— Хочешь отсюда свалить? — спросил меня Тон, который не понимал всех этих дилемм.
— Нет. Но и такая жизнь — она нереальная.
— Как сон? Ну да, я сам порой думаю, что скоро проснусь и тогда вновь окажусь на дурном кораблей с командой идиотов. К хорошему быстро привыкают, — рассмеялся Тон. — Пойду на вышку заберусь. Просили антенну посмотреть. Опять связь пропала.
— Чего-то она в последнее время только и делает, что барахлит, — ответил я, наблюдая, как Тон убирает оружие за спину и идёт к вышке.
Может я боялся, что застряну в карусели быта одного дня, когда работа и дом станут всем в моей жизни, а единственным глотком свежего воздуха будут вылазки с друзьями? Может поэтому я продолжал хотеть чего-то такого, что вырвало из привычного существования. Когда-то давно, в другой жизни, я сам себя закольцевал. Личной ошибкой. Когда чужие интересы были поставлены выше личных. Сейчас я не хотел повторить такой ошибки. Но как её было не совершить, если теперь я жил не один, а с Алисой. А она всё же меня держала как якорь. Я вроде и мог делать, что хотел, но при этом приходилось оглядываться на неё, считаться с её мнением и интересами. Пусть она и редко когда была против чего-то, а в основном предоставляла выбор мне, но я не мог просто так вычеркнуть её интересы и не спрашивать. А это лишние телодвижения, лишние слова и лишнее ощущение, что кто-то контролирует. Наверное, было бы идеально жить, как Тон. Менять девчонок, кутить и не задумываться о завтрашнем дне. А я этого теперь позволить себе не мог. При этом ощущал себя настоящим стариком, который всем всё должен. Вот сегодня предстояло пойти на ужин к родне Алисы. Сёстры и братья устраивали какой-то совместный ужин, заодно это должны были быть своеобразные смотрины моей персоны. Я хотел отмазаться и не пойти, но для Алисы это было важно. Пришлось идти, чтоб её не расстраивать. Вот такие моменты меня и раздражали. Вроде мелочи, но переступать через себя, делать то, что вроде и не собирался, думать, как её не расстроить и понимать, что это проявление слабости — это напрягало. Проще было жить одному. Работать, крутить со Светкой, ходить на полигон с Раей или нет? Ведь и тогда я был недоволен жизнью. Да. Был недоволен. Тогда какого мне от жизни надо?
А ответа на этот вопрос не было. Я посмотрел на солнце. Зажмурился под его лучами. И как жить? Для чего? Какая цель моего пути? Как жить и не чувствовать себя тряпкой? Вопросы так и остались без ответов. А с другой стороны, нужны ли мне были эти ответы? Вроде и без них неплохо живу. Или всё-таки плохо?
Очередная пустая смена, от которой только ноги гудят. Пустой трёп с Тоном и договорённость, что завтра пойдём в кабак, где напьёмся пива и перекинемся в карты, которые были почти единственным местным развлечением. Алиса с её застольем и вселенской тоской. Её забивает родня, говорит, что Алиса их только позорит и её мать такой образ жизни точно бы не одобрила. Какой такой образ жизни? Что она стреляет лучше меня? Или умеет драться так, что похожа на разъярённую тигрицу, которая не знает, что такое жалость? Но нет, для них она чуть выше, чем грязь. Для них ей лучше помирать, но не защищать себя. И ведь дурёха соглашается с ними. Прощения просит. А я на этом «празднике» чувствую себя идиотом, который не понимает почему надо так унижаться. Почему она всё это терпит, хотя может любому дать сдачи? Не понимаю и прекращаю весь этот спектакль сотканный из унижений и злости. Родные люди знают, как ударить. Они знают слабые стороны лучше врагов, поэтому и удары получаются беспощадные. Жестокие.
Я её увёл домой, где долго ходил по комнате, а она сидела на диване и смотрела перед собой, словно не замечая моего состояния. Хотя… А почему она должна всё время подстраиваться под меня? Почему она живёт, словно тень? Яркая, но тень, а не самостоятельная личность? Одни вопросы и нет ответов. Так почему не порвать это полог из мыслей и не озвучить их? Почему я ищу ответы вместо того, чтоб озвучить вопросы?
— Комната — не клетка, а мы в ней не животные, которые выставлены на потеху. Какого ты молчала всё это время? Ещё и оправдываться начала!
— Они правы. Я позор для семьи, — она подняла спокойные глаза, в которых была не обречённость, а смирение. — Когда-то давно надо было принять решение. Я его приняла. Знала, что будет дальше. Знала с чем столкнусь, но и отступить не смогла.
— Жанну д’Арк на костре сожгли.
— Кого?
— Такую же умную, как и ты. Она считала, что воюет за благо страны, а ей за героизм отплатили костром.
— Жестоко. Но, возможно, это и было правильным решением, — ответила она. После её слов я остановился. Сел на кровать напротив неё. Я смотрел в её спокойные глаза и невозмутимое лицо, не веря, что она сейчас сказала такие слова.
— Почему ты так считаешь?
— Она нарушила правила местного общества. Ведь так?
— Допустим, — согласился я.
— Если бы они её не остановили, то её поступком стали бы восхищаться и появились последовательницы. Тогда нарушился бы привычный строй, правила, по которым жило общество. А резкие и вынужденные перемены проходят болезненно. Любое нововведение вначале встречает бурю негодования среди тех, кто привык жить по старым правилам. Первые люди, которые начинают диктовать новые правила жизни, они получают больше негатива, чем поддержки. Это нормально. Я знала на что шла, когда пошла защищать город. Но и поступить иначе я не могла. Тогда бы не выжили дорогие мне люди. Я же виновна в том, что принесла в город беду. Пусть и косвенно, но я была виновата в случившемся. Они вправе на меня злиться, а я должна просить прощения. Но это не значит, что я изменю своему решению. Оно уже было принято. Я могу сейчас перестать нести службу. У меня есть ты. Я могу работать в городе. У нас могут появиться дети. Трое. Два мальчика и девочка. Девочка должна быть обязательно, хотя и говорят, что городу нужны воины. Но если будут рождаться воины, то где им потом брать невест? Так вот, я могу это. Но тогда на долгое время, пока я буду занята детьми, город ослабнет на одну единицу. И кто бы что ни говорил, но я сильная единица для этого места. Поэтому пока в городе не перестанет быть нужда во мне, как в солдате, то я не могу вернуться к мирной жизни. Я не могу выполнить тот долг, который требует от меня общество, потому что я хочу, чтоб его смогли выполнить другие. Чтоб у них была на это возможность. В этом плане из меня плохая жена, — закончила она.
— Во всём ты плохая. Как ты с таким критическим отношением к жизни ещё живёшь?
— Я всего лишь говорю объективную правду. В некоторых вещах я всё же неплохая: хороший стрелок, неплохо готовлю и в близости ты не жалуешься, — она улыбнулась. Вот тебе и дурёха. Я смотрел на неё и словно только сейчас начал узнавать. Похоже, можно прожить с человеком долгое время и постоянно открывать в нём что-то новое. Неожиданное. Я пересел к ней. Обнял за плечи.
— Всё у нас с тобой будет. И мирная жизнь, и дети. Насчёт троих не знаю. По мне, так многовато. Но двое — подумать можно.
— Нет. Трое, — она покачала головой, словно это помогло бы ей победить в споре.
— Посмотрим. Но позже. Как ты и говоришь. Только давай договоримся, что больше никаких представлений щёк. Я не хочу, чтоб они тебя забивали.
— Я не могу им ответить.
— Это мне за тебя отвечать надо?
— Наверное. Тут всё зависит от тебя. Вань, меня порой удивляет твоя непонятливость. Вся жизнь зависит лишь от тебя. Почему-то ты этого не понимаешь. Отношения, работа, обстановка — всё это сосредоточено в твоих руках. А ты всё равно отказываешься это видеть, — горячо сказала Алиса, при этом положила голову мне на плечо. Расслабилась. Её слова и поза совсем не вязались вместе.
— Я не могу влиять на других людей.
— Очень легко можешь, если захочешь. Люди всегда влияют друг на друга, независимо от того хотят ли они этого или нет. А вот степень влияния зависит от ситуации и желания человека на эту ситуацию отреагировать. Ты можешь пройти мимо, а можешь подойти и встать единицей в собравшейся толпе. Можешь первым кинуть камень, а можешь попытаться остановить избиение. Всё зависит от твоего настроения и смелости. Но ты этого не понимаешь. Думаешь, что обстоятельства превыше нас.