Дневник Поля я нашел среди его вещей в телеге и с тех пор перечитал бессчетное число раз. Мне не давал покоя один вопрос: зачем старик просил его найти Феврония? почему не сделал этого сам? зачем ему понадобился лорд Д'Астен?

Вот уже несколько часов я тер виски и с раздражением перелистывал страницы. Ночь я провел практически без сна, по случаю чего голова шла кругом и перед глазами то и дело расплывались пятна. Должно быть, именно поэтому я не сразу услышал стук в стекло. Вернее, я его услышал — и только тогда понял, что стучали уже несколько минут. На карнизе сидела птица и била клювом по стеклу. Несколько мгновений я с изумлением её разглядывал и наконец, заметил, что к лапе птицы прикреплена записка. Всё-таки у богов плохое чувство юмора. Вот что я прочем, дрожащими руками развернув листок:

Достопочтенный Энцио,

Если вы это читаете, скорее всего, меня уже нет в живых. Я знаю, что за мной следили с тех пор, как я уехал из столицы. Знаю, мне не следовало уезжать так скоро. И все же я не мог терпеть.

Первые подозрения о том, что что-то тут не чисто, заронились у меня, когда я узнал об обстоятельствах гибели дозорных на Башне Аурелиана. Эти подозрения окрепли, когда вы рассказали мне о том, как был убит лорд Д’Астен. Невероятное воскрешение служанки стало последней каплей. Наконец, я понял, что произошло.

Для того, чтобы убедиться в правильности моей гипотезы, я отправился на Север. К тому самому монастырю, где старик держал Феврония в плену. Два дня я бродил в окрестностях монастыря и, наконец, нашел то, что искал. Мои самые страшные опасения подтвердились. У меня нет ни времени, ни сил возвращаться в столицу, чтобы поведать вам лично о своем открытии. Вся моя надежда на птицу. Надеюсь, что ее не перехватят и это письмо до вас дойдет.

Я не стану пересказывать вам всю цепочку рассуждений, которая привела меня сюда. Как я уже сказал, у меня нет на это времени. Поэтому я перейду сразу к сути. Знаю, вы решите, что я сошел с ума. Но я вас заклинаю, Энцио, поверьте, я в добром уме и твердой памяти. Я знаю, что я видел. И я заявляю вам со всей ответственностью: Февроний мертв.

Я обнаружил его тело в поллиге от монастыря. Его лицо обезображено, часть плоти поели дикие звери — но я уверен, это он. Так же как я уверен, что старуха, которую я обнаружил неделю назад, была Вартой.

Как это возможно? Скажу вам честно, Энцио, я не знаю. У меня нет ответов. Единственное, в чем я убежден, что мальчик, которого вы привезли в столицу не Февроний. А еще я убежден, что вам грозит опасность. Если Февроний мертв — а в этом я удостоверился своими глазами — вы единственный законный наследник трона, Энцио. Я уверен, что вскоре вас попытаются убить. Спасайтесь, Энцио, если ещё не поздно. Бегите на Мелос, в Неведомые земли — куда угодно. Спасайтесь, если можете. Что до меня, мое время вышло. Они нашли меня. Я пишу это письмо, закрывшись в монастырской башне. Спасайтесь, Энцио. Для меня надежды на спасение уже нет…

Подпись: придворный провидец Эола, Вертезий Флакк.

***

Тронный зал был забит до отказа. Купцы, вельможи, лорды, ремесленники, крестьяне, проходимцы — вся знать и падаль со всего Эола слетелась, чтобы поглазеть на суд. Гул, хохот, крики. Скучающие гвардейцы по периметру. Все как и положено при таких мероприятиях.

Настроение у публики было самое что ни на есть прекрасное. Отчасти оттого, что люди в принципе чрезвычайно любят поглазеть на то, как их ближнего сжигают на костре, вешают за шею, четвертуют, ну или хотя бы приговаривают к подобным процедурам. Что может быть волнительнее, чем мысленно ставить себя на место осужденного, искренне трепетать в ожидании приговора, а потом раз — и вместо петли или эшафота возвращаться преисполненным энергии и новых впечатлений к своим обыденным делам? Это как в театре только много лучше. Потому что в отличие от театра тут-то все по-настоящему и актеров в конце концов казнят.

Да, настроение у публики было самое что ни на есть прекрасное. Но не одной только любовью столичных щеголей к кровавым зрелищам был обусловлен всеобщий ажиотаж.

Любовь к кровавым зрелищам была лишь первой бутылью с маслом, что подогревала огонь всеобщего предвкушения. Была еще и другая. А именно: чрезвычайно любопытный слух, прошелестевший по столице накануне.

Согласно этому слуху на суде должно произойти что-то такое, что открылось во время предварительного следствия и что станет для всех большим сюрпризом.

— Сюрпризом? — переспрашивали недоверчиво.

— Да, и ещё каким! — отвечали с многозначительной улыбкой.

— Неужели? И что бы это могло быть?

А вот что бы это могло быть, почему-то никто не знал и завсегдатаем трактиром приходилось почем даром ломать голову. Они нашли настоящего убийцу короля? Королева жива? Король жив? Голова у всех шла кругом. Версии выдвигались самые различные. Вплоть до уже совершенно фантастических. Вроде той, что на Эол с Севера движется несметное войско мертвецов под предводительством говорящего дракона. Словом, словом.

Словом, все в столице грызли ногти и изнывали от нетерпения. Что же будет? Что же будет? Были разумеется и скептики, которые говорили, что ничего не будет. Что слух распустили спекулянты, которые через коррумпированных гвардейцев торговали билетами на представление в тронном зале. Билетами, надо сказать, и правда торговали. Однако, по поводу собственно слуха скептики, как это ни странно, были не правы. Не на пустом месте возникла интрига. Ох, не на пустом.

***

Подсудимых было трое. Старый лорд Ардеи Риде ги Мастар, Серцелия — белокурая девица дьявольской красоты с холодным взглядом, острыми скулами, голубыми глазами и белоснежной кожей. О Серцелии этой до настоящего момента никто ничего не слышал, а теперь вдруг выяснялось, что она была чуть ли не серым кардиналом восстания. Будучи младшей сестрой покойного предводителя мятежников, короля Вальтура I, как утверждалось, именно она склонила наивного и прекраснодушного Вальтурчика на участие в мятеже. Третьим в компании подсудимых был бургомистр Отвесного города. После нескольких допросов он сознался в убийстве дозорных с башни Аурелиана, в убийстве Милены и в финансовом снабжении мятежа.

У наивного и далекого от политики обывателя мог возникнуть вопрос, почему в числе подсудимых не было лорда Турция. Но удивляться тут было совершенно нечему. Едва поняв, что дело дрянь, Лорд Турций велел готовить караван. Забрал казну, снял со стен замка оружие, картины, гобелены — в общем всё, что имело хоть какую-либо ценность, взял любовниц, взял породистых лошадей и бежал, бежал куда-то за моря.

Первым на скамью подсудимых вышел старый лорд Ардеи и с места объявил, что ни на какие вопросы он отвечать не намерен, поскольку почитает ниже своего достоинства, чтобы члены королевского совета, половина из которых еще позавчера были башмачниками, судили потомственного лорда в 35 колене. По залу тотчас пронеслись смешки и ропот.

— К порядку! К порядку! — Завопил королевский прокуратор. — Вы отдаете себе отчет, что отказ от дачи показаний может лишь усугубить вашу участь?

— Да, отдаю.

— И это ваше окончательное решение, лорд ги Мастар?

Лорд ги Мастар кивнул и объявил, что это его окончательное решение.

Старика Риде увели. Доковыляв, он сел у северной стены вместе с другими заключенными и насупился. Следующей на помост поднялась Серцелия.

— Миледи, — начал королевской прокуратор и широким жестом обвел тронный зал. — Здесь в присутствии его величества короля Феврония I, членов Королевского совета, членов королевской фамилии и добрых жителей Эола вас будут судить за ваши преступления. Вам это понятно?

Серцелия медленно кивнула.

— Хорошо. — Кивнул и прокуратор. — Тогда начнем. Ваше полное имя?

— Серцелия Мария Антуанетта Луиза Тропания из рода Доргау, дочь герцога Доргау и герцогини Сариджской, владычица Заземья, Южных пядей и Червоного леса. — Серцелия взяла пауза и обвела присутствующих медленным взглядом. — А также законная правительница Эола.