— Так тех с рождения к людям приручают. Заставляют слушаться. А так вся скотина дикая и с дерьмовым характером. Затоптать могут только так, — ответил Бурый.
— Скотинка с норовом, поэтому связываться с ней опасно, — согласилась Джули. Она достала сигареты. Приоткрыла окно, но салон всё равно наполнился дымом. Я закашлялся, за что получил косой взгляд Бурого.
— Чего?
— Ничего. Думаю, когда ты за сигареты возьмёшься.
— Даже не собираюсь. Не хочу лёгкие выплёвывать, — ответил я.
— А чего? Такое возможно? — встрепенулся Петька.
— Так дым на лёгкие влияет. Разлагает их, — ответил я.
— Ещё до этого дожить надо, — хмыкнула Джули. — Тут каждый день как последний.
— А если доживёшь? — спросил я.
— Тогда и буду смотреть. Блин, мне терять нечего. Загнусь от табака, так значит судьба. Словлю пулю — плакать по мне некому. Да и здесь вы все такие же, как я. Одиночки, до которых никому дела нет.
— А вот не надо! У меня есть… — возразил Петька.
— Твоя баба рада была, что ты с её глаз смылся. Так что не трепи, — засмеялся Бурый.
— Тебе откуда это знать?! — возмутился Петька.
— Так она мне и сказала. Кто думаешь тебя сосватал к нам в группу? — насмешливо спросил Бурый.
— Хватит! — рявкнула Джули.
— Чего хватит? Мы и не собираемся ругаться, — насмешливо сказал Бурый.
— Смотри на дорогу, а не соревнуйся в юморе, — велела Джули, доставая вторую сигарету. — Это у тебя плохо получается.
— А кто сказал, что я юморю? — спросил Бурый.
Ему никто не ответил. Я предпочёл не развивать эту тему, а Петька чего-то притих. Машина везла нас вперёд. Бурый ориентировался по компасу. Я мониторил окружающие пространство. За исключением пяти стад быков и коз, нам никто не попался.
Во время сиесты жара стала давить на мозг. Казалось, что он готов расплавиться. Температура подскочила градусов под сорок. К этому времени Джули предложила поменяться. Она села за руль, а Петька за монитор. Окна открыли, чтоб кабину наполнил свежий ветер, но это не помогло. Воздух казался раскалённым.
— И как водители в автобусах терпят такую жару? — спросил я, вспоминая о своём желание покорять степи за баранкой автобуса.
— Никак. Приспосабливаются терпеть такую жару, — ответил Бурый.
— Мне там нравится систем проветривания, — сказала Джули.
— Какая? — спросил я.
— Дырки от пуль. Через них ветерок хорошо проветривает, — ответила Джули.
— Хочешь сказать, что автобусы без брони катаются? — спросил я.
— Не все города их бронируют. Это дорого и часто не окупается. Порой автобусы угоняют банды. А это убытки. Вот и обшивают машинки дешёвым железом, чтоб издалека они казались крутыми непробиваемыми крепостями.
— Я учился на бронированных.
— Тут не угадать. Сегодня тебе дадут крепость, а завтра корыто на колёсах. К тому же, если мальчишкам говорить, что они едут по степи с голой задницей, то будет мало желающих путешествовать между городами, — ответила Джули.
— Ты экономила на броне?
— Нет. Мне машина хорошая досталась, — ответила она.
Жуть какая. Почему человеческие жизни никогда не ценятся? Хоть в этом мире, хоть в моём прежнем? Везде экономия. А ведь человек растёт долго. Восемнадцать лет нужно, чтоб он смог на ноги встать. Но это никто не учитывает. Важно сэкономить на безопасности и потратить поменьше денег! Такое ощущение, что какой бы ни был век и эпоха, мышление людей мало изменится, как и ценность жизни. Сколько было песней и эпоса про героические смерти и сожаления, что кто-то выжил, а не остался там, на поле боя. По мне, так это было неправильно. Стремиться к смерти — это не знак равенства к бесстрашию. Да и бояться смерти это естественно. Это заложено в нашей природе, как и стремиться защитить себя. Поэтому мы и не идём в бой нагими под пули, а одеваем броню, поэтому пытаемся спрятаться и отбиться из-за укрытия, а не надеемся, что пуля пронесётся мимо. Тогда почему мы одновременно не ценим эту жизнь? Не ценим то время, которое нам отпущено? Экономим на железе, которое может остановить случайную пулю? Почему монетки всегда дороже человека? И никто не ответит на этот вопрос. Наверное, это заложено в нас природой. Эгоизм и подмена ценностей будет всегда выше, чем сопереживание и жалость. Или ты, или тебя. Никак иначе…
Мы остановились на привал после сиесты, когда температура начала спадать. Вышли из машины. Можно было и в машине перекусить, но нужно было размяться и пополнить фляги с водой из двухвёдерной баклажки, что болталась в кузове. Я быстро съел свой паёк. Присел на траву. От земли шло тепло. Над головой раздался писк. Птица кружила над нами, словно не понимала, что мы такие за звери. Или думала, не получится ли нами пообедать. Тишина. Спокойствие. Джули ботинки стянула и опустила ноги в траву. Петька забрался в багажник, убирая баклашку.
— Это чего? Получается ты с моей Любой спал?! — выпалил он, выскакивая из кузова с пистолетом-пулемётом на изготовку, и целясь в Бурого.
— Оружие опусти! — резко сказала Джули.
— Нет! Это получается он с Любкой развлекался! — распылился Петька.
— Долго до тебя доходило, — рассмеялся Бурый, кладя руки на пояс. Со стороны показалось, что он принял позу руки в бока, а на деле сам готов был выхватить нож. Нет. Обманка. Он схватится за револьвер, что в кобуре.
— Как ты посмел! Это же Любка!
— Хоть Галка. Плевать.
— Убери ствол! — велела Джули, но Петька её, похоже, не собирался слушать.
Обида и злость так и читались на его лице. Он явно не мог поверить, что Бурый мог так подло с ним поступить. А я честно не понимал, что тут за обиды. Если баба так легко в чужую кровать прыгает, то грош ей цена.
— Если ты не уберёшь оружие, то…
Джули не успела договорить. Бурый кинулся на Петьку. Тот нажал на курок. Пистолет-пулемёт выстрелил очередью. Бурый ушёл от выстрелов. Врезал Петьке. Тот попытался направить на него ствол, но Бурый был сильнее. Ствол оказался прижатым к шее Петьки. Я смотрел на это со стороны и даже не думал подходить. Мне было интересно, что предпримет Джули. Она же была у нас командиром. Хватит ей опыта остановить двух разъярённых мужиков или нет. На тренировках и за столом мы вели себя цивилизованно. Там были городовые, которые могли хорошо вразумить. А тут власть была лишь у неё. И она эту власть должна была доказать. Джули же хватило ума лишь направить ствол в затылок Бурому.
— Отпусти его, если не хочешь, чтоб я выстрелила, — велела она.
Глупо. Очень глупо с её стороны. Он же ей не простит. Бурый отпустил Петьку и отошёл в сторону. Зло сплюнул. Пнул ногой под зад противника.
— Иди, пройдись, — велела Джули, продолжая держать палец на курке. — Остынь.
Бурый не стал с ней спорить. Пошёл в сторону ближайшего холма. Я же завалился на землю и закинул руки за голову. Так как было время передохнуть, то и нужно было этим временем воспользоваться.
Через какое-то время ко мне подсел Петька. Он обиженно хлюпал носом. Зло сопел. Я же не обращал на него внимания.
— Почему ты не вмешался? — выпалил он, когда понял, что мне плевать на его присутствие рядом со мной и разговаривать я с ним явно не собираюсь. Правильно, если я с ним не разговариваю, то он заговорит со мной. Логика!
— В мои планы не входило словить пулю, — ответил я. — Тебе же всё равно было в кого стрелять.
— Он спал с Любкой!
— А тебе не всё ли равно? Петь, она там осталась. Если он и спал с ней, то это было там. Здесь же он тебе может спину прикроет. Ты же на него ствол наставляешь. Не хорошо это. Любка может сегодня другого найдёт почитателя её красот. И чего дальше?
— Она была…
— Была. Вернёшься и разберёшься со своей Любкой. А может другую найдёшь. При деньгах это будет несложно, — ответил я. — Прекращай ныть. У нас работа. Мы команда. А команда друг на друга оружие не наставляет. Забыл?
— Поехали. Нам ещё до ночёвки ехать и ехать, — крикнула Джули.
— Слушай, а почему нам не ехать и ночью? Можно по очереди везти? — спросил я, когда подошёл к ней.