– Ефим! Во глянь хранц побег, не упущай, коли его б…ну нахрен! – то и дело слышится со стороны реки.
– Пали их братцы не жалей! Бей вражину!!!
Отдельные французы, кто поумнее и по-шустрее, пытались смыться пешком, бросив лошадей на произвол судьбы, но этих чересчур предприимчивых по дороге встречают пули из винтовки Александра, остальные обреченно отстреливаются и отмахиваются палашами, надеясь на помощь извне – и зря. Здесь на вязкой почве сильно не разгонишься, поэтому унтер-офицер успевает и заряжать и вести огонь по противнику, но целей так много, что просто глаза разбегаются: ведь у края поймы вертятся еще по крайней мере два эскадрона и палят они из пистолетов в белый свет как в копеечку. Шуму много, толку мало – расстояние слишком велико для оружия рассчитанного максимум на двадцать-тридцать шагов. Стрельба по удаленной цели с такой неустойчивой платформы как движущаяся лошадь – в сущности "бессмысленное бросание пуль на ветер", по мнению ряда военных авторитетов века 19-го. Ничем другим они помочь попавшим в беду собратьям французы не могут, атака в пешем строю "в палаши" здесь станет еще одной разновидностью массового самоубийства. Полчаса прошло, еще час и с теми кто увяз в болотине егеря окончательно разобрались, теперь повинуясь приказам офицеров, начинают нижние чины потихоньку подтягиваться к самому краю поймы. Здесь они быстро понимают, что даже самое скверное и старое ружье неведомого происхождения бьет дальше, чем превосходно сработанный парижскими мастерами пистолет. И вскоре воздух просто сотрясается от частого "пах-пах-пах", это очень похоже на пулеметный огонь века ХХ. Когда потом унтер-офицеры осмотрят патронные сумки у солдат, то окажется, что многие в этом бою успели выпустить весь носимый боекомплект и даже часть патронов из ранцев употребили в дело. Придется срочно менять кремни почти на всех ружьях и регулировать разболтанные от частого употребления замки. Но пока еще идет перестрелка и постепенно заливной луг перед поймой заполняется неподвижными телами в кирасах, а рядом носиться на свободе целый табун лошадей без всадников. Кирасиры не сразу сообразили, что игра в сущности уже давно идет в одни ворота, долго же, однако, до них доходило, трудно бывает порой расстаться с иллюзиями о собственном "превосходстве"… Они уже потеряли без малого два эскадрона, а противник по-прежнему почти неуязвим, укрытый в своем болоте точно в неприступной крепости, а тут еще из-за ближнего пригорка стали видны кончики хищных казачьих пик, как бы не добили станичники пострадавший полк на отходе, казакам это вполне по силам. Призывно ревет труба, дан сигнал ко всеобщему отступлению. Подобрав своих раненых "железные" всадники вихрем уносятся прочь, пригрозив напоследок проклятым "болотным крысам" обнаженными палашами – вот поймаем еще вас в поле мерзавцы, разберемся и посчитаемся за позор…
– Ура братцы!!! Ура нашему полковнику!!! Он ить всех спас!! – истошно вопит кто-то из солдат у реки и этот рев тотчас подхватывают сотни молодых и здоровых глоток.
– Ур-р-р-а-а!!! – ревет вместе со всеми Александр, захваченный общим порывом восторга и воодушевления. Действительно, этот нескладный худой и временами – чего уж греха таить, весьма вредный старик стал для егерей сегодня первым после бога. Ведь одно вовремя сказанное слово, одна своевременная команда – и он превратил неминуемый разгром и чуть ли не поголовное истребление 13-го егерского в блестящую победу. Неудивительно, что Суворов слыл непобедимым военачальником, ведь у него были такие офицеры.
…………………………………………………
– Охренеть! – штабс-капитан Денисов и сам не заметил, как у него вылетело случайно словечко из "арсенала" его приятеля-иновременца, но для текущей обстановке это пожалуй самое подходящее определение.
– Жаль лошади убитых убежали вслед за кирасирами… – полковник был спокоен и даже немного весел, все сложилось в этот раз удачно, – Придется нам милостивые государи мои довольствоваться одними доспехами и оружием с убитых. За кирасы военное ведомство нам должно будет, насколько я знаю, в России их пока не выделывают.
– Указывать… что мы в реляции "наверх" писать будем?
– Как это что??? Не стесняйся Иван Федорович смело отмечай "разгром", поиже враг оставил нам поле баталии и богатые трофеи. Сделаем как Александр Васильич – а почто их супостатов жалеть, пиши больше! Наши потери уже сочтены?
– Сейчас вылезем из этой дурной трясины и сделаем общую перекличку, но полагаю почти все наши нижние чины уцелели, на дороге мы потеряли человек пять или от силы десять. Только тех, кто споткнулся, отстал или промедлил по недомыслию. Еще полдюжины или чуть больше кирасиры зарубили, когда окружили нас с вами. Остальные добежали благополучно, что им сделается, ведь парни крепкие и ноги у них быстрые… – штабс-капитан Денисов оглянулся по сторонам, – А вон кстати и унтер мой идет со товарищи!
…………………………………………………
На войне как на войне, только егеря приступили к сбору трофеев, как тут же, как из-под земли выросли "конкуренты" и незамедлительно предложили поделится. Казачий офицер без обиняков потребовал отдать им половину "добычи", мотивируя претензию, тем, что это они французских кирасир завели сюда и якобы "заманили в ловушку". Полковой командир 13-го егерского не стал спорить с наглецом, лишь указал ему на пыль вдали – там твои трофеи и пленные голубчик, а это наши, мы за них заплатили кровью. Однако "донилыч" оказался весьма настойчивым в своих требованиях и стал усиленно намекать, что если ему ничего не выделят из "хабара", то он будет вынужден сообщить в донесении "наверх" об имевшем место факте бегства всего 13-го полка с поля боя. Закончились препирательства тем, что вымогателя просто послали подальше в эротическое путешествие, причем совершенно некультурно.
– Ить экий жадный казачок до чужого добра попалси? Откуда каков взялси тока? – пехота кавалерию "по традиции" не любит, а уж иррегуляров и подавно, поэтому "народ" однозначно поддержал своего отца-командира.
– Да не казак это поди, видно морда жидовская, или мож из хохлов в охфицеры вылез? – так нижние чины расценили происходящее. – Настоящи казаки отнять чужо добро могут завсегда, а эдак выцыганивать, да не в жисть не будут!
Пока солдаты ползали по лугу, собирали различное барахло, неожиданно появились и пленные, а ведь казалось вроде, что перестреляли всех до единого. К полковнику под знамя привели 14 поднятых в поле французов, в том числе двух лейтенантов и одного суб-лейтенанта. У офицеров, как выяснилось позднее, кирасы были собственные и "настоящие", выделанные из хорошей стали… Офицерские доспехи, в отличие от солдатских казенных, воздействие обычной круглой пули на дистанции в сто-сто пятьдесят шагов выдерживали благополучно – только вмятины остались на металле, чего нельзя было сказать об их владельцах. Последние получили множественные тяжелые ушибы внутренних органов и переломы ребер, и одним словом, надолго вышли из строя. Командиру кирасирского полка повезло намного меньше, чем обер-офицерам, его случайно заметил Александр. К великому сожалению, Сашка пока так и не научился до сих пор выделять в пестрой массе вражеского строя "начальствующих лиц", в итоге постоянно расходовал в каждом бою драгоценные заряды на трубачей, барабанщиков, знаменосцев и еще каких-то нижних чинов, выделяющихся обмундированием и экипировкой из общей массы. Но в этот раз получилось как по маслу, и французский полковник поймал грудью пулю из нарезного оружия, как раз ту, что по злой иронии судьбы названа в честь одного его соотечественника. От нее броня кирасы француза не спасла, он погиб на истоптанном копытами лошадей поле перед поймой еще в самом начале перестрелки, когда пытался выручить попавший в ловушку первый эскадрон своего полка. Сказалось ли это обстоятельство на ходе сражения или нет – бог весть. С момента принятия решения об отступлении к реке, бой шел как на "автомате" и влияние командования на его дальнейший ход было минимальным. По крайней мере, так показалось Александру.
