Ночь была такой, какой обычно бывают ночи на юге: очень темной и жаркой. Верещали цикады, мяукали коты, лунный диск приближался к зениту. Время нечистой силы: полнолуние. Борис стоял на балконе и с наслаждением вдыхал табачный дым. На душе было спокойно и даже радостно. Хотелось дышать полной грудью. Борис бросил благодарный взгляд назад в комнату, где на диване спала Ника. Не было никаких сомнений в ее благотворном на него влиянии. Борис поднял голову и с вызовом посмотрел в ночное небо. Чувствовал он себя так, как будто вот-вот расправит крылья и полетит. А почему бы и нет, подумал Борис. Ведь я же ангел.

И как бы в ответ на его мысли у Него за спиной появились два больших крыла. Не ослепительно белые, как у тех ангелов, что рисовали художники времен Средневековья и Возрождения, а серые, как будто немного испачканные. Серые, но достаточно сильные, чтобы пролететь многие и многие километры. Он легко оттолкнулся ногами и, взмахнув крыльями, взлетел. О, как это было прекрасно — лететь свободно как птица. Лететь — не обремененным лишним грузом техники или каких либо приспособлений. Способность свободного полета приближает пусть не человека, но ангела — к Творцу. Это неописуемое чувство свободы и полного контроля над своим сильным и еще молодым телом. А эти кульбиты в воздухе: кувырок вправо, кувырок влево, сальто мортале! Несколько взмахов крыльям, и и Он уже высоко в небе, а мир внизу кажется таким маленьким и незначительным. Все выше и выше, к звездам — подальше от земных проблем, суетных стремлений, мелочных амбиций и несбывшихся надежд. Все выше и вверх — к полной свободе!

Когда улеглись первые волны восторга, Он огляделся вокруг. Воздушный простор был абсолютно пуст. Под ним бархатисто расстилались легкие облака. Город затерялся далеко внизу. Надо спуститься пониже, подумал Он.

Чуть пониже облаков возвышалась Башня. При свете луны она казалась одним сплошным черным монолитом. Ему захотелось подлететь поближе, казалось, что какая-то сила влекла Его к ней как мотылька на огонек свечи. Но чем ближе Он приближался к Башне, тем плотнее и холоднее становился ночной воздух. Еще немного, и крылья стали вязнуть в нем как в густой патоке. Он отчаянно махал крыльями, но Ему не удалось приблизиться к своей цели ни на йоту. Он пытался снова и снова: возвращался и пробовал преодолеть оставшееся расстояние с налету, но все попытки были тщетны: Башня отталкивала его, словно он был инородным телом. Прошло немало времени, прежде чем Он, устав от безуспешных попыток, повернул назад. Он уже возвращался в свою земную обитель, как что-то привлекло Его внимание. Пролетая над старым городским парком, Он уловил какой-то почти неслышный для человеческого уха неясный звук. Влекомый любопытством, Он решил спуститься пониже. Когда Он достиг центральной части парка, Его глазам открылась следующая картина. На асфальтированном пятачке, который когда-то был танцплощадкой, стояла толпа: человек сто или больше — детей и подростков. Они стояли плотной массой, их головы были запрокинуты, а невидящие глаза устремлены вверх, как будто они молились. Рты их были открыты, и из них шел низкий горловой звук, очень странный, неприятный — нечеловеческий звук, похожий на тот, что иногда доносился из Башни. Он хотел опуститься еще пониже, чтобы получше все рассмотреть, как вдруг заметил больших черных собак. Он насчитал шесть таких тварей. Это были мощные мускулистые зверюги. Они находились в тени деревьев, но через какое-то время одна из псин выходила на свет и обегала это странное собрание, таким образом проверяя, не отбился ли кто от стада. Заметив Его, они подняли к небу свои морды, от которых за версту несло трупным смрадом, но, быстро потеряв к Нему интерес, уткнулись носом в землю. Но, помимо собак, Он заметил еще одну пару горящих огнем глаз.

— Ну, что же ты не спускаешься?! — раздался в ночи противный скрипучий голос. — Мы тебя давно ждем!

И на свет из под деревьев вышел козлоногий урод. Он шел приплясывая, сопровождая свои слова бешенной жестикуляцией.

— Все летаем? — проскрипел он. — Порхаем. Ну и чего ты все вынюхиваешь, серенький? Присоединяйся к нам. Спускайся: выпьем токайского, поболтаем за жизнь. Или хочешь “беленькой” под соленый огурчик? Хо-лод-нень-кая! Организуем! Это мы мигом.

Бес щелкнул пальцами, и на газоне появился сервированный на две персоны столик. В центре стола красовалась запотевшая бутылка водки.

Ангел молчал, зависнув на безопасной высоте.

— Ну, так что, фратер? Давай спускайся, что ты строишь из себя целку, — продолжал бес. — Ни вашим, ни нашим. Не надоело? Ну, что за существование — всю жизнь прятаться от всех. Тебе стоит только захотеть, и все блага мира будут твои: деньги, машины, виллы, яхты. А женщины… Ты сам сможешь выбирать любую: темпераментные негритянки, нежные китаянки, жгучие бразильянки — все они будут у твоих ног.

Ангел по-прежнему хранил молчание, что еще больше раззадоривало беса.

— Слушай, а может, ты импотент? — продолжал изгаляться он. — Как и эти: которые во всем белом — ни на что не способны. Не поймешь: ни баба, ни мужик, одним словом — ангелы. Но и белым тебе все равно не стать. На тебе клеймо. А если хочешь свалить, то давай. Мы на тебя не в обиде. Ну, что тебя держит здесь? Эта мокрощелка? Как ее там, Ника? Такая же дырка, как и все остальные.

Если и есть на свете ангельское терпение, то никак не у серого ангела. Откуда не возьмись, в Его руках появился легкий одноручный меч. Один взмах — и в беса ударил мощный электрический разряд, что-то наподобие маленькой молнии. Беса отбросило назад, падая, он опрокинул стол, бутылка с водкой полетела в траву. Шкура на нем задымилась, а в воздухе запахло серой.

— Это нечестно! — вскакивая, завизжал бес. — Пользуешься тем, что я тебя не могу достать. Спускайся сюда — я тебе перышки повыщипываю, фраер залетный! Скажи спасибо хозяину: он велел тебя не трогать, считает, что ты можешь нам пригодиться. Иначе я из тебя бы давно цыпленка табака сделал! Ничего, мы еще поквитаемся, — пообещал бес. — Даже ангелы спускаются на землю.

Бес продолжал еще сыпать неясными угрозами, когда ангел стал подниматься вверх. Все выше, за облака, в черную холодную высь. Когда Он уже набрал высоту в несколько километров, где-то внизу, подсветив редкие облака, сверкнула зеленая вспышка и в Него оглушающим тяжелым тараном ударил тот самый ноющий, бьющий по нервам звук. Внезапно Его крылья потеряли под собой опору, и он стал падать.

Он вовсю бил крыльями, но ничего не помогало, как будто он падал в безвоздушном пространстве, хотя в его ушах свистел ветер. Земля стремительно приближалась. Я не могу разбиться, мелькнуло у него в голове, ведь я же ангел. И как будто в ответ на его мысли раздался злорадный хохот беса.

— В лепешку! Вдребезги!! Даже мокрого места не останется!!! — орал бес.

В последней попытке Он расправил крылья, надеясь, что у него получиться просто спланировать, но воздух его уже больше не поддерживал. Падение было неизбежно. Навстречу неслись улицы, дома, деревья. Ему хотелось закричать, он набрал в легкие воздух и…

На его плечо легла маленькая рука. Борис по-прежнему находился своем балконе, в его пальцах дотлевала сигарета. Позади него стояла Ника.

— Я проснулась — тебя нет. Ты стоял на балконе, как лунатик. Я тебя зову, а ты не отзываешься, — сказала она. — Мне стало страшно.

— Все в порядке, малыш, я просто задумался. Идем спать, — сказал Борис. Он сделал еще пару глубоких затяжек и щелчком послал окурок в ночную пустоту.

Обняв эту хрупкую девочку и уже засыпая, он вдруг понял, что у него сильно болят плечи. Наверное, с непривычки, успел подумать Борис и провалился в тяжелый без сновидения сон.

Утром Борис проснулся и понял, что чувствует себя просто великолепно. Он взглянул на часы: половина десятого утра. Ника была где-то на кухне. Оттуда был слышен звон тарелок, и до Бориса доносился аромат свежего кофе. Через минуту Ника вошла в комнату с подносом. На ней была рубашка Бориса, в которой она выглядела она весьма премило. Наверное, все женщины с молоком матери впитывают в себя какую-то шаблонность, стереотипность поступков, подумал Борис. В частности, это выражалось в том, что после ночи первой близости практически каждая его подруга или партнерша по любовным утехам, вставая с постели, обязательно надевала его рубашку. Наверное, еще их праматерь Ева, вкусив запретный плод и подсадив Адама на иглу плотских желаний, после первого грешного слияния их тел проделала то же самое, позаимствовав у первого мужчины его фиговый листок. Впрочем, у мужчин тоже имелся свой бзик: например курение в постели сразу после ратных трудов.