить тебя так подумать.

Мои щёки вспыхнули жаром. Он улыбнулся и снова посмотрел на Малачи.

— Я рад, что он нашёл тебя.

Я подошла ближе и накрыла Малачи одеялом.

— Я чувствую себя ужасно. Он пострадал в попытке защитить меня, — прошептала я.

Надя и Диана были единственными людьми, которые когда-либо пытались защитить меня. Никто, кроме Малачи, никогда ничем не рисковал ради меня. А он рискнул всем.

— Не расстраивайся. Я не сомневаюсь, что он посчитал, что это того стоило. Каким бы молодым он ни казался, Малачи знает, как принимать свои собственные решения.

— Мне показалось, или Стражи в участке вовсе не горели желанием помочь ему?

 Я подумала, что это связано с тем, что он бросился меня спасать после моего проступка.

Рафаэль каким-то образом прочитал мои мысли.

— Не волнуйся, дело не в тебе. Малачи — противоречивый персонаж среди Стражей. Он их капитан, но он не один из них. Они были созданы, чтобы функционировать как единое целое, но он часто действует в одиночку или с Анной, которая, как и он, является человеком. Он самый беспощадный из всех, но и самый принципиальный. В последние годы он изменил некоторые правила обращения с Мазикинами, и другим Стражам это не нравится. Он пришёл из другого места, нежели они, и его будущее отличается от их будущего. Так уж повелось со всеми человеческими лидерами, разным Стражам трудно понять его, и некоторые из них даже не пытаются.

Я снова взяла Малачи за руку, чувствуя странное родство с ним. Я накрыла его длинные пальцы своими.

— С ним всё будет в порядке?

— Пока не знаю. Рана серьёзна, и яд крепко завладел им.

Я вздрогнула и отвернулась, рассеянно поглаживая одеяло на груди Малачи. Рафаэль положил свою тёплую руку на мою.

— Позволь мне исцелить тебя, Лила. Судя по состоянию твоей одежды, то, что находится под ней, наверняка сильно искалечено.

И снова меня передернуло от выбранных им слов.

— Сколько времени это займёт?

— Час или два.

— Малачи нуждается в тебе больше. Ему станет легче, и тогда ты сможешь подлечить меня.

Рафаэль не стал спорить. Он снова склонился над Малачи. Я прислонилась головой к краю кровати, закрыла глаза и слушала приглушённое и непрерывное пение Рафаэля, пока не погрузилась в темноту.

Я резко проснулась, когда Рафаэль поднял меня. Прежде чем я успела возразить, он сказал:

— Тебя лихорадит. Я вылечу тебя, пока тебе не стало хуже. Пока что я сделал всё что мог для Малачи. И я хорошо его знаю. Он очень рассердится на меня, если проснётся и увидит, что ты всё ещё ранена.

Не в силах спорить, с трудом удерживая глаза открытыми, я обмякла и повалилась на него. Он отнёс меня к дивану в гостиной, опустился на колени у моего бедра и закрыл глаза, продолжая быстро бормотать. Его речь была ритмичной, как каденция, и имела жуткую, неузнаваемую мелодию. По бедру растеклось тепло, как будто он купал его в горячей воде. Было приятно. Я расслабилась и поплыла, мысли стали дрейфовать. Вода стала ещё горячее, а потом закипела. Что-то завизжало, наверное, чайник… Нет, это была я.

Сквозь свои крики я услышала, как Рафаэль сказал:

— Прости, я должен был сначала усыпить тебя.

Всё снова почернело.

Я проснулась в полной тишине. Как всегда, было ещё темно, и ничто не указывало на то, сколько времени прошло.

Я попробовала пошевелить ногой, с удивлением и облегчением обнаружив, что она чувствуется прекрасно. Я встала и осмотрела своё бедро. Тонкий белый шрам пересекал выступ бедра, единственный признак того, что я была ранена. Я переступила с ноги на ногу и вошла в спальню.

Рафаэль сидел на полу. Как и прежде, его рука лежала на груди Малачи. Окровавленные рубашка и штаны Малачи были свалены в углу, а его тело было укрыто до пояса одеялом, которое я нашла прошлой ночью. Я потупила взгляд.

— Мне нужно найти кое-какую одежду. Как долго я спала?

— Недолго, — сказал Рафаэль, кивнув на комод. — Постарайся найти что-нибудь подходящее.