— Как раз документ получишь и возьмём тебя с собой, если перестреляемся и согласен. Точные координаты не скажу, но предупреждаю, дело опасное. Назад можно не вернуться. Но сливок с него получишь столько, что будешь не обижен.

— Если оружием обеспечишь, то я в деле.

— Договорились. Завтра здесь перед сиестой встречаемся.

Она закашлялась. Видимо, давно курила. Табак уже начал оседать в лёгких. Я видел, как люди со стажем загибались от курева в этом кашле, когда не могли прокашляется по минуте, поэтому и не начинал курить. Пусть это и могло придать солидности в глазах местных парней, но я не хотел отвлекаться на кашель, если понадобилась бы отбивать нападение.

— До завтра тогда.

— Бывай, — согласилась она. Сплюнула, вытерла лицо. А мне как-то противно стало. Вроде женщина. Должна быть чем-то прекрасным, притягательным, а тут такие плевки, после которых о поцелуях забудешь надолго. Или я слишком предвзято ко всему относился?

Я вернулся домой. У нас была одна комната на четверых. Ещё немного и можно было съехать отсюда. В мои планы не входило оставаться с родителями после того, как я справлю совершеннолетие. Но пока приходилось жить в нашем шумном доме. Закинув вещи на верёвку, чтоб просушились, а ботинки поставив около батареи, я завалился в кровать. Внизу шумела детвора. Порой мне наш дом напоминал клоповник, где всегда кто-то копошился и шумел. Здесь никогда не было покоя. Младшие дети плакали. Старшие старались проводить побольше времени вне дома. У нас было как-то принято среди братьев работать с пятнадцати лет. Три части зарплаты отдавалось отцу. Остальные деньги шли на карманные расходы. Сестрёнки помогали по хозяйству. Две из них пошли учиться дальше и уехали в более крупный город под присмотр старшего брата, который уже женился. Остальные готовились пойти по стопам матери и стать примерными жёнами, которая будет детей рожать и дома мужа с работы ждать.

Для них это был смысл жизни. Я этого не понимал. Может, раньше так сам думал, а сейчас хотелось адреналина намного большего, чем думать, как прокормить ораву детей.

— Вернулся? — в комнату заглянул отец. Кивком выгнал из комнаты моего брата, который лежал на соседней кровати и читал книгу. Меня он игнорировал, я его. Каждый сам по себе и одновременно вместе.

— Как видишь.

— После дождей опять в море пойдёшь? — спросил отец, садясь на соседнюю кровать.

— Нет. К тому времени у меня документы будут. Я уеду.

— Куда?

— Пока не знаю. Хочу мир посмотреть. Ты ведь по молодости много исколесил.

— Так не от хорошей жизни. Когда война началась, я ребёнком был. Город разрушен. На корабле нам места не было. Вот и пришлось искать место, где можно спокойно жить. Одно нашли, но бандиты почти всех вырезали или на производство согнали. Я оттуда сбежал. С ребятами угнали грузовик и сбежали. Тогда и с твоей матерью познакомился. Здесь тихое место. Хорошее для жизни. Ещё три города союзных неплохие. Но дальше мрак. Вань, там нет золотых гор. Грязь, пыль, кровь, беззаконье. Я тебя не собираюсь удерживать, но не разочаруйся в своём стремлении найти золотой город.

— Я и не ищу золотой город.

— Тогда что? Чего тебе неймётся?

— Может, просто у каждого своя судьба, своя дорога? Может, мы все непохожи? Для одного хороша жизнь здесь, а для другого в другом месте. Один тоскует по морю, а другой по пескам. Мне море не нравится. Оно для сильных людей. Я не такой. Здесь мне уготовлена жизнь в хвосте.

— А там думаешь будет иначе?

— Я не знаю. Но если не попробую, то никогда не узнаю.

— Вань, ты можешь ступить на кривую дорогу. Обратно не выберешься. Зачем тебе это? Почему нельзя жить нормально. Ставить себе реальные цели.

— Даже не знаю, что на это ответить. Реальность. Что это? Смириться с тем, что мне будут платить по минималки, лишая премиальных процентов, потому что от меня пользы никакой? Но работал я наравне со всеми.

— Возможно так казалось тебе. Но по факту…

— По факту так и было. Ладно, проехали. Пока ещё на соли поработаю до своего совершеннолетия, а там уеду. Если не получится нигде устроиться, то вернусь сюда, но пока я не увижу этот мир, не проверю себя на прочность, то не успокоюсь.

Отец не стал спорить, но его слова меня расстроили. Наверное, такое же разочарование испытал и отец из прежней жизни, когда я не пошёл в армию. Мама об этом позаботилась. Они даже тогда поругались с отцом на эту тему. Он хотел из музыканта видеть мужика, а мама боялась, что я оттуда не вернусь, ведь мои руки не для драки. Музыкант. Я ведь даже в Гнесинку должен был поступать, но потом уговорил мать, что музыканту прокормиться сложнее, чем экономисту. И всё равно, это профессия не понравилась отцу. Он считал её девчачьей. Но более-менее устроила мать. Так и пошло. Вначале учёба, потом работа по специальности в государственном учреждении, где работала и мама, после того как ушла из школы, правда, на должности юриста. Чтоб хоть как-то денег набрать на машину, пришлось ещё вести несколько фирм на дому. Репетитором подрабатывал, двоечникам вдалбливая математику. Одна работа и никакой жизни. Самостоятельной жизни. В этой жизни было проще. Здесь я жил как хотел. И это мне нравилось намного больше, чем когда был постоянный контроль.

Время сиесты. Зимой не было такой жары, которую необходимо было пережидать. Но по привычке уже закрывались глаза. Сквозь дрему вспомнилась Джули. Грубоватые черты лица, хриплый голос и доспех, который скрывал фигуру, оставляя простор для фантазии. Надо было всё-таки с кем-нибудь замутить. Без обязательств. Но найти бы ещё такую. Кто не против был под луной погулять, те замуж хотели. Кто же замуж не стремился, им я был не интересен. Оставалось понять, как привлечь их внимание. Вспомнился совет Бурого: наглость и деньги….

Джули появилась прямо перед сиестой в компании Бурого и Петьки. Бурый так и продолжал жить в гостинице при кабаке. Петька был переростком лоботрясом недалёкого ума, но довольно сильный. Он был в охране города, пока его не вышвырнули за пьянку. После этого он пошёл соль добывать. Мы с ним вместе в ночную смену работали. Здоровый дылда, с громким голосом, как труба и неуклюжими движениями. При ходьбе он обязательно кого-то задевал, чего-то скидывал. Со стороны казалось, что ему трудно управлять своим телом.

— Так, договоримся сразу, — начала Джули, оглядывая нас с папиросой в зубах. — Назад пути уже не будет. Я не хочу услышать за день до отъезда, что кого-то мамочка не пускает. Деньги за оружие отвалены немаленькие и терять я их не намерена. Кто-то соберётся сорваться с крючка заплатит за мои патроны своей шкурой, из которой я себе сделаю сапоги. Понятно выражаюсь?

Она посмотрела в мою сторону. Конечно. Это всё сказано было в мой адрес, иначе и быть не могло.

— Раз возражений нет, то разберёмся с оружием. Петь, ты ведь из городовых? Учить тебя стрелять не надо?

— Умею, — пробормотал он. — Зачем нам в отряде мелкий?

— За надом. Я свои решения обсуждать с тобой не намерена, — огрызнулась она. — Значит, у нас все силы будут кинуты на обучение Вани. Петь, тебе надо координацию подтянуть. А Бурому вспомнить, как бегать.

— Нафиг мне бегать? Я тебе тварь? — рыкнул он.

— Ты год в кабаке заливаешь за шиворот. Это спорт хороший, но мы не на соревнования едем по литрболу.

Я усмехнулся. Краем глаза заметил рывок Бурого в свою сторону. Отскочил до того, как получил оплеуху. Увернулся от кулака, скользя ногами по грязи. Нырнул под руку Бурому, оказываясь у него за спиной. Он резко развернулся. Заскользил. Чуть не упал, восстанавливая равновесие. Я вновь шагнул к нему за спину, уходя от очередной его попытке меня ударить. Петька решил помочь Бурому меня поймать. Я этого не ожидал. Когда уходил от руки Петьки заскользил по грязи, падая прям под ноги Бурому. Тот об меня споткнулся и свалился в грязь, роняя Петьку. Пока они выбирались друг из-под друга, я уже оказался на ногах.

— Красавцы. Про что я и треплю, — сплюнула Джули, туша сигарету. — Пошли мелкий. Покажу тебе, как с оружием управляться.