Там. В реальном мире.

Он спит. Его дыхание ровное, спокойное, размеренное…

Счастливчик. Наверное, легко спать спокойно, когда у тебя нет совести.

Вздохнув, прижимаюсь лбом к его обнаженной груди и придвигаюсь ближе, покрывало путается у меня в ногах.

…я вижу девушку — красивую, как сказочная фея, и совсем одну в темноте… а еще там змей. Черно-зеленый питон, толстый, как ствол дерева; он, извиваясь, скользит, подбираясь к девушке… та приветливо улыбается, глядя на змею, протягивает руки, зазывая ее, и я пытаюсь окликнуть девушку, но она меня не слышит… Огромное ужасное чудовище приближается к ней, улыбаясь в ответ, но ведь змеи не улыбаются, не так ли? Эта улыбается… и, разинув пасть, резко делает выпад; девушка уступает — молодая, невинная и прекрасная, — но продолжает улыбаться… даже когда змея поглощает ее целиком…

Просыпаюсь будто от толчка… интересно, я действительно спала? Или это было очередное видение?

Глубоко вздыхаю, дабы успокоить бешено бьющееся сердце.

Я уже вечность не видела нормальных снов. Сон… одно только слово несет в себе такое наслаждение… напоминает облака, и трель соловья поутру, и звезды, и так хочется оставаться во сне до скончания века, потому что мир снов — удивительный, таинственный, волшебный и безмерно уютный.

Но я больше не вижу снов. Кошмары — вот все, что мне осталось.

Люциус обнимает меня крепче и вздыхает во сне.

Медленными, отточенными движениями вожу щеткой по полу в столовой.

Не знаю, зачем они до сих пор заставляют меня работать, ведь дом сияет чистотой, благодаря нашим с Роном усилиям.

Возможно, они просто хотят занять нас чем-то, чтобы мы не сошли с ума от скуки. Мы нужны им здоровыми, не так ли?

По крайней мере, я на это надеюсь.

Не знаю, чем они занимали Рона в последние дни: мы больше не работаем вместе, и я даже знаю, кому стоит сказать за это «спасибо».

Бросаю взгляд на Люциуса: он сидит за столом с Драко и Эйвери. Они склоняются над чем-то, похожим на карту, обсуждая задание, которое поручил им Волдеморт на сегодняшний вечер.

Пытаюсь не вслушиваться, трусливо пропуская мимо ушей их слова, потому что знать не желаю, что собирается делать Люциус, повинуясь приказу хозяина. Это только все усложнит.

Он выглядит таким спокойным, собранным, разговаривая с соратником и сыном. Он не обращает на меня внимания, и это, вопреки здравому смыслу, задевает меня, но в конце концов, должен же он держать лицо в присутствии Драко и Эйвери.

И все же… ненавижу его за это. За то, что игнорирует меня, словно я пустое место.

Как он может притворяться, что между нами ничего нет? Как может до сих пор настаивать, что я ему безразлична, после того, как он обошелся с Роном, когда мы виделись в последний раз?

Мне хочется убить его за то, что он сделал. Порвать на куски так же, как он разорвал Рона только за то, что тот был мне дорог.

Внезапно Люциус поднимает на меня взгляд, и какое-то время мы смотрим друг на друга — глаза в глаза.

Выражение его лица не меняется ни на йоту: оно по-прежнему спокойно и сосредоточено. Никто не замечает этого обмена взглядами.

Поспешно опускаю глаза, наблюдая за скользящей по полу щеткой. Не стоит давать повод подозревать нас в чем-либо. Мы и так уже на грани, да еще и Рону стало известно…

Боже, как долго это может продолжаться?

— Если мы появимся в начале деревни, они не смогут нас увидеть, пока не станет слишком поздно, — протягивает Люциус, обращаясь не ко мне, а к Эйвери. — На их доме точно стоят антиаппарационные чары, так что мы должны попасть внутрь с улицы, но это слишком предсказуемо.

Он так спокойно говорит о жутком предстоящем задании, как будто его вообще не волнуют эти люди, как будто это самый обыкновенный рабочий день в офисе за кипой бумажек.

— Сколько их там будет? — спрашивает Эйвери.

— Четверо, включая двоих детей, — небрежно бросает Люциус. — Он талантливый маг, я видел его в битве и должен признать, был весьма впечатлен. Но между нами, думаю, мы справимся с ним без особых усилий.

Невидящим взглядом наблюдаю за монотонными движениями щетки по полу. Нет, я не буду зацикливаться на их разговоре. Знать не желаю, что за гнусности они совершают во имя Волдеморта.

Но пренебрежение к проблеме не заставит ее исчезнуть, как бы мне того ни хотелось.

— Что с его женой? — Эйвери не терпится прояснить все до операции, а Люциус, кажется, назначен в ней главным. — С ней будут проблемы?

— Вряд ли, — тянет Люциус. — Она просто грязнокровка.

Замираю на минуту, а затем продолжаю мести пол, только уже медленнее.

Сосредоточься. Смотри на пол. Не смотри на Него и не слушай…

Это сложно — не слушать. Особенно следующие слова Эйвери.

— Дети? Они достаточно взрослые, чтобы сражаться?

Кровь стынет в жилах. Дети?

— Нет, — хладнокровно отвечает Люциус. — Исходя из того, что мне удалось узнать, они еще даже не в Хогвартсе.

Тошнота поднимается к горлу.

— И их ожидает та же участь, что и родителей, так?

— Темный Лорд сказал, что выживших быть не должно, — равнодушно произносит Люциус.

Поднимаю на него глаза, желудок противно крутит. Не могу с собой совладать: мне нужно знать… как он может быть настолько безразличным, насколько хладнокровен его голос?

Он чинно сидит, внешне абсолютно спокойный и сосредоточенный, будто его совсем не волнует, что он собирается убить невинных детей. Ну, да, конечно, ему плевать.

Боже, что же он за чудовище?

— Так… — начинает Драко: он выглядит бледнее, чем обычно. — Так малыши… дети, то есть мы должны будем…

Люциус холодно смотрит на него, и под его взглядом Драко белеет еще сильнее. Он не договаривает того, что хотел, затыкаясь на полуслове и слегка краснея — видимо, от смущения.

С отчаянием смотрю на Люциуса, но он переводит взгляд на Эйвери, который, ухмыляясь, наблюдает за ними, и всем им плевать на детей. Нет, я определенно знала, что он монстр, но он не может… нет…

— Вы не должны делать этого! — слова срываются с губ прежде, чем я успеваю захлопнуть рот.

Все трое с удивлением и недоверием смотрят на меня: мол, как вообще я посмела заговорить.

Мне неуютно под их перекрестными взглядами, и я переступаю с ноги на ногу, но не опускаю глаз.

Смотрю прямо на Люциуса, в большей степени разговаривая с ним, чем с остальными. Я знаю, что в нем еще осталась капля человечности, он еще способен чувствовать, я знаю! Иногда ночью он обнимает меня так крепко, что мне начинает казаться: он готов продать душу Дьяволу, лишь бы никогда не отпускать меня.

Он смотрит на меня, прищурившись, предостерегающе: холодный, колючий взгляд приказывает мне заткнуться и оставить все как есть, но… как я могу оставить это?

— Что-то не так, мисс Грэйнджер? — ухмыляясь спрашивает Эйвери.

Взгляд Люциуса куда красноречивее любых слов: я должна заткнуться и продолжить работу, но, черт возьми, я же не могу!

Набираю в грудь побольше воздуха.

— Вы не можете… просто не можете убить детей! — едва слышно шепчу я.

Противная ухмылочка не сходит с лица Эйвери, а вот Драко опускает глаза в пол: он выглядит несчастным и сконфуженным, как маленький мальчик, пойманный мамой за чем-то недозволенным.

Люциус… такое чувство, будто он вот-вот начнет орать на меня. Если бы мы были наедине, он бы уже разорялся вовсю.

Но не сейчас. Он не может дать повод подозревать…

— О, поверь, мы можем делать все что захотим, — издевательски тянет Эйвери. — Это не так уж и сложно…

— Но они же дети! — истерически выкрикиваю я.

— Просто полукровки, — ледяным тоном бросает Эйвери.

Открываю рот и тут же захлопываю его. Перевожу взгляд на Люциуса, мысленно приказывая ему сделать хоть что-то, и всем сердцем желая, чтобы он ненавидел себя за это до конца своих дней, потому что он-то теперь прекрасно понимает, что все мы — полукровки, чистокровные и грязнокровки — равны, у нас одна кровь. Красная…