Все дело в том, что если бы он немедленно не выехал из дома, то просто сошел бы с ума.

То есть стал бы именно таким, каким его считали окружающие.

Нэш отмахнулся от лакея.

– Ступай спать и вели всем остальным сделать то же самое. Вернусь поздно.

По правде говоря, у Нэша не было определенных планов, ему просто хотелось хотя бы ненадолго уехать из дома. Чуть раньше он повздорил с младшей сестрой Дилайлой. В который раз. Мало того что он согласился вернуться в Лондон, прожив пять лет в семейном загородном поместье, так теперь она требовала водить ее на бесконечные балы и званые ужины, желая с головой окунуться в водоворот светской жизни.

Нэш понимал, как нравятся Дилайле подобные развлечения, и в глубине души считал, что она имеет на них право.

Но все же ему приходилось так или иначе оберегать ее. И это было чертовски тяжело.

Он не винил Дилайлу за то, что она его ненавидит. Он сам себя ненавидел.

Не обращая внимания на оглушительные раскаты грома, Нэш забрался в двуколку и взялся за поводья. Недавно он обнаружил мрачную таверну со скошенными полами и обшарпанными стенами, где можно сесть в уголке и выпить стакан эля, оставаясь неузнанным. А может, он просто будет часами кататься без цели и вспоминать свою прежнюю жизнь.

До того, как он по трагической случайности стал герцогом.

До того, как похоронил Эмили.

До того, как отверг все мысли о любви, заработав прозвище Сухарь.

Сегодня он снова просто Нэш, и ему нужен лишь стакан эля… и немного мира в душе.

Лили отнесла статью и рисунки в редакцию «Сплетен» и, как и решила ранее, не стала подзывать кеб и возвращаться домой, в свою уютную спальню, к милым страницам дневника и такой раздражающе спокойной жизни. Вместо этого она прошлась по кварталу пешком, разглядывая улицы совершенно другими глазами, – мальчишки-разносчика.

Магазины и конторы уже закрывались, работники собирались группками на тротуаре, сидя на перевернутых ящиках, травили байки и пыхтели вонючими сигарами. В переулках женщины выбивали ковры и опустошали грязные кастрюли. Мужчины сплевывали под ноги табак. Когда гоняющие мяч местные сорванцы чуть не свалили Лили с ног, она поймала мяч и ненадолго присоединилась к игре.

Вылазка в эту часть города дала возможность заглянуть в другой мир, живой и подлинный. Полный как радости и удовольствий, так и боли и горестей.

Возможно, если бы ее в младенчестве не удочерило семейство Хартли, то она бы выросла в месте вроде этого. Было чудно́ думать, насколько круто изменилась ее судьба из-за того, что ее бросили на чужом пороге в Мэйфэре. Впрочем, она не имела ни малейшего представления, откуда она взялась. Все, что она знала, – это что кто-то назвал ее Лили и оставил в корзинке, завернутой в одеяло и в одной пинетке с вышитой заглавной буквой ее имени. Фионе нравилось представлять Лили наследницей королевской династии, но такое бывает только в сказках. Сама она всегда подозревала, что она дочь какого-нибудь работяги, который по каким-то причинам не смог заботиться о ребенке.

Лили усмирила в себе внезапно нахлынувшую волну грусти и вознамерилась получить как можно больше от этого вечера. Лили хотелось поболтать с какой-нибудь спешащей мимо девушкой, но она боялась себя выдать. Поэтому она решила ограничиться наблюдением со стороны, и всего на пару часов, не больше.

Она смотрела, как барышни даже моложе ее флиртуют с крепкими парнями. Иногда девушки закатывали глаза и смеялись в ответ на оценивающие мужские взгляды, но столь же часто брали дело в свои руки. Их не сдерживало множество строгих правил, и девушки ясно выражали свои желания, игриво улыбаясь или сжимая мускулистые бицепсы кавалеров. Лили, потрясенная уверенностью и выдержкой этих женщин, делала мысленные пометки. И уже не впервые за день поняла, что для человека, выставляющего себя экспертом в делах любви, удручающе мало знакома с этим миром.

Напевая себе под нос, она пошла домой, чтобы написать обо всех сегодняшних открытиях в дневнике. Но когда она высматривала кеб, прогремел гром, и небеса разверзлись. Улицы омыл ливень.

Проклятие. Не сомневаясь, что потоп скоро схлынет, Лили нырнула в сумрачную таверну в совершенно незнакомой части города. Мисс Хэйвинкл советовала ученицам любой ценой избегать подобных грязных заведений, что делало их особо привлекательными для Лили. Она впервые вошла в таверну и была уверена, что местные завсегдатаи снабдят ее бесценным материалом для заметок. И все же от осознания, что она на запретной территории, сердце билось быстрее, наполняясь восторгом и трепетом.

С липкими от пота ладонями Лили пересекла зал и втиснулась за стол в темном уголке. Подошла высокая подавальщица с алыми губами, и Лили заказала пастуший пирог и стакан эля, стараясь говорить как можно грубее, хотя получалось неважно. Подавальщица с прищуром осмотрела Лили и неторопливо двинулась к стойке бара за выпивкой.

Боже! Теперь, когда наступил вечер и зал кишел краснолицыми мужчинами, надо было быть предельно осторожной.

С каждой выпитой пинтой разговоры вокруг становились громче и грубее. Они с Фионой иногда наедине бросались грубыми словечками. Но слушать непристойные и откровенные байки в таверне было все равно что переводить с иностранного языка – весьма полезно для общего развития. От разговоров, наполненных эротическими намеками и красочными подробностями, щеки у Лили горели, но она вся превратилась в слух, запоминая особо интересные детали, полезные для колонки.

Пока Лили потягивала эль и ждала пирог, она наблюдала, как пьяные клиенты лапают подавальщицу за грудь, три полуголые дамочки распевают за пианино вульгарные песенки, а один клиент в драке рассекает другому ухо. От таких манер мисс Хэйвинкл упала бы в обморок. Впервые за вечер по спине у Лили пополз холодок страха.

Возможно, она прыгнула выше головы.

Хорошо хоть что она уже отнесла текст для колонки. Когда завсегдатаи таверны украдкой бросали взгляды на ее сумку, приятно было осознавать, что статья находится в полной безопасности в редакции «Сплетен». Лили надеялась, что эти люди не настолько отчаялись и не потребуют у нее те несколько монет, которые лежали в кармане. Лили уже подумывала на всякий случай сунуть монеты в сапог, но ведь ей понадобятся деньги, чтобы расплатиться за еду и поездку домой.

Когда подавальщица плюхнула на стол перед Лили оловянную тарелку, аппетит уже пропал. Лили наколола вилкой кусок морковки и возила его по тарелке, осуждая себя за то, что впуталась в эту передрягу.

А что самое ужасное, она начала подозревать, что осталась единственным трезвым человеком в таверне.

Разве что не считая мужчины в углу напротив. Незнакомец даже не потрудился снять черный плащ, но тонкая шерстяная ткань не скрывала широкие плечи. Светло-каштановые волосы, еще мокрые после дождя, прилипли к лицу, словно высеченному из камня. Нос с горбинкой, высокие скулы и волевой подбородок могли бы показаться грубоватыми, если бы не пухлые губы. Брови были слегка темнее свисающих на лоб волос и сияли оттенками янтаря.

Что-то в нем показалось Лили знакомым. Она сомневалась, что встречала его раньше, иначе точно его не забыла бы. От такого красавца могло перехватить дыхание, если бы он так не хмурился над своим стаканом. Уже полчаса он держал в руках все тот же стакан эля и переводил взгляд то на игроков в покер, то на мелодраматичную перебранку любовников, то на нее.

Стоило незнакомцу взглянуть на нее, как сердце Лили билось быстрее. Но ее маскировка одурачит кого угодно. Он не знает, что она женщина. Вероятно, просто считает ее странным парнишкой, в столь поздний час почему-то оказавшимся в таверне в одиночестве.

И все же присутствие этого человека настолько выбивало ее из колеи, что Лили решила уйти – и черт с ней, с грозой. Она потянулась к сумке, положила на стол несколько монет и выбралась из относительной безопасности своего уголка. Натянув шляпу пониже, она двинулась к выходу, который внезапно показался ей дальше, чем в нескольких милях.