Дверь открывается. Знакомое с детства лицо, обрамленное аккуратными седыми кудряшками, переполняется удивлением, восторгом и радостью. Не может быть! Как же? Я видел собственными глазами! Она же погибла… Выходит, я ошибся? Бросаюсь к единственной во всём мире женщине, знающей меня жизнерадостным избалованным ребёнком. Которым я был однажды, и уже никогда не буду…

— Юный господин? Не может быть! Хвала небесам! Как же так? Я ведь потеряла всю надежду, носила цветы вам на могилу!

Затем речь Ольги Степановны стала совсем невнятной из-за нахлынувших слёз. Она обнимала меня, восторженно вскрикивая. Шмыгала носом, приговаривая что-то о услышанных Богом молитвах. Я уткнулся носом в макушку женщине и не мог поверить своему счастью! Сам заплакал, как ребенок… Уютные тёплые руки, уставшие голубые глаза, тонкие морщинки… Я не один! Кое-что с моей прежней жизни осталось прежним.

— Ольга Степановна, я думал, вы погибли! Видел, как вы неподвижно лежали…

— Да, мой мальчик. Та ночь унесла не мало жизней… Но, меня не убили. Огрели по голове, я потеряла сознание, когда пришла в себя- лежала в больнице. Отделалась лёгким сотрясением. Когда вернулась домой… Милый, что здесь было! Столько жертв! Похоронили восемнадцать человек! Вернее, восемнадцать вампиров. Людей, как оказалось, не убивали. Я тоже спаслась не случайно. Мы с остальными выжившими оббили все пороги у дверей соседних поместий. Павловы, спасибо им за участие, подняли на уши всю элиту. Каждая семья аристократов участвовала в поиске! И всё даром. Не удалось выяснить ничего. Ни имя заказчика, ни ваше местонахождение. Были предположения, что раз всё так подчистили, что не подкопаешься- то в похищении была замешана королевская семья. Этот проклятый царёк монополизировал всю власть, только он и его советники могут на что-то влиять! Никто не рискнул, не имея доказательств, идти к нему на разговор… После нескольких месяцев поисков мы поняли, что вас нет в живых. Поставили могилы. Милый, знал бы ты, сколько над ними было пролито слёз! Первое надгробие — Даниилу Александровичу Соболеву, верному мужу, хорошему отцу и любимому хозяину, второе — Елене Захаровне Соболевой, верной супруге, хорошей матери и любимой хозяйке. И последнее, самое маленькое, Владиславу Даниловичу Соболеву. Ребёнку, не успевшему стать мужчиной…

Ольга Степановна снова залилась слезами, обнимая меня со всей силы. Краем глаза взглянул на Анну. Она закрыла рот руками, истерично замотала головой… С век слетала не унимаемая влага. Видимо осознала, что сотворил ее отец. Сколько принёс горя. Но, зачем эти рыдания? Хочешь убедить меня, что ты не такая? Не как он? Хочешь разжалобить? Нет. Этого не будет! Ты поплатишься за всё, в чем виновна ваша семья!

— Юный господин! Ой, простите… Теперь, наверное, просто Господин. А вы как? Где вы были? Где вас держали и кто сотворил это с нами? Ваши родители? Что с ними стало?

Я посмотрел экономке в глаза со всей грустью, что во мне жила всё это время. Отрицательно замотал головой. Она всё поняла, погладила меня за плечо.

— Господин, всё уладится… Благодарите Бога, что выжили. Я знаю, для ваших родителей это было главным.

— Ольга Степановна, давайте я позже расскажу вам обо всем более подробно. Сейчас мне бы хотелось отдохнуть.

— Конечно, конечно! Я, бестолковая, и не подумала! Вам столько пришлось пережить! И после всего вы наконец-то добрались домой! Господин, какие вы желаете занять покои? Я всё держала в чистоте, так что выбирайте любые. Леди будет отдыхать с вами? Или приготовить отдельную спальню?

— Будет со мной. Её зовут Анна, кто она и откуда, тоже расскажу позже. Мы займём комнату родителей. Ольга Степановна… Запасы пополнялись?

— Господин, я сейчас же сделаю заказ. Сейчас есть немного в заморозке. Я подам.

— Больше прислуги не осталось?

— После того, как свели могилы, люди стали постепенно уходить. Сейчас, к сожалению, я одна. Но, можете на меня положиться!

— Я знаю. Простите. Завтра я займусь персоналом.

Экономка мило улыбнулась, как тогда, когда была мне няней. Это правда…только на неё я и могу положиться.

— Желаете что-нибудь с обычной еды?

— Да. Приготовь, пожалуйста, свой фирменный стейк и ватрушки к чаю. На троих. А, пока готовится, принеси для Анны фрукты и травяной чай. Ей нужно восстановить силы.

— Хорошо, господин.

Ольга Степановна провела нас в комнату родителей. Здесь всё осталось по прежнему. Бежевые высокие стены, письменный стол, на котором лежали стопки документов. Папа всегда был ответственным. Все бумаги перебирал тщательно, на запросы отвечал во время, никогда не пользовался своим положением и не перекладывал свою работу на подчинённых. Вот, даже перед сном перечитывал то, что не успел изучить в кабинете в рабочее время. Но, видимо, остались дела, которые он не успел сделать.

У южной стены широкая кровать, застеленная шелковым алым покрывалом. Маме нравился красный цвет… По бокам стоят тумбочки, на которых красуются вазы ручной работы. В них аккуратные букеты с мелких роз в тон постели. Ольга Степановна меняла их и сейчас.

Как же я зол. На себя. На эту чёртову ведьму, пленившую моё сердце. На то, что ничего нельзя изменить! Сажусь на край кровати. От отчаяния сжимаю покрывало. Поднимаю глаза, Анна стоит в дверях, опустив голову. Нервно теребит край юбки. Поднимаюсь и подхожу к ней. Хватаю под руку. Наклоняюсь к её лицу. Аромат нежной кожи дурманит разум. Подношу губы к уху, попутно убирая выбившуюся прядку волос. Шепчу чуть слышно:

— Здесь, в этих стенах, могли быть они. Могли обниматься на этой кровати перед сном. Мама могла бы вдыхать запах любимых цветов. Отец мог допоздна копошится в бумагах. Но… Этого не будет, и потому… — провёл рукой по шелковым локонам, сгреб их в охапку, сжал до боли… Потянул на себя, и зарылся в них носом. Вдохнул и, кажется, опьянел от этих флюидов. Что же, чёрт побери, твориться в моей голове? Вдохнул ещё. Второй рукой сжал ее шею, приподнял лицо выше. Встретился с ней взглядом. Изумрудные глаза расширились, губы приоткрылись, часто вдыхая воздух. Провёл носом по щеке, спустился ниже. Коснулся языком. Сладкая. Слизал влажную дорожку от пробежавший слезы. Солёная и желанная. В ней вся боль, которую я принес дочери своего врага. Но этого мало, удовлетворение не приходит. Хочу касаться её ещё, больше… Запрокидываю голову. Касаюсь горла. Дыхание учащается. Её, моё. Глажу ключицы, ловлю губами жар её тела. Хочу. Хочу не как жертву, хочу как женщину. Владеть ею, всегда, всю жизнь. Преодолеваю желание обнажить ее мягкую высокую грудь и смять её, утопая в блаженстве. Отстраняюсь. Анна обмякла, чуть не съехала по двери на пол. Щеки залил румянец, глаза заблестели. Теперь, если это возможно, я желал её ещё больше. Оставляю девчонку наедине с мыслями и направляюсь в ванную. Нужно остыть. Включил душ. Вода стекает по телу, но не смывает порочность души. Как же мне лишиться желания к этой женщине, если даже холодные струи не унимают жесткий стояк. От одного вида, от запаха её тела, который ещё не сошел с моих губ, мой член наливается и становится твёрдым. Как же совладать с собой? Смогу ли я не поддаться соблазну?

Анна

Влад ушёл в ванную, а я осталась наедине со своими мыслями. Окружённая стенами комнаты, где когда-то жили его родители. А теперь не живут, по вине моего отца. И, самое страшное для меня, что в этой самой комнате я только что ощущала безудержное влечение к человеку, который небеспричинно меня ненавидит! Он говорил о смерти самых дорогих ему людей, а моё предательское тело источало жар от его тихого шёпота. Воздух щекотал макушку уха, кожа покрылась мурашками. А потом… Чувствовать на себе его язык, влажный и теплый. Ощущать, как он слизал слезинку с раскрасневшейся щеки. Как вдыхал мой запах, ненасытно, как зверь. Как касался шеи… Я явно до сих пор не на своём месте. Как я могу? Как он может? Что же всё-таки меня ждёт в этих стенах?

С ванной доносится шум от потока воды. Интересно, над чем он сейчас размышляет… Смывая с себя грязь, от которой мне, наверное, уже не отмыться. Присела на диван, который располагался по левую сторону от кровати. Опустила устало голову. О чём здесь думать? Всё равно от меня мало что зависит. Грустные мысли перебил стук в дверь. Я открыла, в комнату вошла Ольга Степановна. Мило улыбнулась, прошла неуклюжей походкой к прикроватной тумбочке и поставила разнос с фруктами, ароматным чаем и стаканом красной жидкости. Повернулась ко мне, осмотрела.