Растерявшийся командир передового отряда совершил тогда роковую оплошность, вместо того чтобы вызвать взамен выбывшего новый расчет, он приказал выдвинуть вперед еще одно орудие. Там на узкой лесной дороге и одной запряжке было трудно развернуться… а тут столкнулись две сразу. Немедленно возник опасный затор, временно отрезавший передовые силы от резерва, его разгребать направили как пехотинцев, разбиравших ранее захваченное заграждение, так и часть тех солдат, что их прикрывали. И очень некстати очередной офицер выбыл из строя сраженный "шальной пулей", бардак и без того приличный постепенно приобретал все большие размеры. На этот момент и пришлась контратака егерей, которую так долго и тщательно готовил штабс-капитан Денисов, терпеливо выжидая подходящего момента. Забросав гранатами противника, и приведя его в замешательство, российские егеря штыками опрокинули и гнали врага потом добрую сотню метров и даже дальше. Как раз до батальонной колонны французов добежали, ожидавшей неподалеку за поворотом дороги, пока авангард ей путь расчистит… Нижним чинам в ходе наступления удалось на краткий миг прорваться далеко по просеке, они успели перебить прислугу полубатареи и переколоть всех ее лошадей, прежде чем опомнившиеся и подкрепленные резервом вольтижеры выдавили их обратно за завал. Бой на штыках был жестокий, потери оказались чрезвычайно велики, но штабс-капитан посчитал, что цели своей он достиг. Теперь французам придется эвакуировать в тыл свои пушки, а для этого надо выделить массу людей, да и времени тоже потребуется немало, да и просто невероятно тяжело это проделать по забитой войсками узкой лесной дороге. Александру, наблюдавшему за ходом этого удивительного боя из "вороньего гнезда" в ветвях могучего дуба, показалось тогда, что на просеке, как в русле реки столкнулись два встречных потока. Темно-зеленая волна поглотила светло-синюю и мгновенно разлилась вперед, занимая все свободное пространство. Шум стоял адский, дикие крики сражающихся заглушали временами взрывы ручных гранат, которыми егеря раз за разом "взламывали" вражеский строй, чтоб затем ударить в штыки на мечущегося в панике противника. Им важно было опрокинуть только три-четыре первые шеренги, затем отступающие вражеские солдаты сами сделают за них часть работы. Просека слишком узкая и двигаться тесная масса сражающихся может только в одном направлении, в сторону не свернуть – не дают густые непроходимые заросли малины, своего рода природной колючей проволоки. Поэтому отступающий противник поневоле сомнет и отбросит назад своих же соратников из резерва, не дав им принять участие в схватке. Главное условие – непрервывный бешеный натиск, иначе враг успеет опомниться и организовать отпор. Егеря смогли продержать такой темп движения только минут десять и прошли вперед примерно две сотни метров, далее сил на развитие наступления не хватило.
Лишившись в свалке артиллерии и потеряв многих своих офицеров, противник под занавес сделал последнюю отчаянную попытку переломить ход боя в свою пользу. Был предпринят решительный штурм, синие шеренги вольтижеров подгоняемые сержантами без выстрелов накатывались одна за другой на завал точно морские волны, но обороняющиеся не жалели гранат и патронов, все уцелевшие нижние чины первой роты сражались на последнем завале, в резерве у Денисова более никого не осталось. Несмотря на ужасающие потери, французам, продвигавшимся по трупам своих солдат вперед, все же удалось потеснить противников, но к егерям подошло неожиданно подкрепление и отбросило назад огнем и штыками вражескую пехоту. Как только бой на рокаде закончился, полковой командир немедленно отправил еще две роты на север, дабы выручить штабс-капитана. Наступило временное затишье, стороны зализывали раны и готовились к новой схватке, ну или по крайней мере делали вид, что готовятся. В это время к французам пришло сообщение, что на рокадной дороге они потерпели полное поражение и потеряли там почти всю свою артиллерию, поэтому дальнейшее продвижение в глубину леса теперь стало абсолютно бессмысленным. Лично прибывший для изучения текущей обстановки на место, как тогда было принято, старший офицер командовавший операцией вскоре был убит опять таки "шальной пулей". Он приблизился к завалу на дороге, на "безопасное" расстояние дабы провести рекогносцировку. Его преемник при таком невыгодном раскладе решил далее не рисковать, слишком много они уже сегодня потеряли, а положительных результатов не видно и в помине. Загудела сигнальная труба и французы отступили, провожаемые вдогонку редкими выстрелами егерей, штабс-капитан не решился преследовать многократно превосходящие егерей в численности силы противника.
И здесь в это день 13-егерский победил, хотя цена оказалась сравнительно велика, на просеке из строя выбыло более полусотни солдат и два офицера. Что было дальше? Противник уходя, попытался напоследок поджечь за собой лес, но ничего у него не получилось, зато вместо леса занялся торфяник как раз у самого начала просеки, густой бело-серый дым надолго преградил путь с этого направления по крайней мере на несколько дней. Почти как фосген, без противогаза не пройдешь и десяти метров в такой едкой серой пелене, легкие наружу вывернет.
Далее по ходу событий, не сразу, а постепенно – в течение следующей недели "лес на северо-западе" превратился в место больших и "правильных" сражений. Нет не сам лес конечно, а окрестные поля, французы стянули сюда массу артиллерии, более 30 единиц, и принялись громить позиции 13-го егерского, расходовать пехоту впустую у них более не было особого желания. Полевая артиллерия начала 19-го века прекрасно действует по открыто стоящему в плотных боевых порядках противнику, с укреплениями дело обстоит уже куда как печальнее… Одна батарея современных 120мм минометов действительно перекопала бы тут все до основания, но полевые пушки начала 19-го такой огневой мощью не обладали. Орудия уродовали, кромсали шанцы, но полностью уничтожить их не смогли, зато попутно наломали массу молодых деревьев вокруг. Егеря в это время отсиживались, прятались от обстрела в импровизированных блиндажах, представлявших собой перекрытые в разных местах навесами из бревен неглубокие овраги и все – против артиллерийских снарядов начала века вполне достаточно, знаменитые три наката из песни военных лет не нужны.
Так продолжалось два дня подряд, каждый раз, когда артиллеристы гордо заявляли, что "все снесли, всех подавили", пехоту отправляли проверить и добить уцелевших. В лесу французы сразу же натыкались на непроходимые завалы из деревьев – как следствие работы собственной артиллерии, так ранее созданные егерями. Продвигаться дальше нельзя, надо было расчищать путь, но под массированным ружейным огнем это делать как-то неудобно, а просочившиеся в глубину леса отдельные малочисленные группы быстро гибнут под штыками предприимчивого противника. В результате снова и снова пехота, проклиная своих криворуких пушкарей, отходит назад в поле и все повторялось еще раз.
Поскольку на данном участке враг постепенно сосредоточил значительные силы, российское командование в свою очередь тоже двинуло туда сначала дивизию, а потом численность группировки довели чуть ли не до целого корпуса. Для перемещения войск прорубили новые просеки, построили дороги и загатили болота. Первым выручать свою роту прибыл весь Рязанский Мушкетерский полк, затем стали приходить и другие части. Вскоре полк, куда судьба определила служить Александра оказался не сходя с места уже в ближнем тылу, боевые действия теперь велись на полях перед лесом, превращенным постепенно в большой и сильно укрепленный военный лагерь. Деревья, что пощадили пушки Сульта, безжалостно вырубили топоры солдат, нужен был материал для прокладки дорог через заболоченные участки, постройки шанцев и для различных лагерных нужд, а так же и просто на дрова для костров. Воевать российским полководцам здесь, на новом месте, определенно понравилось. Ровная точно футбольное поле местность давала возможность, по крайней мере в теории, реализовать собственные тактические наработки, немыслимые в оврагах возле Гуттштадта, где они разбирались с французами Нея и все того же Сульта. Поэтому очаг напряженности сместился от этого богом забытого прусского городка на северо-запад. Тут словно на гигантской шахматной доске теперь шла кровавая и азартная игра войны, эскадроны обменивали на роты, батальоны на батареи. Пока уровень "шахматистов" с обеих сторон был примерно одинаковый, победой даже и не пахло: ни шаха тебе, ни мата – только простой размен фигурами.