Борис закончил читать, когда уже темнело. Книга ему понравилась. Борис считал так: если начинаешь отождествлять себя с главным героем, значит, книга хорошая. Хотя конечно мы не похожи, подумал Борис. Он посмотрел на себя в зеркало: еще крепкая мускулатура, фигура без намека на животик, цепкий внимательный взгляд. Правда, черты лица, на его взгляд мягковаты, слишком расплывчатые, взгляду зацепиться не за что. Нет в нем интеллигентного обаяния Олега Янковского, мужественной некрасивости Жана Рено или демоничности Аль Пачино. Но я крепок, неглуп и не занимаюсь ненужным самокопанием. Да, и пью я не так много. Правда, волос стал редеть с катастрофической быстротой, еще немного, и появится плешь. Борис еще раз взглянул в зеркало. М-м-да… Самодовольный болван, сказал Борис своему отражению. Пора прогулять свое “эго” и познакомится поближе с теми, кто посещает молодежный клуб с таким претенциозным названием. Надо же знать, кого готовят нам в качестве смены и кому мы должны, как пелось в песне, вручить земной шар.

Когда Борис вышел из подъезда, то первым делом, что он увидел, был тот полоумный старик, который обратил его в бегство сегодняшним утром. Он спал на скамейке у подъезда, откинувшись назад и широко открыв рот из которого вырывался зычный храп. На нем было все то же странное одеяние. Тихонько, чтобы не разбудить спящего, Борис прошел мимо скамейки. Борис логично предположил, что старик ждет именно его, и ему совсем не улыбалось заново выслушивать тот бред, который тот нес утром. Быстрым шагом он вышел из двора и направился в новый город.

Если в “Веселом Роджере” все было пропитано табачным дымом и запахом пива, то в “Зоне риска” пахло фиалками и карамелью. Здесь подростки убивали время на игральных автоматах, торчали у стойки, потягивая “колу” и “спрайт”, был здесь и зал с компьютерами, но большая часть ребят тряслась под немыслимую музыку в дискотечном зале. Девушки в своих открытых летних нарядах никак не походили на школьниц, хотя их телодвижения были далеки от тех, что выделывают их ровесницы в стрип барах Гонконга. Борис ходил взад-вперед вертя головой в разные стороны. В прошлый раз, когда он был здесь в состоянии изрядного подпития, его ничего не удивило. Сегодня же его не оставляло чувство нереальности происходящего. Уж очень все было чинно и благообразно. Даже в мужском туалете никто не распивал спиртное и не занимался онанизмом. Хотя все присутствующие находились в движении, Борис не заметил на их лицах особого веселья. Его не оставляло ощущение, что все они здесь не отдыхают, а выполняют свою каждодневную работу. На Бориса, как ни странно, никто не обращал внимания. Он подсел к барной стойке и заказал себе апельсиновый сок. Может так и должно быть, думал он. Почему все считают, что последующее поколение должно хоть в чем-то походить на нас. Даже в стремлении человечества к совершенству присутствует известная доля эгоизма. Пусть последующее поколение будет лучше, чище нас, но с небольшим изъяном. Когда у хорошего человека есть известные недостатки, это нормально, это приемлемо. Есть кого учить жизни, возлагать ответственность за собственные просчеты, в конце концов, не чувствуешь себя таким ущербным. А тут целое поколение, ну не все, конечно, часть. Не пьет, не курит, не обманывает, не подличает. Это не дети — это инопланетяне какие-то. Кстати, неплохой сюжет для фантастического романа в духе “Похитителей тел”. Колонизация Земли путем подмены детей. И почему я не работаю в бульварной прессе? Вот где есть разгуляться фантазии. А вообще зря я сюда приперся. Подростки как подростки. Что я хочу узнать за один вечер? В конце концов, я не психолог и не знаю, как сейчас должны себя подростки и юноши от тринадцати до восемнадцати лет. У меня в этой области одни пробелы. Это у моих одноклассниц чадам уже по пятнадцать, шестнадцать, семнадцать лет. Я могу с одного взгляда отличить даму высшего света от дорогой проститутки, на слух “беррету” от “стечкина”, “Скорпион” от детища Узиэля Гала и мне достаточно полглотка, чтобы отличить “Столичную” от “Посольской”. Но я даже не имею представления, что такое teenager середины двадцать первого столетия.

Внезапно Борис почувствовал нечто странное. Этакое спинное чувство, когда тебя кто-то разглядывает. Он повернулся к залу и стал шарить по нему глазами, пока не наткнулся на ответный взгляд.

Это была девушка. Она спокойно разглядывала Бориса, и в ее взгляде не было ни заигрывания, ни кокетства, а проглядывало какое-то детское любопытство. Встретив взгляд Бориса, она кивнула ему как старому знакомому, и не торопясь, пошла к нему сквозь танцующую толпу. На ней было ситцевое платье в каких-то немыслимых цветах, а в разметавшихся по плечам волосах блестели переливающиеся нити. Ее походка была плавной и очень красивой. В ней не было бьющей ниже пояса сексуальности, но выглядела она очень женственно и даже волнующе. Эта девушка резко выделялась из толпы и выглядела как бы не в фокусе с окружающими ее людьми. Она была свежа и естественна более, чем были свежи и естественны все женщины, вместе взятые, которых знал Борис. Я помню чудное мгновенье, пронеслось в его голове. Когда она подошла почти вплотную, Борис поднялся со своего места.

Привет! — прокричала она сквозь грохочущую музыку и мило улыбнулась. Привет, — ответил Борис. Ника, — сказала она и протянула Борису руку. Борис, — представился Борис и осторожно пожал ее маленькую ладошку. Здесь очень скучно, — сказала она Борису, — Все какие-то неживые, как роботы. Вы здесь единственный с кем можно поговорить. Почему вы так решили? — так же осторожно спросил Борис. Так видно же, — с удивлением сказала Ника как о чем-то естественном и само собой разумеющимся. — Вы, наверное, здесь тоже первый раз? Вроде того. А что, так заметно? Конечно. Вы не отсюда. Вы как будто из другой пьесы, — сказала она. Это потому, что я здесь самый старый, — предположил Борис. Ну, вы совсем не старый, а очень симпатичный, — сказала Ника. Будь это произнесено какой-то другой женщиной, Борис бы это воспринял, как предложение переспать. Но в устах этой девочки это звучало естественно и вместе с тем очень наивно. Лицо ее было серьезно, лишь в глубине глаз плясали веселые смешинки. Ты не здешняя? — перейдя на “ты”, спросил Борис. Только вчера приехала, — сообщила Ника. — К бабушке. Мама родилась здесь. А я сюда приезжаю примерно раз в год. А вы? — спросила она. Я приехал сюда в отпуск. Когда-то я тоже здесь жил, — сказал Борис. Вам тоже скучно, — с уверенностью сказала Ника. Я вообще скучный человек. Наверное, у меня мало воображения, — саморазоблачился Борис. Ну, это вы на себя наговариваете, — так же уверенно сказала Ника. — Просто это место не для вас. Хочешь, уйдем отсюда? — неожиданно для себя предложил он. Я не против, — согласилась Ника.

Борис рассчитался с барменом, и они вышли на улицу.

Борис шел с Никой по вечернему Орбинску и первый раз за десять лет просто разговаривал: понемногу обо всем и ни о чем одновременно. Оказалось, что, несмотря на разницу в возрасте, у них было много общего. И он, и она, оба любят джаз, в частности Колтрейна и Армстронга; оба когда-то зачитывались Лемом и Чапеком; оба не любят “Унесенных ветром”, трогательно относятся к “Маленькому принцу” и смотрят старые фильмы. Когда они оказались перед “Веселым Роджером” Бориса внезапно одолели сомнения.

— Ника, сколько тебе лет? — спросил он.

— Восемнадцать.

— Восемнадцать, — Борис подумал, что она могла с таким же успехом сказать, что ей тридцать, и он бы не удивился. Было в ней что-то от взрослой женщины и одновременно что-то от маленькой девочки. Редкое и волнующее сочетание. Прямо как в дешевом романе. Чего в ней не было — так это стервозности, Борис это чувствовал. И это было необычно. В Лорне стервозности хватило бы еще на двух-трех темпераментных дамочек.