Эйвери и Драко наблюдают за ним, но Драко, кажется, более пристально. Он сильно хмурится, потому что реакция его отца не совсем ему понятна.

Он бросает на меня обвиняющий и крайне подозрительный взгляд, а затем вновь поворачивается к отцу. Неуверенно протягивает руку, касаясь Люциуса.

— Отец?

Тот резко встает, со скрипом отодвигая стул.

У меня перехватывает дыхание.

На короткий миг он закрывает руками лицо, справляясь с эмоциями; и вот оно, как обычно, застыло — невозмутимое и спокойное.

— Прошу меня простить, — едва шевеля губами, произносит он. — Я должен закончить последние приготовления к вечеру.

Не дожидаясь ответа, он поворачивается и выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь.

Повисает тишина.

Дрожа, бросаю взгляд на Эйвери и Драко. Все бессмысленно. Чувствую себя такой опустошенной и потерянной…

Едва частицы паззла складываются вместе, и приходит понимание, как меня начинает трясти от страха.

Драко смотрит на меня с подозрением и ненавистью так, словно хочет увидеть, как я страдаю, медленно и мучительно агонизируя, за то, что сделала. Он знал, что я небезразлична его отцу, но сейчас ему еще раз напомнили об этом, и его, без сомнения, это бесит.

А вот Эйвери холодно улыбается, глядя на меня. Заговорщицки. Как будто у нас с ним есть тайна, одна на двоих.

Что ж, в каком-то смысле так оно и есть.

Я вздрагиваю. Он знает…

Боже.

— Разве у тебя нет работы, грязнокровка? — бесстрастно спрашивает он.

Опускаю голову, потому что у меня нет выбора, и поспешно принимаюсь мести пол, пытаясь утихомирить вихрь лихорадочных мыслей, мечущихся в голове.

Сижу на кровати, подтянув колени к груди и положив на них подбородок, рассматриваю комнату, но на самом деле ничего не вижу перед собой.

Его не будет допоздна. Откуда я знаю? Он всегда задерживается, когда у него дела по поручению Волдеморта.

И когда он придет, на его руках будет кровь невинных детей.

Должно быть, он уже закончил к этому времени… свою работу, служащую ох-каким-высочайшим идеалам посредством убийств и пыток.

Меня тошнит от одной мысли об этом. Как будто я съела сахарную вату, гамбургер, хот-дог, запила все это молочным коктейлем и отправилась кататься на карусели.

Как он может? Как?

Он чудовище, ты прекрасно об этом знаешь. Всегда знала.

А Эйвери… Господи, ума не приложу, что о нем и думать.

Он знает. Либо догадывается… и сегодня Люциус укрепил его подозрения…

Нет, конечно же, он ничем не выдал, что спит со мной, но одно совершенно ясно: я ему небезразлична. Об этом знает даже Волдеморт, не так ли? Он сам мне сказал, когда я ужинала с ним давным-давно.

Хочу, чтобы Люциус поскорее вернулся. Мне нужно поговорить с ним об этом, подумать и решить, что делать с Эйвери. Хочу, чтобы он вернулся домой…

И на его руках будет кровь детей…

Дверь со скрипом открывается.

Поднимаю голову, непонимающе хмурясь: что-то он рано.

Наверное, задание было слишком легким, если он так быстро закончил.

Я убью его за то, что он сделал сегодня. Пусть катится ко всем чертям, но он не дотронется до меня после того, что сделал…

Проклятья уже готовы сорваться с губ, вот только… на пороге вовсе не он.

Драко.

Сердце пропускает удар.

Он входит в комнату, плотно запирая за собой дверь.

Его взгляд впивается в меня.

Смотрю на него в замешательстве.

Прищурившись, он вглядывается в мое лицо. Выражение его лица точно такое же, как у его отца, когда тот решительно настроен сделать что-то.

Боже, что ему надо?

Вскакиваю с кровати, становясь перед ним. Не знаю, почему он здесь, он не пугает меня так, как Люциус, но все же я побаиваюсь его.

Хотя меня не так пугает сам Драко Малфой, как его подозрения.

Тереблю пальцами подол платья, моля Бога, чтобы Драко не заметил, насколько я нервничаю.

Я не боюсь его. Я решительно против того, чтобы испытывать страх перед мальчишкой, богатеньким папенькиным сыночком, возомнившим себя царем горы.

Мне просто страшно оттого, что он может узнать.

— Что… — слова даются с трудом, комом застряв в горле. — Что ты здесь делаешь?

Его рот кривится в усмешке. Когда-то это выдавало лишь его недовольство и раздражение, но он так изменился. Теперь выражение его лица напоминает мне горькую улыбку, что я так часто вижу на лице Люциуса.

— Думаю, правильнее спросить, что ты делаешь здесь? Или, — уголки его губ опускаются, — я бы даже сказал, что ты все еще делаешь здесь?

Побелевшими пальцами он сжимает палочку, нацеленную пока что в пол.

Я должна перестать трястись. Должна успокоиться.

Его лицо искажает гримаса отвращения.

— Почему, почему в то время как ты должна была давно выйти из игры, ты все еще здесь? — едва слышным шепотом шипит он.

Судорожно сглатываю, пока он медленно приближается. Не вплотную, но все же… ближе.

Достаточно близко.

Невольно отмечаю его пронизывающий взгляд. Почти как у его отца. Он пристально смотрит на меня, действительно слишком похожий на своего отца. В их родстве невозможно усомниться.

Только вот его взгляд все равно отличается от тех, какими одаривал меня Люциус: пристальный, но такой непохожий.

— Ты так просто не… исчезнешь, — низким голосом произносит он. — А ведь уже должна была. Столько раз я был уверен, что ты уйдешь из нашей жизни навсегда, оставишь в покое. Ночь в доме Уизли и та, после праздничного ужина. Но каждый раз…

Он сует руку в карман, и я слышу стеклянное позвякивание.

Дрожь охватывает меня. Нет, нет, нет, этого не может быть…

Он не может… у него не может быть этого, нет! У меня не будет никаких шансов.

Боже, прошу, помоги мне!

Заговори его. Ради Бога, продолжать развязывать ему язык.

— Я и сама не знаю почему, — начинаю я, но он обрывает меня на полуслове.

— О, зато я прекрасно знаю, — резко бросает он. — Мой отец всегда был рядом, чтобы спасти тебя. Присматривал за тобой, потому что ты слишком слаба, чтобы позаботиться о себе самостоятельно, — отвращение на его лице застывает уродливой гримасой. — Следил, чтобы ты ни на секунду не ускользала из его поля зрения.

Господи Боже, это ужасно. Нужно выбираться из этого дерьма. Срочно!

— Это его обязанность. Я нужна Волдеморту живой…

— Черта с два! — чаша его терпения переполнена. — Плевал он на тебя, ты сама слышала, что сказал Эйвери этим утром. Не делай из меня дурака. Семь лет ты только этим и занималась, но теперь…

Он глубоко вздыхает, беря себя в руки.

А вот я от страха забываю, как дышать.

Прищурившись, он смотрит на меня — так, словно что-то для себя решает, и это вызывает у него отвращение и неприязнь.

— Скажи-ка мне, Грэйнджер, — ядовито шепчет он. — Мы знаем друг друга уже сколько… семь лет? Думаю, ты можешь быть со мной откровенна.

Пауза.

Мое сердце перестает биться, клянусь.

Это пытка. Чистейшая психологическая пытка.

— Скажи мне… — он шумно сглатывает, и у меня начинает кружиться голова и тошнота подбирается к горлу.

Господи, прекрати это, умоляю…

Но… нет. Я не имею права просить Его о помощи. Я больше не верю в Него, почему я постоянно об этом забываю?

Наверное, некоторые вещи не так просто забыть.

Драко куксится так, словно вопрос, который он собирается задать, вызовет у него дикую тошноту.

— Ты всегда хотела трахнуть моего отца?

Открываю рот, но из него не вылетает ни единого звука. Ну, что я могу сказать, если тогда между мной и Люциусом действительно ничего не было?

Кроме того… я не… я никогда не хотела этого. Никогда не думала о Люциусе в… в этом плане. Я имею в виду, что… черт, он же отец Драко! Не говоря уже о том, что совсем не в моем вкусе.

— Видишь ли, у меня было время подумать, — продолжает он, не дождавшись моего ответа. — И я вспомнил обо всех случаях, когда вы с ним пересекались до твоего появления здесь: «Флориш и Блоттс», когда нам было по двенадцать лет, и та стычка в Министерстве. Но, конечно же, я не мог упустить из виду и тот раз, перед четвертым курсом… совместная ложа на Чемпионате мира по квиддичу, помнишь?