— А-а, это вы, господин Ласаль? Прошу прощения.
Луч фонаря спустился ниже, к ногам, и Борис различил за валуном два светлых пятна. Когда они приблизились, Борис увидел двух парней в камуфляжных штанах и белых рубашках с коротким рукавом. На левом рукаве у них было нашито что-то вроде сержантских нашивок. Выправка у них была воинская, хотя на внешний вид им было не больше восемнадцати лет. На поясе у каждого висели что-то вроде электрошоковых дубинок и радиопередатчики типа “уоки-токи”. Очевидно, это и есть главные оппоненты моих недавних знакомых, — подумал Борис, — как их там… вайтшоты. Парень, у которого нашивок было больше, выступил вперед.
Весьма неосторожно с вашей стороны, господин Ласаль, прогуливаться здесь в этот час. Да еще с очаровательной спутницей.
Вопрос, который хотел задать Борис, за последние несколько последних дней основательно подзавяз у него на зубах, но он все же спросил:
— Откуда вы меня знаете, и с кем я имею честь разговаривать?
Страна должна знать своих героев, — совершенно серьезно сказал этот парень. — Позвольте представиться: Эмиль Негро, командир отряда Неукротимых. Добро пожаловать на нашу базу. Ваше появление честь — для нас.
В отличие от хипующего Корина, этот парень изъяснялся вполне понятно, хотя несколько высокопарно.
Знаете, — начал Борис, — я оставил здесь неподалеку машину…
Но договорить он не успел.
Не беспокойтесь, господин Ласаль, мы перегнали ее в безопасное место. Я оставил с ней моего человека. Я же говорю: в последнее время вечерами здесь небезопасно. Прошу вас, пройдемте со мной.
Резвые молодые люди, — подумал Борис, — им даже ключи от машины не понадобились. Ну, что ж — посмотрим, чем дышат эти белоснежки.
Ну, мадмуазель, — сказал он, обращаясь к Нике, — воспользуемся гостеприимством этих молодых людей? Тем паче они были так любезны, что присмотрели за нашим транспортом.
— Если ненадолго, то я, пожалуй, приму приглашение, — улыбнулась Ника.
— Ну, лейтенант, — сказал Борис, обращаясь к “неукротимому”? — ведите нас.
Очень быстро они подошли к одному из входов в катакомбы, расположенному недалеко от въезда в ущелье. Если бы не их проводник — Эмиль, то Борис со стороны никогда бы его не заметил. Чахлый кустарник в сочетании с маскировочной сеткой удачно скрывал его от посторонних глаз.
— Кэп, а откуда вы узнали, кто приехал на этой машине? Она же не моя, — сказал Борис.
— Наша разведка доложила, — ответил Эмиль.
Борис считал себя большим знатоком человеческих душ, но читать их по затылку он так и не научился. А так как Эмиль шел впереди, то определить, говорит ли он всерьез или шутит, не представлялось возможным.
Ну, вот мы и пришли, — сказал командир “неукротимых”, отдергивая маскировку от входа. — Наша штаб-квартира.
Борис уловил в его голосе оттенки гордости. Впрочем, ему было чем гордиться. Если сравнивать штаб-квартиру “неукротимых” и становище интеллектуалов-вагантов, в котором они только что были, то сравнение было в пользу первых. Электрическое освещение: где-то еле слышно тарахтел дизелек, столы, стулья, двух ярусные казарменные кровати — все серьезно и основательно, как в настоящем воинском подразделении. Первое помещение, очевидно, было дежурной частью. Дневальный с лицом херувима сидел за столом и листал какой-то истрепанный журнал. Когда они вошли, он встал и по-военному отдал честь. Они прошли дальше и оказались в помещении, которое можно было назвать кают-компанией: длинный стол со стульями, этажерка с книгами, на тумбочке телевизор и видиопроигрыватель. Над столом на одной стене висела старая карта уже несуществующей республики, разграниченная несуществующими районами и большая фотография команданте Че. Напротив фотографии тоже красовалось два портрета. На одном был изображен выпускник Горийского духовного училища по фамилии Джугашвили — партийная кличка Коба, а рядом висел портрет великого кормчего Поднебесной. Борис даже не мог представить, по каким идеологическим соображениям можно было повесить рядом эти портреты. Че Гевара — это понятно. Но вот Мао и Сталин на одной стене… Ну и каша, наверное, в голове у этих ребят.
Прошу, располагайтесь, — сказал Эмиль.
Странные дела: когда при лучшем освещении Борис рассмотрел командира “неукротимых”, то обнаружил его разительное сходство с одним недавним знакомым. Внешне Эмиль-бойскаут был полной, но несколько облагороженной копией Корина-хиппи.
Чай, кофе, кола, минеральная вода, — Эмиль старался произвести впечатление радушного хозяина. — Правда, напитки не очень холодные, — признался он. — У нас здесь без излишеств, спартанские условия, но неженки нам и не нужны. Алкоголь не предлагаю — у нас его просто нет. Но если хотите курить — курите.
Ника попросила минеральной воды. Эмиль просто открыл тумбу стола и, достав оттуда бутылку, протянул ее Нике.
Так что, Эмиль, — спросил его Борис, — вы тут проходите курс выживания или у вас военные сборы или что-то в этом роде?
— С вашего позволения, мы готовим себя к служению родине, — сказал Эмиль.
Да? — рассеянно ответил Борис, скучающим взглядом оглядывая серые стены. — Весьма похвально. И как вы намереваетесь это делать?
— Отдадим свои жизни, если потребуется, — ответил Эмиль.
— Патриотично, но радикально, — заметил Борис. — А чего конкретно вы хотите добиться?
— Восстановления республики, в полном составе со всеми провинциями.
— Да уж, — протянул Борис, — немного немало. И как вы себе это представляете?
— Для начала нужно избавиться от опеки стран-стервятников и изгнать всех инородцев, — отчеканил Эмиль.
— И кого вы называете инородцами? — поинтересовался Борис.
— Всех тех, кто понаехал сюда восемнадцать лет назад, — сказал Эмиль.
— Так это почти три миллиона человек, — сказал Борис
Их-то я и имею ввиду — оккупанты. Их нужно прогнать. Пусть строят рай у себя, на своей земле.
О, господи, вздохнул про себя Борис, ничего не меняется. Раньше у нас не любили евреев, потом негров, потом арабов, теперь не любят всех скопом. В следующем веке такие же мальчишки во всех бедах будут винить каких-нибудь зеленых человечков с Альфа Центавра.
Ты считаешь, что лучше свой путь в ад, чем чужая дорога в рай? — спросил он. — Чем тебя не устраивает быть гражданином мира?
— Мы хотим быть гражданами своей страны, а не чего-то абстрактного, — сказал Эмиль.
— Это мне понятно. Но каким способом вы хотите это сделать? — спросил Борис.
— Силой оружия, если придется.
Борис предположил, что это пустая юношеская бравада, что командир “Неукротимых” просто пытается произвести впечатление на девушку. Но вот его тон… уж слишком уверенно держал себя командир. Тут в разговор вмешалась Ника.
— И вы собираетесь убивать, чтобы достичь своей цели? — спросила она.
— Salus rei publicae — suprema lex, — иронизируя проворчал Борис.
Если это потребуется для блага государства — то да: мы ни перед чем не остановимся, — Эмиль воинственно вздернул подбородок.
Борис удивленно вздернул брови: бойскаут, знающий латынь — это неожиданно.
Достоевский считал, то ни одно начинание не стоит того, если у его истоков есть кровь, хоть одного невинно убиенного младенчика, — сказала Ника. Достоевский…, - фыркнул Эмиль. — То, что русскому хорошо, то немцу смерть. Помните? Не надо проецировать его психологические изыски на нашу национальную сущность. Мы сами по себе. Рассуждения о загадочной русской душе не про нас. И к тому же у Федора Михайловича есть и другие идеи. “Тварь я дрожащая или право имею?” Наше общество больно сытостью в острой форме, и ему надо помочь. Хирург не может спасти больного, не вырезав скальпелем злокачественную опухоль. Нельзя приготовить яичницу, не разбив яйца.
Ну, вот, подумал Борис, Сталин с Мао, латынь, а теперь еще Достоевский. Это тебе, Ласаль, не мальчики-скинхеды — это посерьезнее. Не удивлюсь, если он сейчас при мне начнет цитировать Ницше.
— А я здесь при чем? — спросил он. — Зачем вы мне это рассказываете?
