Нэш отвернулся, чтобы на этом не зацикливаться.

– Будем ехать как можно дольше, по меньшей мере, еще часа два, и остановимся на ночлег на постоялом дворе. В Гретну-Грин прибудем завтра утром.

Лили кивнула и посмотрела в окно на оранжевый горизонт.

– Не могу объяснить почему, но я чувствую, что Дилайла где-то рядом. Может, тоже сейчас любуется закатом.

– Надеюсь, ты права, – сказал он, стараясь, чтобы его слова не прозвучали слишком скептически.

Если бы не Лили, последние три дня он пребывал бы в полнейшем унынии. А ей всегда и во всем удавалось видеть светлые стороны. Она постоянно пыталась улучшить ему настроение. Но сегодня и сама выглядела серьезной и задумчивой.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Нэш, всмотревшись в ее лицо. – Ты что-то притихла.

– Просто вспоминала. Потеря памяти помогла разрешить загадку двадцатилетней давности… О моем происхождении.

Нэш с интересом посмотрел на нее.

– Ты о чем? Разве ты родилась не в Лондоне?

Лили откашлялась. Мало кто знал правду о том, как она появилась в семье Хартли. Только родители, Фиона и Софи.

– Я не Хартли по рождению. В младенчестве меня подкинули к ним на порог.

Нэш удивленно моргнул.

– Тебя удочерили?

– Да. Я узнала об этом, когда мне было семь. – Лили до сих пор помнила, как потрясла ее эта новость. Мачеха бесцеремонно упомянула об этом беспечным тоном, как будто речь шла о том, что на ужин подадут окорок. – Меня обнаружил дворецкий, в корзине у порога. Никто не видел, кто меня принес, но под одеяльцем лежали два предмета, которые могли пролить на это свет.

Нэш внимательно слушал, и Лили чувствовала, как его мозг собирает кусочки мозаики и приходит к тому же выводу, что и она. Но все же нужно было произнести это вслух.

– Первой была записка. Я до сих пор храню ее дома. Там говорилось: «Пожалуйста, позаботьтесь о моей дорогой Лили».

Нэш сочувственно улыбнулся – он понимал, как важен для нее этот клочок бумаги. И имя. Ее имя. Потеряв его больше, чем на неделю, Лили понимала, как много оно значит. Как связывает с другими людьми и окружающим миром. Как делает уникальной и живой.

Может, это было и наивно, но ей всегда было приятно осознавать, что родная мать дала ей это имя. Наверняка женщина, которая дала имя дочери и называла ее «дорогой», испытывала к ней материнскую любовь. Даже если на заре оставила в корзине у дома незнакомцев.

Нэш откинулся назад и задумчиво потер подбородок.

– Кажется, я догадываюсь, какой предмет был вторым.

Лили кивнула, достала из-под сиденья сумку и вытащила пинетку, которую дала ей Сирена. Пинетка была совершенно обыкновенной – из кремового шелка со светло-зеленой вышивкой и белой кружевной лентой – не считая того, что составляла пару к той, что была на Лили утром, когда ее нашли.

– Когда дворецкий вынул меня из корзины, я была в одной пинетке, и она выглядела в точности как эта.

Лили улыбнулась, вспомнив все истории о пропавшей пинетке, которые выдумывали они с Фионой.

Фиона говорила, что Лили прямо как Золушка, и утверждала, что страшно завидует ей из-за крохотной пинетки. Даже если она утверждала это только из дружелюбия, Лили все равно чувствовала себя лучше. Ее излюбленная теория, которую выдвинула Фиона, когда Лили было девять, заключалась в том, что ее мать – принцесса, вынужденная бежать из своего королевства и найти для дочери безопасное место. Они воображали, что однажды принцесса вернется за Лили и принесет пропавшую пинетку.

Правда не вполне соответствовала сказке из книжек, но кое-какие параллели все же обнаружились.

Нэш сел напротив, глаза его округлились от удивления.

– Сирена знала про твое родимое пятно.

Лили кивнула.

– Она сказала, что знала меня, когда я была маленькой.

– И у нее была пинетка. – Нэш подался вперед, заглянув ей в глаза. – Это значит, что Сирена может быть…

– Я в этом уверена. – Лили почувствовала, как в груди разливается тепло. – Сирена Лабелль – моя настоящая мать.

За окном экипажа начала всходить луна, и синеватое сияние, упавшее на лицо Лили, подсветило беспокойный блеск в ее глазах. Нэш понимал, что, узнав в Сирене свою родную мать, Лили чувствует смесь облегчения и волнения.

Но он больше Лили знал о Сирене, а именно, что она хозяйка борделя, и теперь как можно тактичнее придется рассказать об этом Лили.

– Я уже начала думать, что никогда не узнаю правду о том, кто оставил меня на пороге дома Хартли, – сказала она. – Если бы я не потеряла память и мы не разместили объявление, то вряд ли бы узнала. – Она посмотрела на крохотную пинетку в руках. – Сирена хранила ее двадцать лет. Видимо, это много для нее значит.

Нэш с сочувствием кивнул.

– Ей явно очень хочется с тобой встретиться, но только если ты будешь к этому готова.

– Эта мысль меня будоражит, – призналась Лили. – Но у меня столько вопросов, и лишь Сирена может на них ответить.

В ее голосе звучала такая беззащитность, что Нэшу хотелось притянуть ее на колени, но все же он поборол этот порыв, хотя и с трудом.

– Она кажется добрым человеком, – сказал Нэш, – и заботится о твоем благополучии. Это говорит в ее пользу.

– Мне она тоже понравилась, – протянула Ли. – Но я не понимаю, зачем она пряталась под вуалью и почему с самого начала не назвалась.

– У меня есть предположение на этот счет. – Нэш провел ладонями по бедрам, размышляя о том, как лучше преподнести новости. – Сирена хорошо известна в определенных кругах. У нее успешное дело и много клиентов.

– Какого рода дело? – с живым интересом спросила Лили.

Нэш на секунду задумался, а потом решил, что лучше говорить напрямик.

– Сирена владеет самым известным лондонским борделем.

Лили ошарашенно моргнула.

– Борделем?

– Да, – сказал Нэш, дав ей немного времени, чтобы переварить новости. – Если тебе интересно, я не встречался с ней до знакомства в конторе Дрейка и никогда не посещал ее заведение. Но знаю, что оно весьма популярно.

На целую минуту Лили притихла, глядя в окно на звездное небо. Когда она снова повернулась к Нэшу, ее лицо помрачнело.

– За многие годы я проигрывала в голове столько разных сценариев, – сказала она. – Выдумывала разные истории о своей матери. Считала ее то богатой, то бедной, то смелой, то осторожной, принцессой или простушкой. Я перебрала все варианты, которые оправдывали бы ее решение меня бросить. Но никогда… Никогда не думала, что она может быть хозяйкой борделя.

– Наверное, дети о таком не фантазируют, – с сочувствием произнес Нэш. – Но Сирена появилась, когда тебе понадобилась помощь. Она кажется разумной и искренней.

Лили посмотрела на пинетку и медленно кивнула.

– Хартли подарили мне безоблачное детство, самое лучшее образование, уважаемое имя. Она никогда не смогла бы мне этого дать.

– Вряд ли решение оставить тебя далось ей просто, – сказал Нэш.

– Да. Трудно даже представить, насколько непросто.

Лили поерзала и вытерла глаза.

– Все хорошо? – спросил Нэш. – Если хочешь, у меня под сиденьем фляжка с бренди.

– Я не хочу бренди, – выдохнула она. – Это может показаться глупым, но мне кажется, что нужно просто как следует выплакаться.

У него заныло сердце.

– Мне это не кажется глупым. – Нэш сел рядом и протянул ей носовой платок. – Плачь, сколько захочешь.

Лили разрыдалась, склонившись к его плечу, так что сюртук заглушал всхлипы. Нэш обнимал ее и гладил по спине и голове, пока плач не превратился в икоту. Когда Лили наконец выплакала всю боль и печаль, она свернулась калачиком подле него, положив голову ему на колени, и заснула под мягкое покачивание экипажа.