…………………………………………………
Что было дальше – а ничего "важного" в сущности не было. Никаких тебе генеральных сражений, маневров и штурмов. Обе стороны здесь играли по мизеру, крупный размен шел только на северо-западе региона. В конце недели полк перебросили к небольшому городку с совершенно дурацким названием АнкендорфЪ, да именно так, с твердым знаком на конце. Здесь накануне разыгралась относительно большая по местным меркам битва. Пять батальонов российской армии отбили столь важный населенный пункт у двух французских, "дело" вышло славное и без особых потерь. Вроде бы все хорошо и превосходно, можно раздавать чины, медали, ордена и прочие плюшки, но планы спутало печальное происшествие. Удрученный тем, что его нижние чины в процессе боя и последующей прихватизации всего, что плохо лежало, разбрелись по улицам захваченного города, один из военачальников велел бывшим при нем горнисту и барабанщику играть общий сбор. Стоит дать слово другому очевидцу событий, слишком уж неправдоподобно это факт выглядит в современной трактовке, но он имел место.
"Взятие приступом города, – запишет в воспоминаниях уже упоминавшийся выше гусар-поэт Денис Давыдов посланный в составе комиссии от штаба в город разбиратся с "залетчиками" на месте, – произвело, то что производит всякий удачный приступ: разброд по улицам и по домам большей части войска, которое предалось своеволию и безначалию. Надлежало собрать и устроить его. Начальствовавший над ним прибег единственному в таком случае способу – к барабану…".
Зачем командир батальона это сделал? Верные долгу и присяге, дойти до невменяемого состояния нижние чины еще не успели, на восточную окраину явились бойцы сразу всех пяти батальонов, и в самом деле попробуй разбери, кто кому сигнал подал, на слух все трубы и барабаны примерно одинаково звучат, ньансы сможет уловить разве что истинный ценитель музыки. Пока подполковники и капитаны пытались восстановить в этом бардаке порядок, отыскать и собрать "своих", в городок обратно вернулись изгнанные двумя часами назад французы. Теперь здесь запад под контролем супостатов и "антихристов", на востоке благостно – царят "православные". В центре возле ратуши ведется с утра вялая бесцельная перестрелка из ружей, свинец портит кирпичные стены домов, но пушки пока молчат. Население при первых же выстрелах в панике бежало кто куда, лишь несколько смельчаков попытались спрятаться в подвалах и погребах, поэтому поневоле без всяких соответствующих приказов и распоряжений получилось знаменитое и столь любимое каждым нижним чином состояние – "три дня на разграбление города", чем обе воюющие стороны и сразу же занялись в свое удовольствие. Виновник полу-сдачи уже ранее захваченного населенного пункта с горя напился в стельку, и ему генерал князь Багратион вынес "ужасный выговор", по словам все того же Давыдова, но без особых последствий для дальнейшего продвижения по службе, впрочем. Лица, проводившие расследование, учли как "форс-мажорные" обстоятельства и несовершенсто средств связи и сигнализации, так и благие намерения командира батальона.
– Богато живут немчики! На-кось, держи. – и Федор протянул Сашке огромную медную литровую кружку, доверху наполненную молодым вином. В доме где из взводу приказано держать оборону, нижние чины отыскали в подвале неплохой винный погребок и поспешили "оприходовать". Пока на окраине было временное затишье и егеря вовсю дегустировали различные найденные напитки, закусывая выпитое колбасой и окороками, добытыми рядом – в соседней мясной лавке. Допьяна никто не напился, при наличии обильной закуски это даже с водкой проделать не просто, а у них только вино и пиво под рукой.
– Эх не жисть – малина, бабу бы исчо сюды помять… – расслабился один них, бухнувшись прямо с сапогами на розовый в цветочек "ампирный" диванчик, причудливо гнутое ореховое дерево натужно заскрипело, но выдержало вес солдата.
– Погодь щас хранцуз придет, будет тебе баба! – смеются остальные, утоляя жажду и давясь непривычным для русского человека пивом, которое народ употребляет прямо из бочонка черпая чем попало, кто кружкой, кто чайной чашкой, кто просто горстями.
Между тем стрельба в центре стала постепенно усиливаться, учащатся и вскоре к дробному перестуку ружей добавили свой внушительный голос пушки. Противники решились наконец окончательно поставить точку в вопросе "чьи в лесу шишки", а значит скоро эти плоды посыплются в изобилии на нижних чинов 13-го егерского.
Под окнами особняка аллюром пронеслась сотня казаков, за ней еще одна – определенно эти парни куда-то спешили, иначе пожалели бы казенные подковы. Использовать в городе, с его средневековой застройкой, кавалерию – не самая лучшая идея, однако генералы с обеих сторон не колеблясь, бросили конницу в бой. Казаки столкнулись на узких мощенных камнем улочках с уланами и гусарами французов, вспыхнул скоротечный "встречный" бой. И те и другие принадлежали к легким силам, но у противника в это раз было важное тактическое преимущество. Если казаки традиционно все больше уповали на свои пики, в теории позволявшие достать врага на расстоянии, то их противник предпочитал действовать саблями и огнестрельным оружием. В тесноте городских улиц такая практика оказалась более успешной. Здесь не было места для разгона, а без него с седла удар длинной пикой нанести чрезвычайно тяжело, поэтому сабли и пистолеты улан все чаще и чаще поражали противника, вынуждая донцов постоянно отступать… так продолжалось примерно полчаса, пока французы наконец не загнали сотню в заканчивающуюся тупиком улочку.
Александр со своими егерями успел вовремя, они разломали высокий дощатый забор в двух местах и открыв спасительных проход для конных, помогли уйти таким образом уже зажатым в тупике переулка уланами казакам. "Донилычи" вырвавшись из ловушки, проскочив не центральными улицами, а по задворкам – садами и огородами, быстро откатились за пределы города, чтобы в поле собраться и позднее попробовать счастья снова. Егерям же тем временем пришлось самостоятельно держать оборону в занятом ранее здании, превращенном российскими войсками в опорный пункт. Уланы сделали несколько настойчивых попыток пробиться внутрь, но везде были успешно отбиты холодным оружием и ружейным огнем в упор. Сашка застрелил очередного "офицера", позднее оказавшегося на проверку трубачом, что поделать – сигналист вражеских улан сильно выделялся цветом и покроем мундира на фоне остальных нижних чинов своего эскадрона, такие досадные ошибки случались с ним всю войну.
– Мужики, это офицер там у них или нет? – иной раз спрашивал сослуживцев горе-снайпер, прежде чем стрелять.
– Да хер с ним Лексей Иваныч, вали его к лешему! Кто их антихристов разберет? – примерно такой ответ был всегда.
Бой закончился и вражеская кавалерия ничего не добившись, откатилась назад, оставив на улицах разбросанные там и тут трупы своих и чужих, да лошадей потерявших всадников. Непосредственно вблизи своей маленькой "крепости" нижние чины подобрали на мостовой двух тяжелораненых: казака и француза и "взяли в плен" одну кобылку, по виду степной породы под казачьим седлом. Пострадавших перевязали и отправили в подвал, пусть отпиваются вином и пивом, все равно никаких других медицинских средств под рукой не было, и где находится ближайший лазарет, никто толком не знал. Лошадь же пришлось отпустить, куда ее девать – в дом ведь не загонишь, а конюшни при здании не имелось.
В этой стычке их полк в первый и как оказалось, в последний раз захватил вражеское знамя, достаточно редкое событие на войне. Отличился давний приятель Сашки, с которым он сошелся в ту пору, когда 13-го егерского полка и в помине не было – Гриша, посланный с запиской к командиру роты. Унтер-офицер спешил доложить штабс-капитану Денисову о текущей обстановке и просил прислать по возможности санитаров для эвакуации раненых.
