— Какое шоу? — Раздраженно спрашивает он. — О чем вы?

Лица всех троих Пожирателей расплываются в улыбках.

— Ты, правда, хочешь знать? — Ухмыляется Драко.

— Да, — с вызовом отвечает Рон.

— Что ж, для тебя не секрет, почему мы держим тебя в заложниках, — тихо произносит Люциус. — И ты отлично понимаешь, почему мы не убили тебя, как только вытянули всю информацию.

Дыхание Рона замирает, и я от страха забываю, как дышать. Боже, нет, только не это, только не говорите, что Уизли ослушались приказа Пожирателей Смерти! Если это так, то… Рон не может умереть, не может! Он нужен мне.

Беру его за руку, и он сжимает мою ладонь так сильно, что пальцы моментально белеют.

Взгляд Люциуса на миг опускается к нашим сплетенным пальцам, но затем он вновь смотрит на Рона.

— Вижу, что помнишь, но вот твои родители не отличаются столь хорошей памятью, — злорадно улыбаясь, он растягивает слова, и в них можно различить даже нотки угрозы. — До последнего времени мы не так уж и много просили. Крупица информации тут, небольшое поручение там. Но вчера мы, видимо, перегнули палку, и это пошло вразрез с их убеждениями. Они буквально умоляли нас не поручать им это дело.

Повисла долгая пауза. Слышу, как учащается дыхание Рона.

— Что вы потребовали? — Шепчет Рон.

— Не твое дело, — произносит Люциус. — Важно лишь, что они отказались подчиниться приказу, несмотря на то, что знают — на кону твоя жизнь. Какая трогательная родительская любовь, не правда ли?

Закрыв глаза, я почти физически ощущаю боль Рона в ответ на этот укол. Прежде чем открыть глаза, я еще крепче сжимаю его руку.

Перевожу взгляд на Рона, его лицо белее мела.

— Это вовсе не значит, что они не любят тебя, Рон, — шепотом подбадриваю его. — Он ведь не сказал, что они наотрез отказались делать это. Возможно, они просто с большой неохотой…

— Не вмешивайся, Грэйнджер? — Грубо обрывает меня Драко.

Умолкаю, но Рон кивает мне, он понял, что я имела в виду.

— Мы подумали, что неплохо бы было, наглядно продемонстрировать им, чего может стоить подобное сопротивление их младшему сыну, — подводит итог Люциус. — К сожалению, не мне выпало решать, как наказать тебя. Это легло на плечи твоих хм… опекунов, но рад сообщить, что полностью доверяю их выбору.

Лицо Рона приобретает землистый оттенок.

— Он всецело ваш, — коротко бросает Люциус и подходит ко мне. Внутри все сковывает льдом, но он лишь обходит меня, становясь позади. Не могу определить, насколько он далеко от меня.

Вновь сжимаю руку Рона.

— Не волнуйся за меня, — шепчет он. — Все будет хорошо.

На лице Эйвери вновь появляется хладнокровная ухмылка. Он подходит к двери, направляя на нее палочку, и она распахивается.

— Мы уже заждались вас, — тихо произносит он, возвращаясь обратно в комнату. За ним следуют две фигуры, одна из которых, кажется, сопротивляется. Беллатрикс, — а это точно она, потому что ее лицо, наконец, вышло из тени, — наслаждается брошенным ей вызовом и тащит кого-то в центр комнаты. Это девушка, судя по длинным волосам.

Рон сдавливает мою руку так, что вот-вот хрустнут кости.

Беллатрикс толкает ее на пол и, повернувшись, запирает дверь заклинанием.

Девушка медленно поднимает голову, глаза, полные ненависти, метают молнии из-под рыжей челки.

— Джинни! — Крик Рона прорывает тишину, и он выпускает мою руку из своей.

Увидев брата, она не может удержать слез. Она поднимается на ноги и тут же оказывается в крепких объятьях Рона. Оба плачут друг у друга на плече.

— Я думала, что больше никогда не увижу тебя, — приглушенно шепчет Джинни.

Рон крепче сжимает ее в объятьях.

— Я так скучал по тебе, Джин!

Нас не должно быть здесь. Это слишком личное, только для них двоих.

Джинни… Господи, как я смогу посмотреть ей в глаза? Из-за меня она здесь, и Рон тоже в плену по моей вине. Если бы не я, ее родители не должны были бы подчиняться приказам Волдеморта. Я предала ее так же, как предала ее брата…

Хотя, это разные вещи.

По спине бегут мурашки. Люциус… теперь он ближе. Он сказал, что хочет, чтобы я что-то увидела… зачем ему это нужно?

— Как, черт побери, ты ее поймала?

— Сегодня вечером студенты Хогвартса были в Хогсмиде, — отвечает Беллатрикс. — Около шести вечера я прогуливалась под мантией невидимкой и заглянула в «Три метлы». Девчонка была там с двумя дружками, и как раз направлялась в уборную. Мне осталось только проследовать за ней, а дальше всё просто.

Джинни отстраняется от Рона и устремляет на Беллатрикс горящий ненавистью взгляд.

— Я пошла с тобой, потому что ты угрожала убить Невилла и Луну, если я откажусь, — шипит она. — Иначе все было бы не так просто!

— Что? — Беллатрикс заливисто хохочет. — Думаешь, что могла бы тягаться со мной, девчонка?! Со мной?!

Драко и Эйвери смеются, но я не обращаю на это внимания, и, судя по всему, Люциус тоже. Невольно вспоминаю, в какой ярости он был, когда она перерезала мне вены. Она, может, и забыла, но вот он, кажется, никогда не забудет.

— Ты не дала мне возможности показать, на что я способна, — кричит Джинни ей в лицо. — Хотя, чего еще следовало ожидать от таких, как вы? Вы все трусы. Кучка жалких, подлых, трусливых слизеринских гадюк!

Задерживаю дыхание.

Улыбки на лицах присутствующих гаснут.

— Трусы, говоришь? — Эйвери медленно приближается к Джинни. Он выше нее, и ей приходится чуть запрокинуть голову. — А гриффиндорцы все такие же самоуверенные, как и раньше? Забавно, как вы любите разглагольствовать о смелости, но когда доходит до дела, вы такие же трусливые, как и все.

Чувствую на плече тепло чужой ладони и вздрагиваю. Люциус.

Что он делает?

Эйвери уже подошел почти вплотную к Джинни. На мгновение мне показалось, что он собирается коснуться ее лица. Как сделал бы на его месте Люциус, если бы я была на месте Джинни…

Поправочка… как Люциус поступил однажды.

Но нет, Эйвери поворачивается ко мне.

— Видишь свою подружку?

Джинни переводит взгляд на меня. Смотрю на нее с мольбой в глазах, прошу ее не винить меня, мне нужно, чтобы она знала — я не хотела, не хотела всего этого…

Ее лицо непроницаемо, я не могу понять, о чем она думает. Как, впрочем, и всегда. Она никогда не проявляет эмоций — в этом вся Джинни. Даже на похоронах Дамблдора она не проронила ни слезинки, в то время как я залила слезами всю рубашку Рона.

Хотела бы я быть похожей на нее, тогда я не выглядела бы такой жалкой и не была бы такой слабой.

— Хочешь знать, как быстро она раскололась? — Продолжает нашептывать Эйвери.

Нет. Только не это. Прошу вас, не говорите ей.

— Не прошло и получаса, как она рассказала про ваш роман с Поттером, — растягивая слова, произносит Люциус. — И меньше, чем через неделю, она выдала все, что знала о Мальчике-Который-Выжил, а также об Ордене Феникса. Она сломалась.

Закрываю глаза, чтобы не видеть удовлетворенные ухмылки Драко и Беллатрикс, не чувствовать на себе ледяной пристальный взгляд Эйвери, и, как мне кажется, укоряющий и обвиняющий взгляд Джинни.

Но Люциус безжалостно продолжает.

— Это из-за нее напали на твой дом, Джиневра, из-за нее твой брат оказался в плену. Она, конечно же, не хотела этого, пыталась сопротивляться моей… нашей воле, но, в конце концов, она доказала, что благородные гриффиндорские ценности всего лишь пустой звук.

И, несмотря на то, что его слова ударили меня в самое сердце, кое-что задело меня куда сильнее.

Джиневра.

Он назвал ее по имени, девчонку, которую едва знает.

Интересно, что было бы, если бы Джинни была схвачена вместо меня? Она так же быстро сдалась бы? Или была бы сильной и выдержанной?

Если бы Люциусу поручили Джинни, он бы ненавидел ее так же, как меня? Или же тот факт, что она чистокровная, каким бы то ни было образом защитил ее от издевательств?

Если бы он захотел ее, он взял бы ее сразу, безо всяких сомнений и колебаний, не задумываясь о правильности своего поступка? В конце концов, она-то для него не запретна.