Он ошеломленно смотрит на меня, и в его глазах загорается яростный огонь.

— Какого… что ты делаешь?

Медленно надвигаюсь на него, чувствуя, как во мне все кипит и бурлит.

— Сначала вы тащите меня в подземелья, чтобы я увидела, как ваши мерзкие… эти извращенцы заставляют Рона переспать со своей младшей сестрой, а теперь вы приводите меня к себе в комнату и предлагаете выпить?

Подойдя к нему, умолкаю, заглядывая ему в глаза. На мгновение мне кажется, что он отшатнется и отступит назад, но он не без усилий остается на месте.

Не задумываясь о последствиях, с размаху даю ему звонкую пощечину.

— Вы невозможны, Люциус Малфой! — Выплевываю ему в лицо.

Он смотрит на меня так, словно ничего не произошло.

Тишина, повисшая в воздухе, вот-вот задушит нас. Наконец, Люциус делает глубокий вдох и ледяным тоном выдает:

— Ради твоего же блага, я сделаю вид, что этого не было.

Какое-то время мы молча смотрим друг на друга. Мне так много хочется сказать, но я не могу подобрать слов.

Вокруг нас так и витают невысказанные слова.

— Как вы могли позволить Эйвери так поступить? С Роном и Джинни…

Когда-то я была поражена его холодностью и отчужденностью. Когда-то его ледяная усмешка и колкий взгляд пугали меня до смерти.

Но это было до того, как я узнала его по-настоящему.

— Я же говорил тебе, что Уизли — не моя забота, — раздраженно бросает он. — Наказание за ошибки его семейки назначаю не я. И ты не имеешь права винить меня за то, что Эйвери…

— Но вы не остановили его, — обрываю его на полуслове. — Вы просто стояли и смотрели, позволив им с Беллатрикс творить все, что в голову взбредет! Что было бы, если бы Рон не стал умолять их? Вы бы спокойно смотрели на то, как его заставляют спать с сестрой?

Он качает головой.

— Ты очень умная, но еще такая наивная. Порой я забываю, что тебе еще многому нужно научиться.

— Что вы имеете в виду? — Огрызаюсь в ответ на эту колкость.

— Ты, правда, думала, что мы допустим, чтобы все зашло настолько далеко? — Ухмыляется он.

Пару секунд смотрю на него, не в силах вымолвить ни слова.

— Так это все было спланировано заранее? — Недоверчиво спрашиваю я.

— А ты хоть раз бросалась очертя голову в пекло, не продумав заранее план действий? Хотя, кого я спрашиваю, ты же гриффиндорка.

Пропускаю мимо ушей его издевку, потому что мысли заняты другим.

— Поэтому вы приказали мне ждать? — Тихо спрашиваю его. — Когда я попыталась остановить их, вы сказали: «Жди».

Он вздыхает, но молчит.

Всматриваюсь в его холодные и беспощадные глаза, зная, что все равно не увижу там того, что ищу. С чего бы ему терзаться угрызениями совести из-за Рона, или Джинни, ведь он даже ко мне не был милосерден, когда только похитил меня.

Но это вовсе не значит, что я оставлю попытки отыскать в нем хоть что-то человечное.

— Вы бы позволили этому случиться? — Повторяю свой вопрос, хотя очень боюсь возможного ответа. — Если бы Эйвери решил довести дело до конца, вы бы так ничего и не предприняли?

Ноль эмоций. Он молча обдумывает ответ, задумчиво глядя на меня.

— Поначалу Эйвери так и хотел, но, в конце концов, отказался от этой идеи. Он рассудил, что одна только мысль о том, что их младших отпрысков могли заставить переспать друг с другом, должна повергнуть Уизли в шок.

Смотрю на него, открыв рот.

— И вас это не волнует? — Шепчу я. — Вам плевать, что их заставили бы сделать это, чтобы спасти жизнь Джинни? Как бы они потом жили, после всего, что сделали, каждый день и каждый час до конца своих дней вспоминая в кошмарах этот эпизод?

Его лицо ничего не выражает.

— Это мой мир, грязнокровка, — тихо произносит он. — Можешь ненавидеть его, но именно так мы делаем свою работу. Мы пойдем на все, лишь бы достигнуть желаемого результата. Ты убедилась в этом на собственном опыте.

Такое чувство, будто на плечи разом обрушилась вся вселенная. Да, таков этот мир, мир, в котором он живет, и в который насильно затащил и меня…

Меня тошнит.

— Цель оправдывает средства, да? Заставить семнадцатилетнего мальчика изнасиловать свою шестнадцатилетнюю сестру — это стоит того? — Молю Бога, чтобы мои слова хоть как-то задели его за живое.

Он глубоко вздыхает, сжав губы в тонкую линию.

— Нет смысла объяснять тебе это, — в его голосе звенит сталь. — Ты все время говоришь, что не понимаешь моих мотивов, но ты ведь умная девочка. Ты смогла бы понять, если бы постаралась, но ты просто не хочешь посмотреть на вещи с моей точки зрения. Тогда ты бы, возможно, в чем-то согласилась со мной. Но ты не отпускаешь себя, не позволяешь посмотреть на ситуацию с другой стороны, потому что в таком случае поймешь, что мы с тобой не такие уж и разные.

Он невесело усмехается и делает шаг вперед. Мы так близко друг к другу, но не касаемся. Он не решается…

Задерживаю дыхание.

— Ты такая трусиха, грязнокровка, — шепчет он, затягивая меня в омут своих серых глаз, его лицо в паре сантиметров от моего. — Признайся, ты боишься саму себя.

Судорожно вдыхаю, отворачиваясь от него и моля Бога, чтобы Люциус отошел подальше от меня.

Впериваю взгляд в висящий на стене гобелен. Девушка надкусывает маленькое красное яблочко, не обращая внимание на то, что огромная змея подбирается к ней, пожирая девушку взглядом желтых глаз. Ближе и ближе…

Резко выдохнув, Люциус отходит от меня.

— Никто не пострадал сегодня, — глухо произносит он. — Джиневру вернули домой, она нам больше не нужна. Рональд тоже цел и невредим. По сути, ничего не изменилось.

Смотрю на него, не веря свои ушам, а он стоит у противоположной стены с таким видом, словно не был там, внизу, и не видел, как издевались над моими друзьями.

Ненавижу. Ненавижу его за то, что он играет чужими жизнями, нимало не заботясь о чувствах других, за то, что готов идти по трупам к намеченной цели…

— Почему вы называете ее по имени? — Шепотом спрашиваю его.

Он чуть приподнимает голову и смотрит на меня, нахмурившись.

— О чем ты? — В его голосе я слышу предостерегающие нотки. Он знает…

— Джинни, — отвечаю тихо. — Вы… вы называете ее по имени.

— А почему бы и нет? — Прищурившись, спрашивает он.

В его голосе лед, и я знаю, что мне пора бы заткнуться, но упорно продолжаю.

— Почему? — Шепчу я. — Вы всего однажды назвали меня Гермионой, да и то случайно. Почему вы так боитесь обращаться ко мне по имени.

Я ступаю по хрупкому льду. Но я должна знать.

— Уизли может и отбросы, но зато чистокровные. Даже магглы заслуживают капли уважения, но ты…

Он ухмыляется, окидывая меня пренебрежительным взглядом.

— Ты — ошибка природы, и не имеешь права на имя, — шепотом заканчивает он.

Сквозь слезы, проглатываю обиду.

И почему я надеялась, что он изменит свое отношение ко мне?

— Вы когда-нибудь перестанете смотреть на меня, как на грязнокровку? Когда-нибудь сможете увидеть во мне человека, личность? — Тихо спрашиваю его.

Он стискивает зубы. Я на краю пропасти. И если оступлюсь, меня уже не спасти…

— Ты не можешь называться человеком, — как нож в сердце. — Ты для меня лишь грязнокровка.

Глубоко вздыхаю, подавляя ненависть и разочарование. Какой от них прок?

Как он может до сих пор так думать обо мне? После всего, что случилось. Он называл меня Гермионой. Он целовал меня. И обнимал так крепко, что мне казалось, он никогда меня не отпустит…

Как эта бесчувственная статуя с ледяным взглядом может быть тем же человеком?

— Каждый раз, глядя на вас, — тихо начинаю я, — я должна бы видеть чудовище. Но знаете, кого я вижу вместо него? Вас. Я вижу Люциуса Малфоя.

Он смотрит на меня с таким выражением лица, словно он не хочет слышать моих слов, но у него просто нет выхода.

— Чем я заслужила такое отношение? Вы пытали меня почти до смерти и убили моих родителей, но все же я до сих пор вижу в вас прежде всего человека, а не Пожирателя Смерти.