А ещё Монтан узнал об одной очень серьёзной проблеме в Катувеллании: с церковью Хошедара у него с самого начала не заладились отношения. Юноша ещё не настолько глубоко постиг человеческие нравы, чтобы понять, почему так тщательно нужно оберегать некие идеи, затыкая и истребляя несогласных, а остальных вводя в заблуждение. И это был второй повод идти в Нэос: в стенах торговой столицы мира катувелланские мобады не имели власти. В город стекались люди разных верований со всей западной части континента и ближайших островов, и Монтан полагал, что тут не станут допытываться, во что он верит, и не попытаются убить на почве религиозных разногласий. И действительно, ещё в пригородах он увидел несколько святилищ и храмов, принадлежащих людям разных верований, мирно сосуществующим друг с другом: в Нэосе религиозные конфликты преследовались по закону.

Вместе с человеческим потоком Монатн влился в ворота города. Тут, на входе, царило столпотворение: люди, лошади и повозки ломились в обе стороны, создавая заторы. Оказавшись в толпе, юноша совершенно потерялся и ощутил такой внутренний разлад, такую дисгармонию, что первой мыслью было бежать отсюда без оглядки, но совладав с собой, решил вначале исследовать это место и попробовать устроиться тут на несколько дней, и уже потом решать, что делать дальше.

Монтан пошёл по главной улице в сторону центра. Вдоль выложенной булыжником мостовой, тянулись опрятные дома, украшенными лепными фронтонах, колоннами и скульптурами. На первых этажах можно было увидеть торговые лавки, мастерские, закусочные. В городе действовали акведуки, канализация, общественные туалеты и бани – всё это было создано в качестве подражания ушедшей в небытие культуре Великой Автократории, тщательно сохранялось и поддерживалось в рабочем состоянии не одно столетие. Местная власть могла себе позволить подобную роскошь, а вот в городах поменьше и победнее, наподобие Мегерии, коммуникации давно пришли в негодность, а отголоски древней цивилизации ощущались разве что в архитектурном облике.

Монтан рассматривал людей, что пёстрой, голосистой толпой сновали вокруг. В основном это было местное, смуглое население – потомки некогда колонизовавших побережье эллоев, но жили тут и рослые люди с берегов Зелёного моря, и выходцы с севера, и катувелланцы и даже чернокожие обитатели южных пустынь. В Нэосе звучали все языки и наречия континента, но официальным считался общий язык, введённый в качестве единого во времена Великой Автократории, и принятый ныне во всех полисах и архонтствах, считающих себя наследниками древнего государства. Впрочем, для Монтана не составляло труда говорить, как на катувелланском, так и на общем языках.

Центр города блистал монументальной роскошью. Дворцы местных богачей, театры, гимнасии, храмы, здание Совета архонтов, даже библиотека, где хранились труды учёных и философов прошлого – вся эта пышная, белоснежная архитектура была будто срисована с древних гравюр времён расцвета государства эллоев, когда Нэос являлся одной из небольших отдалённых колоний. Тут было ужасно шумно и людно. Монтан не мог придти в себя от гама, царившего вокруг.

Выйдя к городскому рынку, он попал в бурный водоворот толпы, кричащей, голосящей, бурлящей в безобразном хаосе. Тут были и нищие, что теснились по углам, и богачи, передвигающиеся на носильщиках в роскошных паланкинах, запахи со всех сторон били в нос россыпью ароматов, временами приятных, временами отвратительных. Дымила готовящаяся еда, продавцы горланили про свой товар, а в пучине этого бедлама сновали попрошайки, аферисты и воры, приглядываясь к чужим кошелькам.

Монтан покружил некоторое время в сутолоке базарной площади, а потом решил удалиться в более тихое место. Но едва он выбрался на улицу поспокойнее, как к нему подошёл мужчина, по виду местный житель, одетый довольно опрятно, но бедно – в тунику из грубого полотна.

– Друг, можно на пару слов? – умоляюще, но настойчиво обратился. – Никогда бы я не просил у прохожих, но беда случилась. Мать больная. Который месяц лежит. Денег надо много: очень сильно болеет. Помоги, добрый господин, чем не жалко.

Монтан тут же смекнул, что предоставляется хорошая возможность взяться за врачевание.

– Я помогу, – сказал он, – я лечу болезни. Отведи меня.

– Добрый господин, уверен, ты много возьмёшь за свои услуги, а у меня совсем нет денег, и тех жалких статеров(1), которые удалось собрать, вряд ли хватит.

– Я вылечу бесплатно, – настаивал Монтан, – ты просто расскажешь обо мне другим. Веди.

– А ты хороший лекарь? – с подозрением спросил незнакомец. – А то сейчас многие промышляют врачеванием, но не все хорошо это делают, обмануть даже могут. Нарвался я на одного как-то… – он досадливо махнул рукой. – А тебя первый раз вижу, ты же не из гильдии врачей, верно?

– Нет, – сказал Монтан, – я пришёл издалека. Но лечить умею. Если надо – веди, если нет – иди своей дорогой.

– Что ж, – почесал в голове незнакомец, раздумывая над предложением, – коли не обманываешь, пошли. Но учти, друг, идти далеко: я живу у восточной стены.

– Хорошо, – согласился Монтан, и они отправились.

Путь действительно оказался неблизким, и чем дальше шли, тем беднее вокруг становились районы. Исчезла каменная мостовая, а опрятные домики сменились грязными, утлыми хибарами местной бедноты, сложенные на скорую руку и неряшливо напиханные вдоль узких, вонючих улочек. Даже в Мегерии Монтан не видел настолько убогих жилищ.

– И что же тебя привело сюда, друг? – спросил незнакомец, когда они шествовали по трущобам.

– Хочу заработать денег, – поведал о своих планах молодой целитель, – тут много богатых людей.

– Это да, – согласился мужчина, – много, и все они живут там, в центре. Но бедноты ещё больше. Люди сюда рвутся за богатством, но находят его далеко не все. Кто-то и сносом остаётся. Но ты-то разбогатеешь, вижу по тебе – хороший ты человек. Обязательно разбогатеешь. Врачи тут нужны. А то шарлатаны одни, или гильдия. А те и не лучше: и шарлатаны, и денег много берут. Этой гильдией один тип заправляет – мерзкий человечишка. Лучше с ним дел не иметь. Так вот, расценки у него выше небес – только богачам лечиться.

Незнакомец и дальше чесал бы языком без умолку, но Монтану это надоело.

– Чем больна твоя мать? – прервал он болтовню.

– Дык чем… Это… лихорадка, не двигается, лежит, сыпь. Сам увидишь, я-то не врач – не разбираюсь.

Наконец они забрели в мрачный, пустой закоулок между двумя глухими стенами, такой узкий, что два человека с трудом могли бы тут разойтись.

– Вот мы и на месте, – усмехнулся незнакомец.

– Где мать?

– Померла давно, друг. Никто ей не помог. А ты гони кошель, – мужчина достал из-под полы туники нож.

Монтан услышал за спиной шаги. Оглянулся: позади четверо, на вид весьма агрессивные. В руках – короткие, обоюдоострые мечи с широкими лезвиями.

– Посмотрим, что там у тебя, – угрожающе произнёс один из прибывших – громила с приплюснутым носом.

–Ты меня обманул, – безучастно произнёс Монтан, будто и не удивившись ни капли. – Кошелёк не отдам, проваливай.

Разозлённый наглостью и спокойствием жертвы, разбойник подскочил вплотную и приставил нож к шее юноши:

– Значит, твоё путешествие здесь и закончится.

Взгляды их встретились. Монтан почувствовал злость на этого человека. Уже который раз его пытались убить, в который раз угрожали расправой. «Глупцы, – подумал он, – как вы мне надоели». Монтан сосредоточился, и тут глаза бандита остекленели, из них потекли две тонкие красные струйки, из ушей тоже пошла кровь. Монтан мог легко превратить в жижу мозг противника, хотя он и нечасто прибегал к такому приёму. Но этот человек вёл себя слишком агрессивно – ему полагалось умереть. Разрушать было проще, чем создавать или лечить, а потому понадобилось лишь мгновение, чтобы устранить наглеца.

Но позади стояли другие. Когда первый грабитель упал, юноша обернулся. В глазах потемнело, а тело разодрала боль. Остриё клинка резало внутренние органы, превращая живот в кровавое месиво. Перед взором стояло озлобленное лицо громилы с приплюснутым носом, он что-то прорычал и нанёс ещё один удар, на этот раз выше, под рёбра. Лёгкие заполнила кровь, Монтан захрипел, пытаясь вдохнуть, и захлебнулся.