Они стояли на южном склоне холма, поросшем кустарником и низкорослыми деревьями. Здесь, между валунами, притаился вход в тайные подземные тоннели, ведущие в замок. Выше по склону среди зарослей виднелась кладка внешней стены замка, а внизу блестела отражением предзакатного неба Мутная река. Наступил вечер, и мир тонул в сгущающихся сумерках.

– Хватит! – пытался остановить Хадугаст разъярённую женщину. – Можешь хоть минуту помолчать?

– Ладно, – успокоилась графиня, – говори, что хотел, только быстрее: моё отсутствие заметят.

– Граф всё знает! – выпалил воин. – Слышала его слова про бордель? Клянусь Хошедаром, он пронюхал о сговоре! И одному Всевидящему известно, как. Я должен убраться из замка, как можно быстрее ради нашей же безопасности.

– А теперь прекращай истерику, – Берхильда говорила спокойно, холод и нотки презрения сквозили в её голосе. – Если бы Ардван что-то узнал, он действовал бы совсем по-другому, а не занимался болтовнёй. Пленник не проговорился: я приказала палачу убить его прежде, чем тот раскроет рот, а хозяйка борделя боится потерять заведение – тоже веский повод держать язык за зубами. Откуда графу знать? Мой муж – человек подозрительный, этого не отнимешь, вот только подозрения его не значат ровным счётом ничего.

– Наверняка за мной следят, – не унимался Хадугаст.

– Разумеется, следят! А потому крайне глупо было с твоей стороны искать встречи в замке. Только мы не знаем, кто следит. Подозреваю, Тедгар, но это может быть и любой другой слуга, хотя бы даже тот деревенщина-виночерпий. Скоро я это обязательно выясню.

– В любом случае, в Нортбридже оставаться опасно.

– И ты собрался удрать, поджав хвост?

– Хватит разговаривать со мной таким тоном! – Хадугаст ощутил прилив гнева: сегодня уже второй человек отчитывал его, будто неразумного ребёнка. – Я коленопреклонённый, а не твой раб.

– Ой, ой, ой, ну конечно, ты же храбрый и могучий воин… который хочет смириться с поражением и бежать с поля боя, стоило запахнуть гарью.

– Нет, это совсем другое! Пойми, мы замыслили предательство! Хотим ударить в спину своим – в чём тут храбрость или благородство? Да и возможностей у нас всё меньше. Твои люди облажались, когда был шанс сделать всё по-тихому. А сейчас, даже если Ардван погибнет на войне, ты не сможешь отправить Нитхарда в монастырь без согласия двух прихвостней графа. А значит, у меня нет никаких шансов наследовать титул! Они ни за что не дадут это сделать, понимаешь? Когда я поправлюсь, уеду на войну, как того и хотел с самого начала.

– Ты всерьёз полагаешь, что Тедгар и Адро будут здесь что-то решать? Тогда ответь мне на вопрос: из кого состоит гарнизон замка?

– Из, наёмников, людей графа.

– Верно, из наёмников! А наёмнику плевать, кому служить, лишь бы платили. А кто платит? Маршал с кастеляном? Вот и получается, что когда граф уедет, у него останется не более десятка коленопреклонённых, да несколько монахов Лаутрата.

– Но они будут стоять насмерть!

– До сражения дело не дойдёт. А если Тедгар и Адро всё же заартачатся, сто человек в любом случае больше десяти. Да и потом, неужели ты так жаждешь ехать на край света за некой призрачной надеждой? – тон Берхильды стал мягче. – Твой дом здесь, Хадугаст! Хочешь остаток жизни быть марионеткой своего брата или короля? Или чтобы тебя постоянно гнали ото всюду и смотрели сверху вниз, как на попрошайку? Не хочешь – знаю. Ты всегда был горд и жаждал независимости. Ну так вот твой шанс! Ты нужен этому месту, нужен мне! Неужели до сих пор не понял? Неужели не видишь, как тяжело мне жить с этим старым бараном? Я ещё молода, и ты тоже. Я бы хотела родить от тебя наследника – наследника, который не окажется очередной пешкой Железноликого, а станет великим и славным правителем собственных земель! А ты собираешь бросить меня в такой час! Как же наши чувства, Хадугаст?

Речь Берхильды попала точно в цель: коленопреклонённый видел, как эта женщина твёрдой рукой берёт его под узды, но ничего не мог с этим поделать. Слова растапливали сердце могучего катафракта. Всю жизнь он скитался по чужим землям и замкам, где его терпели только из вежливости, и не знал, каково это: чувствовать себя кому-то нужным. Хадугаст, будто зачарованный, смотрел на графиню: воинственная страсть придавала Берхильды особое очарование.

– А если Ардван не погибнет? Если всё же вернётся, как быть? – спросил Хадугаст. – Снова пытаться убить его?

– Думаешь, я не предвижу такую возможность? Думаешь, у меня нет верных людей и родственников в армии короля? Эта война станет для графа последней.

Тут Хадугасту пришла идея:

– А если попросить помощи у этих… «свободных»? Чего хочет Бадагар? Власти? Денег? Всё равно придётся с ним разбираться. Если Трёхпалый встанет на нашу сторону, он поможет расправиться с несогласными.

– Исключено! – графиня резко изменилась в лице.

– Но почему?

– Об этом не может быть и речи! Не собираюсь якшаться с разбойниками.

– Наверное, я чего-то не понимаю, но…

– Да ты глаза разуй! У этих бунтарей только одна цель: грабить и убивать. Они же ненавидят всех нас! Хочешь на поклон к низкородным пойти, с грязью смешаться? А как же честь? Да нас люди засмеют! Бадагар должен быть пойман и четвертован – и это единственное условие, которое мы ему предложим.

– Так ведь можно встретиться тайно, – озадаченно произнёс Хадугаст, – если это поможет...

– Не поможет, – отрезала Берхильда, ставя точку в разговоре.

Графиня зажгла фонарь и скользнула в тёмный тоннель, одно из ответвлений которого вело прямиком в подвал её башни, Хадугаст же побрёл по еле заметной среди растительности тропе, тянущейся вокруг холма. На улице стемнело, и коленопреклонённый еле-еле мог различить маршрут впереди. Он постоянно сбивался с дороги, путаясь в зарослях кустарника и царапаясь о только начавшие распускаться ветви, а один раз даже чуть не подвернул ногу. Поговаривали, что под Нортбриджем есть целая сеть лабиринтов, построенных в стародавние времена, и некоторые из тоннелей выходили в леса за городом. Но все они давно были завалены, и остался только один лаз, что вёл на южный склон. Тропа от него тянулась под стенами крепости и выныривала из зарослей у подъёмного моста.

Оставшись наедине с самим собой, Хадугаст постепенно отходил от чар возлюбленной, и теперь его начали одолевать сомнения. Прежде жизнь казалась до предела простой: воюй, грабь, ешь и пей. Коленопреклонённый не имел ни земли, ни имущества, а значит, ничего не доставляло хлопот, не приходилось ни за что отвечать и ни о чём беспокоиться, кроме сохранности собственной шкуры. А теперь мир вокруг становился слишком сложным, и это пугало храброго воина.

Берхильда говорила, он ей нужен, слова грели душу одинокого мужчины, вот только рассудок подсказывал, что не стоит полностью доверять женщине, столь одержимой личными амбициями. Графиня вряд ли пошла бы на мировую после их ссоры, если бы её не питали ненависть к королю и жажда власти. Она и прежде стремилась подбить Хадугаста на предательство, настраивала против Ардвана, а теперь, когда король казнил её родственника, для женщины стало делом принципа добиться независимости от убийцы и тирана, как она называла Железноликого. Не давало покоя и мысли и её семействе. Хадугаст знал Рёгнгвальдов и сомневался, что они останутся в стороне, когда графство отложится от короны. Если Берхильда добьётся власти, будет ли всё именно так, как представляется в её сладких речах? И кто на самом деле станет хозяином Вестмаунта? Не окажется ли тогда Хадугаст снова не у дел? От раздумий заболела голова: слишком много вариантов нужно просчитать и предугадать слишком много событий, а бывалый воин не привык заниматься подобными вещами. Он знал, что Берхильда пользуется его чувствами, и, казалось, что может быть проще: послать женщину на все четыре стороны и уехать навсегда, вот только в её присутствии могучий катафракт терял волю и самообладание, становясь мягкотелым и податливым. Да и возможность завладеть замком выглядела соблазнительно, а со слов Берхильды осуществить задуманное было просто, как в затылке почесать.