– Вряд ли, – буркнула Вика.

– Давай теперь про колокол, – повернулась ко мне Маша.

– Значит, Царь-колокол, – откашлявшись, начал я. – Стоит в Кремле на Ивановской площади. Конспирологии, как выражается Пашка, вокруг него тоже масса, но я буду излагать официальную версию – правда, она и сама по себе немного путаная. Колокол отлит в 1734-м году – там же, на месте, в Кремле. Дальше его то ли так и не подняли из ямы, то ли начали поднимать и уронили, то ли он упал, уже будучи подвешен… Все сводится к пожару 1737-го года, когда не то из-за удара при падении, не то из-за резкого перепада температур от колокола откололся здоровенный кусок. В таком виде он пролежал в земле еще сто лет, до 1836 года, когда был наконец поднят и водружен на постамент возле колокольни Ивана Великого, где и находится до сих пор. Считается выдающимся памятником литейного искусства и все такое. Немного странная идея, на мой взгляд – памятник этакому эпик-фейлу – но в конспирологию, как уже сказал, не полезу – там сам черт на пару с ками ногу сломит. Для нас важно, что с 1919 года, когда он появился на нашей тысячной купюре, колокол своего места не менял. Хау, я все сказал!

– Ясно, – кивнула Антонова, на правах хозяйки, похоже, окончательно взявшая на себя роль самозваного модератора нашего совещания. – Остался Георгий Победоносец. Давай, Паша!

– А вот с Георгием ясного мало, – заговорил мой приятель. – Честно говоря, я думаю, что это вообще не «место» в том смысле, в каком имеется в виду в свитке. По крайней мере, скульптуры, которая могла бы послужить образцом для рисунка, я не нашел.

– Да ладно! – вскинула голову Вика. – Даже я парочку знаю! На Поклонной горе, например! Или над магазинами в Охотном ряду!

– Скульптура в Охотном ряду установлена в 1997 году, – ничуть не смутившись, заявил Иванов. – Никогда ранее она там не стояла. Монумент на Поклонной горе – это где Георгий копьем умудрился нашинковать змия, словно колбасу – открыт в 1995-м. До этого там тоже не было никакого драконоборца. В Москве есть еще несколько подобных скульптур – все-таки герб города – но все они новые. Единственная, у которой есть история – статуя на куполе здания Сената в Кремле. Но с ней тоже все непросто. Георгий Победоносец появился там в 1787 году – это был подарок Екатерины II первопрестольному граду. Но в 1812-м году – более чем за 100 лет до Деникинских денег – при захвате Москвы Наполеоном статуя пропала. Исчезла бесследно. В 1995 году – еще почти через два века – на куполе была установлена копия. Теоретически этот, «сенатский» Георгий – единственный хоть как-то нам подходящий, но и насчет него я сомневаюсь. Первое: внешне он не совсем такой, как изображено на банкноте. Второе: слишком долгое время к 1919-му году его не существовало. Третье: на тысячерублевке уже показано одно более очевидное «место» – и это Царь-колокол. Зачем второе там же? Четвертое: никакого намека на то, что статуя Георгия стоит на куполе, рисунок на банкноте не содержит. И, наконец, пятое: похожее изображение, правда, мелкое, имеется не только на тысячной купюре, но и, например, на «двухсотке».

– Да, я тоже это заметила, – кивнула Маша.

– Это можно, кстати, наоборот, толковать и в пользу Георгия: два упоминания всяко лучше одного, – с сомнением покачал головой я.

– Да, но я посмотрел: на пятидесяти рублях из того же выпуска, которые в свитке вообще не упомянуты, всадник с драконом тоже присутствует. Он есть даже на «десятке» – на щите на груди орла, как элемент герба. В общем, я склоняюсь к мнению, что это просто духоподъемная картинка, аллегория, где белую армию олицетворяет Святой Георгий Победоносец, а красную – злой дракон, почти поверженный. Но если это и не так – Кремль нам, как ты и сказал, – кивнул мне Иванов, – по-любому нужен – из-за Царь-колокола. Будем там – присмотримся и к зданию Сената. Всяко очередь что до «твоего» колокола, что до «моего» Георгия дойдет в последний момент: сначала у нас «Машкин» Скобелев – если, конечно, Юрий Долгорукий окажется достойной ему заменой. Потом – «Викины» Минин с Пожарским.

– Да, начинать всяко нужно с Тверской площади, это понятно, – согласился я. – А там уже будем смотреть по обстановке.

– Поддерживаю! – заявила Маша. – Время, кстати, еще не позднее, – снова приоткрыв ноутбук, посмотрела она на часы. – Сгоняем по-быстрому на разведку?

– СгоняЕМ? – выделив голосом последний слог, переспросил я – и скептически покосился на ее каталку.

– Ну, если хочешь, можешь пока подождать нас тут, – холодно усмехнулась в ответ Антонова.

– Поехали! – подскочив к Маше, Вика встала за ее спиной. – Я готова помогать с креслом, если надо!

– А вот с креслом я и сама прекрасно управлюсь, – поморщилась Антонова.

– Ну, пожалуйста! – заныла моя сестрица, восприняв Машины слова как отказ.

– С Артуром, вон, договаривайся, – мотнула головой в мою сторону девушка. – Хотя, если он сам на Тверскую не собирается… – хитро прищурилась она.

– Да собираюсь, собираюсь, – скривился я.

– Если не возьмете – я сама поеду! – уперев руки в бока, грозно заявила Вика. – Москва – не ваша собственность – она общая!

– Хорошо, возьмем, – кивнул я – в конце концов, пока речь у нас шла всего лишь о вечерней экскурсии на Тверскую площадь. – Но обещай: если начнется что-то… не опасное даже – просто странное – поперед батьки в пекло ты не полезешь, предоставив со всем разбираться старшим!

– Тоже мне, батька нашелся! – проворчала сестрица. – Ну ладно, ладно, обещаю! – торопливо добавила она, как видно, прочтя у меня на лице что-то для себя нехорошее.

– Ну тогда, раз решили – вперед! – подытожил Пашка.

– Закажи такси, – повернула к нему голову Антонова. – Ты знаешь, каким я пользуюсь.

– Знаю, – кивнул мой приятель, потянувшись за телефоном.

Послышался сухой щелчок – это Вика сломала-таки пополам бедный карандаш. 

По поводу Машиной мобильности я переживал зря: на Пашкин вызов весьма оперативно прикатил желтый минивэн специальной службы такси, в салон которого Антонова заехала прямо в кресле — по особым мосткам. Хватило в автомобиле места и для нас троих. При этом, поездка обошлась нам даже дешевле, чем пришлось бы заплатить за обычное такси — спасибо московской мэрии с ее социальными программами! Никакой иронии, в самом деле спасибо!

Сорок минут в пути — и мы на Тверской площади, у памятника числящемуся основателем Москвы князю Юрию Долгорукому. Сколько раз я проходил мимо, сколько раз видел его на картинках (редкий плакат ко Дню Города обходится без изображения сего монумента) — но как-то никогда не присматривался к скульптуре внимательно. Ну, стоит и стоит — что на нее пялиться-то? Что ж, похоже, пришло время познакомиться со знаменитым символом родного города поближе.

Князь Юрий величаво восседал на боевом коне, словно бы бьющим в нетерпении оземь могучим копытом. Правая рука всадника простерлась вперед, как бы указывая: быть граду здесь! У левого бедра основателя Москвы полуприкрытый складками плаща висел длинный прямой меч, над ним — круглый щит, с изображением…

– Смотрите, Георгий Победоносец! – воскликнула Антонова, указав на рельефный рисунок.

– Совсем не такой, как на купюре, – скептически покачав головой, заметил я.

— Я же говорю: там это просто аллегория! — заявил Иванов.

Постамент под конной скульптурой, и сам по себе далеко не маленький, был вдобавок приподнят на три крутые мраморные ступени. Еще три ступени вели на окружавшую памятник возвышающуюся к центру прямоугольную площадку. Ни для веселой стайки ребятишек, резвящейся возле монумента, ни для фотографирующихся на его фоне китайских туристов, ни для нас с Пашкой и Викой они препятствием не служили, а вот Маша со своим креслом была вынуждена разглядывать князя издали.

Дважды обойдя памятник на расстоянии — из солидарности с Антоновой (справедливости ради, охватить его взглядом целиком ближе бы и не получилось) – помимо уже упомянутого драконоборца на щите, ничего примечательного мы не обнаружили. Затем, оставив Машу, я поднялся на первые из трех ступеней и медленно двинулся вокруг самого постамента, вглядываясь в него в упор. Сперва столь же безрезультатно, но, уже остановившись и обернувшись к спутникам, внезапно уловил слабое свечение возле одного из четырех здоровенных мраморных шаров, украшавших собой углы площадки у монумента. Даже успел подумать, что это блик от света фар проносящихся по Тверской улице автомобилей, но, присмотревшись, едва не вскрикнул от радости: возле ступеней, прямо в воздухе, мерцал контур двери тайного хода – словно в игре!