Глава 17

Мы шли уже не один час, меряя шагами сероватую почву, спрессованную в бетон, где цеплялись за жизнь кустики такой же серо-коричневой травы. Поймала себя на том, что разглядывая дорогу под ногами, соскальзываю взглядом на впереди идущего мужчину, изучая до мелких деталей его тыл. Хороший такой тыл, красивый и надежный. Хвоста ему не хватает — эту красоту слегка приглушить. Керт карту местности хуже знает, чем я пятую точку гонтика. А что делать? Вокруг убогая серость, а я эстет в высшей степени. У меня от окружающей мерзости депрессия скоро начнется. Мне красивое необходимо для равновесия, как воздух. Я бы его спину изучала, рельеф там отменный. Но кошак закрыл ее рюкзаком. Никакого понимания к идущим сзади эстетам с тонкой душевной организацией.

— Да неужели! — вслух изумился Ройт, поворачиваясь всем корпусом ко мне, демонстрируя, что и спереди природа его не обделила. А даже наградила… не по заслугам. — Значит, площадь обзора маловата? Вы невозможны, Кейт! В инструкции было четко о том, чтобы контролировать пространство на предмет опасности. А вы контролируете… мои ягодицы!

Эх, я уже вслух говорю. Это от крайней степени стресса. И вот даже не стыдно ни капельки, тем более я права. И хватит на меня давить!

В динамики хрюкали, сдерживая смех, Керолл и Керт, благоразумно не вмешиваясь.

— Я искусствовед. Моя тонкая душевная организация, мой внутренний эстет страдает от несовершенства окружающего мира. Я с шедеврами привыкла иметь дело, — гордо выпрямилась, вскинув голову. — Профессионал — везде профессионал.

— Не понимаю, почему пес выбрал эту. От одного слова "искусствовед" желудок болью сводит. Ею же отравить всю деревню суахалов можно, — покачав головой, озадаченно пробормотал гонтик, возвращаясь на тропу.

Последние слова потонули в раскатистом с истеричными нотками смехе Керта. Через время мы вновь слаженно двигались вперед, а мои мысли завертелись возле привычной картины. А говорят, совершенства не достичь… Вот же оно! У Малевича свой черный квадрат, а у меня кафарийский черный за… спина, в общем…

Интересно, а хвосты у них были? Тоже отвалились в ходе эволюции? Жаль, им бы пошло. Коты должны быть с хвостами.

— Мы кошаки, а не коты. Разумные, имеющие в дальних предках лигров, — теряя терпение, прояснял Ройт. — Да, хвосты были утеряны в ходе эволюции. Что еще, суалла? Не стесняйтесь, спрашивайте. Похоже, ваше эстетическое восприятие тяготеет больше к биологическому, чем к культурному.

— С кем поведешься, — вздохнула и решила не стесняться в вопросах, тем более разрешение было получено. — А шерсть тоже утеряна с хвостом?

— Нет. В этом мы с вами схожи, — огорошил откровением лысый кошак. — Котятам при рождении проводят химическую эпиляцию кожи черепа из эстетических соображений.

— И женщинам? — удивилась я, и меня поддержала сдавленным охом Керолл.

— Разумеется, — подтвердил худшие опасения Ройт. — Мы же можем менять пол. Мужчина с волосатой макушкой выглядел бы странно.

Быть лысым — это красиво?! Представляю конкурс красоты на самую привлекательную лысину среди женщин! М-да, вот он другой менталитет.

— Охра, ты отстал от жизни. Сейчас только военные обязаны стричься наголо. Мужчины штатские в основном носят короткий ежик. Женщины отпускают подлиннее. Я вот тоже подумываю…

Керт, забывшись, провел рукой по гладкой «макушке» своего шлема. Выслушав дополнение напарника, гонтик презрительно фыркнул, выражая свое отношение к такой моде.

— А полоски — это татуировка? — не унималась я, подозревая, что погубила в себе еще и этнолога.

— Нет. Это естественная пигментация.

— А зубы…

Я не успела договорить, как кошак быстро ответил:

— При потере вырастают новые. Что-то еще? — в крайней степени раздражения цедил мужчина.

— Вы так нервничаете, гонтик, будто я военные тайны выпытываю, — немного обиделась, решив, что болтовня такого рода — хоть какое-то развлечение.

— Вы невозможны, Кейти! Мы рискуем каждую минуту, а вам ликбез по особенностям расы кафарийцев подавай! — взорвался мужчина, срываясь на шипение. — Вы как эти пустоши! С виду ничего опасного, а на деле пропитаны ядом.

Вот тут обидно было! Тоже мне сравнение нашел! Да я белая и пушистая!

Я оглядела мертвые земли, которые даже золотисто-розовые краски зари не красили. Как в плохом фотошопе: к серой унылости земли прилепили нежное совершенство «санрайса».

— Мы тут не по Монмартру гуляем. Странно было бы жить в окружении ядовитой земли и таких же монстров и не пропитаться… слегка, — нашлась с ответом и замолчала, обидевшись. — Не все из железобетона, как вы гонтик. И, представляете, с этим можно жить и даже уважать себя. И не переживать, что лично от вас уважения во век не добиться.

Тупиковый вариант отношений, когда мужчина оценивает твои возможности по своим меркам, не делая скидок на слабость. Выжимает все соки, а потом, глядя разочарованно, безжалостно выбрасывает в сторону.

Я сознавала причину нетипичного для себя поведения. Понимала, что устала каждой мышцей, каждой клеточкой тела, измученного пребыванием в этом мире. Давно не знавший ощущения безопасности и комфорта организм работал на пределе. Все чаще появлялось желание нырнуть в зыбун к зуфусу и уснуть на веки вечные. Тело требовало перерыв в испытаниях и страданиях. Мозг выдавал далекие от реальных потребностей желания, сосредотачиваясь на несущественных глупостях. Это для кошаков — спасителей мира важность миссии придавала силы, мне же, равнодушной к благородному делу спасения дугой расы, требовалась комфортная нора и одиночество. Инстинкт самосохранения уже дымил, с трудом спасая мое тело. И мозг задействовал неизвестные резервы, сопоставлял полученную о кошаков информацию, ища выход и не имея ресурсов контролировать язык.

— Монмартр — это что-то из вашего мира? — поинтересовался гонтик, немного успокоившись.

— Одна из красивейших улиц в нашем мире, — ответила ему молчавшая до этого Керолл. — Она находится в Париже, городе, в котором мечтает побывать каждая женщина Земли. Он невероятный. Прекрасный как цветущий, весенний день. О, Па-ри-и-иж…

И малышка Керолл запела ясным, нежным голоском на французском о любви. Если смотреть в небо, то можно представить, что я дома. Слушая, как девушка разливается соловьем, механически пинала камешки, попадающие под ноги, и кусала губы, стараясь не расплакаться. Мужчины потрясенно молчали, слушая девичий голосок, звеневший в динамиках серебряным колокольчиком.

Что у них музыки нет или женщины не поют? Или как земные коты, исключительно в марте, в экстазе любовной горячки?

— Музыка у них есть. Мы все же высокоразвитые и эту стадию в развитии с трудом, но осилили, — не скрывая яда, ответил Керт, когда песенка закончилась, и голосок Кери смолк в динамиках. — Мы чтим богатое наследие предков. В том числе и музыку. Что успели спасти во время катастрофы.

— Сейчас кафарийцы выживают и искусство не в приоритете, — Ройт жестко отрезал оправдания напарника. — Мы слушаем музыкальные произведения дважды в Большой цикл. День образования Кафарии и в день ее гибели.

— Нам песня строить и жить помогает даже в самые тяжелые моменты. Земляне нераздельны с музыкой, — пробормотала, удивлялась такой ограниченности потребности у другой расы, давно ставшей для людей естественной. — Редкое явление или событие обходится без соответствующего музыкального сопровождения.

— Говорю же, вы невозможны, — хмыкнул, подумав гонтик, небрежно смахнув пару слепней с плеча. — Одно слово — люди…

— А по-моему это забавно, — впервые не согласился с напарником Керт еще под впечатлением от исполнения Керолл.

М-да, вот она любовь! Даже завидно немного. Девчонка сфальшивила в паре мест, а он и не заметил.

Глава 18

Перебрасываясь фразами, мы двигались все утро и весь день. Унылый пейзаж болот с одной стороны и каменистой дюны с другой наконец-то сменился в пользу последней. Мы прошли топи и повернули в сторону «Колыбели», если верить старым обозначениям карты тиена. После памятного вечера он следил, чтобы изменения в его карте оставались для меня тайной. Такое поведение настораживало еще больше. Кафариец перестал мне верить или боялся, что я увижу больше, чем мне положено?