Люциус сильнее сжимает кулак, кончик палочки все еще упирается мне в шею. Я смотрю на него и вижу, что он борется со своими эмоциями.
С рычанием он резко отпускает меня, выпрямляется и поднимает меня на руки. Я не сопротивляюсь, потому что меня уже ничего не волнует. Абсолютно ничего.
Ничего.
Он кладет меня на кровать, усаживаясь на матрас рядом со мной, и призывает бутылку, чтобы налить еще один бокал.
— Пей, — говорит он, протягивая его мне. — Это Сонное зелье.
Я отрицательно качаю головой.
— Не хочу. Я ничего от вас не хочу.
Он пристально смотрит на меня.
— Это не так, — говорит тихо. — Ты хочешь спать. Хочешь забыть все, что случилось, хотя бы на несколько часов. Выпей, это поможет тебе.
Я смотрю на него с вызовом несколько секунд, а потом нехотя беру бокал. Делаю глоток и откидываюсь на подушки, моля Бога о смерти.
* * *
Медленно открываю глаза. Мне было так тепло и спокойно, но реальность тяжкой ношей ложится на плечи — я все еще помню.
Кажется, я сейчас опять расплачусь. Закрываю глаза.
Господи, почему ты не позволил мне умереть? Почему я все еще жива?
Я не одна. Я слышу тихое дыхание, и чувствую сильные пальцы, переплетенные с моими.
Открываю глаза. Люциус сидит на краю кровати и смотрит на меня. Он держит меня за руку.
Смотрю ему прямо в глаза. Хочу заплакать, но не могу; слез нет. Они закончились. Я чувствую себя опустошенной.
— Как это случилось? Скажите мне, я хочу знать. Как…
В горле стоит ком, и я с трудом говорю. Сглатываю. Он смотрит на меня внимательно, его губы сжаты в тонкую линию.
— Как они умерли? — Моих сил хватает только на шепот.
Он колебался с минуту прежде, чем ответить мне.
— Я прибыл в их дом в полночь, — его голос лишен эмоций. — Они спали и не проснулись, когда я вошел в комнату. Я… они умерли во сне. Они ничего не почувствовали.
Этого достаточно. Я не хочу больше ничего слышать. Закрываю глаза, чтобы не видеть его лицо. Лицо убийцы моих родителей.
Они ничего не почувствовали. Они даже не поняли, что происходит.
Но боль не утихает. В глубине души я знала, что никогда больше не увижу их. Знала. Но часть меня еще надеялась…
А теперь надежды больше нет. Она покинула меня.
И я никогда не увижу их!
Тихий всхлип.
Я осталась одна. Все, что я когда-либо знала и во что верила, у меня отняли. Мои родители не спасут меня, учителя не придут за мной, книги не помогут, Орден… я не представляю для него такой ценности, как Гарри.
Даже Бог отвернулся от меня.
Я открываю глаза, чтобы взглянуть на убийцу моих родителей. Он смотрит на меня так, словно видит впервые.
— Как вы могли? — Спрашиваю его. — После всего, что мы… как вы могли?
На его лице заиграли желваки.
— Цель оправдывает средства, грязнокровка.
Цель оправдывает средства… средства сгубили меня, убили моих родителей, как ты можешь так говорить?
— Вау, — мой голос дрожит. — Посмотрите на себя. Такой… спокойный, такой собранный. Как вы можете говорить о таких ужасных вещах столь будничным тоном?
Он смотрит на меня с ухмылкой… или нет?
— А чего ты ожидала? Сочувствия? К тебе? — Он тихо смеется. — Какая же ты дура.
— Да, вы правы, — с яростью цежу сквозь зубы. — Как я могла рассчитывать на сочувствие с вашей стороны? Вы — порождение Ада, Люциус Малфой.
— А ты — грязнокровка, мисс Грейнджер, — жестко парирует он. — И я предпочел бы, чтобы меня считали порождением зла, нежели грязным магглом.
Я закрываю глаза, чувствуя, что слезы все-таки еще остались. Он провоцирует меня, но я устала бороться. Что толку? Мои родители… мертвы. Он их убил. Когда-то он заставлял меня называть их «грязные магглы». Но это было так давно. Наверное, для него убить их — что избавиться от назойливой мухи.
Он касается моей щеки, и я открываю глаза и теряюсь в холодном взгляде убийцы моих родителей. Но там столько эмоций, которые, даже он вряд ли понимает.
Было ли это убийством в полном смысле слова, если он действовал по приказу? У него, наверное, не было другого выбора…
Выбор есть у всех.
Но не всегда людям доступна подобная роскошь. Разве у тебя был выбор, когда ты выдала им информацию под пытками?
— Пошли, — он встает. — Мы опаздываем. Нас уже ждут в доме Уизли.
Нас? Я иду с ним?
Нет, я не пойду. И меня не волнуют последствия. Здесь у меня, по крайней мере, есть Рон…
Рон. Я буду держаться за него. Он — все, что у меня осталось. Гарри больше не сможет понять меня.
Кроме того, если бы Гарри пришел сразу же после показательного представления, устроенного Волдемортом, то мои родители были бы живы.
— Зачем мне с вами идти? — Я убираю руку из его ладони. — Почему я должна вас слушаться?
Он гневно рычит и хватает меня за руку, рывком поднимая на ноги.
— Ты же не хочешь думать, что твои родители погибли напрасно? — Он шипит, все еще держа меня за руку. Наверняка будут синяки.
— Мне противно, что теперь весь магический мир может достаться таким животным, как вы! — Я кричу на него, зная, что это правда.
Ответ почти срывается с его губ, но он, кажется, одумывается и снова кривит их в усмешке.
— Какого черта я с тобой препираюсь? — Елейным голосом тянет он. — У тебя все равно нет выбора.
Он достает маленький серебряный ключ из кармана мантии, все еще сжимая мою руку, и мы трансгрессируем в другую комнату, комнату почти в точности такую же, как моя. Мне кажется, что мы не перемещались вообще, но потом…
— Гермиона!
Я поворачиваюсь и вижу Рона — единственного человека в мире, на которого я еще могу положиться, — его до боли знакомое лицо выглядит настолько обеспокоенным, что у меня щемит сердце.
Когда наши взгляды встречаются, он идет ко мне, преодолев разделяющее нас расстояние в два быстрых шага, и крепко обнимает меня. Я расслабляюсь, чувствуя как боль и усталость постепенно уходят.
— У вас десять минут, — коротко говорит Люциус. — А потом я вернусь. Если вы не закончите к моему возвращению, вы оба поплатитесь за это.
Уходи. Просто… уходи.
Негромкий щелчок дверного замка.
Слава богу.
Рон берет мое лицо в свои ладони, внимательно глядя на меня.
— Что с тобой? — Спрашивает он, осторожно касаясь моего лба. На его пальцах кровь. Должно быть, это от удара головой о стену, когда Люциус оттолкнул меня из-за того, что я согласилась на все, лишь бы спасти…
Последняя нить рвется. Меня накрывает такая волна скорби, воспоминания опаляют все внутри, я задыхаюсь. И не могу остановить слезы.
— Боже мой, что случилось? — Рон берет меня за руки. — Это Малфой? Что он тебе сделал? Я его убью, клянусь…
— Мои… мама и папа… — Заикаясь, начинаю я. — Он… он убил их, Рон! Он убил моих родителей!
Я завываю от горя. Мама и папа. Я так сильно люблю их, намного сильнее, чем я могу выразить словами, но я уже никогда не смогу сказать им этого. Все кончено. Их больше… нет.
Нет.
Это невыносимо.
— Что? — Вопрос Рона заставляет меня взглянуть на него, но сквозь пелену слез я вижу лишь его посеревшее лицо.
Пытаюсь подавить рыдания.
— Как-то ночью он… он притащил меня к Волдеморту, и пытал меня, в то время как Волдеморт открыл свой разум Гарри, — Рон сильнее сжал мою ладонь. — Они предложили Гарри встретится в вашем доме на следующий день вечером, но он не пришел. Тогда они… Волдеморт приказал ему… чтобы показать Гарри, что они действительно настроены серьезно с…с…
Я больше не могу говорить. Только всхлипываю. Рон прижимает меня сильнее, и я тоже стискиваю его в объятиях, как будто так я могу спастись от этого кошмара.
— Ты уверена, что он действительно это сделал? — В голосе Рона сомнение. — Может быть, это просто, ну, я не знаю, какой-то трюк?
Я слабо качаю головой.
— Нет, — судорожно вздыхаю. — Он это сделал. Я знаю его. Он бы не зашел так далеко, если бы это была просто очередная из его тупых игр.