— Жди… да! Смотри! Они забрали мальчика с мечтами-о-машине, с металлическими петлями рук, и с сердцем, в котором ярко пылает уголь…

— Это Гилберт Бейтс! Но это случилось в прошлом…

— Не знаю, о чём ты говоришь, путница, пожалуйста, слушай, пытайся слышать моими ушами.

— Не знаю, смогу ли.

— Я вижу пламя на вершине холма, горящее так ярко! А внизу пшеничное поле, раскинувшееся вокруг пруда, и пламя извергает огонь, и поглощает пшеницу и озеро, при этом теряя силу.

— Что-нибудь ещё? Клан, вы видите ещё хоть что-нибудь?

— Тут тьма, такая тьма! И здесь также есть пламя, но пылает оно чёрным ониксом и холодом, и тень его дитя… они тоже здесь? Я не могу заглянуть так далеко.

— Что ещё?

— Равнина зеркального стекла, небо белого цвета, одинокая фигура. Погоди, что за отражение? Я сомневаюсь.

— Вы говорите загадками, Серебряная Леди.

— Это то, что я вижу, путница. Загадку создаёшь ты. Хочешь спросить о чём-нибудь ещё?

— Мин Горад, что вы можете сказать об этом имени?

— Мин Горад… старое имя, путница. О! Он кричит, вырезает ключ своими пальцами, а птицы выклевали ему глаза. И волк наблюдает, неподвижный, его лапа занесена.

— Это Мин Горад? Он мёртв? И что значит волк?

— Прореха в занавесе, и только тьма за ней. Рваная рана, залатанная кольцом подорванного камня.

— Что ещё? Мин Горад, что ещё вы про него видите?

— Рука, что видит, но ослеплена… тот, что обёрнут истиной, носящий маску.

— Вы совсем запутали меня, пожалуйста!

— И они прячутся! Потерянные дети! Они прячутся! Серая дымка, даже для меня, но там! Он бежит! Разбрасывает покрытые прожилками цветные листья! И стая приближается, когти наготове и крылья огня, и он поглощён, но листья!

— Что?

— Беги быстро, путница! Найди оставленное им позади! В месте дыма и воды… он там! Он там!

— Кто? Мин Горад?

— Больше я не вижу ничего. Поток снова тих. Осталось ли что-нибудь ещё?

— Нет, но я почти ничего не поняла из сказанного вами.

— Я знаю, путница. Но также я знаю, что ясность часто рождается временем. Твои ответы лежат одновременно впереди и позади, смотри не перепутай.

— И снова весьма загадочно, дражайшая леди.

Помещение снова заполнил затихающий смех. Он звучал так, будто его источник удалялся во всех направлениях одновременно.

— Я ухожу, путница. Не знаю, по какую сторону, но мы ещё встретимся.

— До встречи, призрачная леди, — попрощался я, открыв рот впервые с того момента, как оказался здесь.

Мы выбрались на свежий воздух, я с наслаждением сделал несколько глубоких вдохов.

— Я поговорила с твоей матерью о случившемся, — сказала Криона, обращаясь к Рейвен.

— Что она сказала тебе? — спросила та в ответ.

Пока Криона набирала в грудь воздуха, чтобы ответить, я поспешил протянуть Рейвен свои записи. Эльфийка пробежала по ним глазами и заговорила:

— Вороны и ураган, который затих и разгулялся снова? Ничто в видениях моей матери не является тем, чем кажется, придётся над этим подумать. Что тут далее… пламя, поглотившее пшеничное поле и пруд? Огонь в её видениях обычно символизирует магию. Интересно, вода загасила его или он потух сам? Тёмное место с тёмным пламенем и зеркальной равниной… Это два разных видения. Пламя опять же символизирует магию, но искажённую, горящую тьмой. Непонятно, был ли Клан Чёрной Горы у этого пламени? Зеркальная равнина, белое небо, высокая фигура. Миры по каждую сторону этого зеркала одинаковы, кто может сказать, который из них настоящий? Странно.

Рейвен окинула Криону заинтересованным, несколько подозрительным взглядом, от которого та слегка поёжилась.

— Ещё я хотела узнать у неё, кто такой Мин Горад.

Рейвен снова опустила взгляд на сделанные мною записи.

— Кто такой страдающий от боли — я не знаю, но волк с поднятой лапой — это официальный символ Каладона.

— Стало быть, нам стоит начать поиски там, Рейвен?

— Не знаю. Помни, видения моей матери не стеснены нашими глазами, как и нашим временем… события, что она описывает, могут быть как в будущем, так и в прошлом… давай посмотрим на сказанное ею, прежде чем двигаться вперёд. Порванный занавес, окольцованный палец, указывающий на восток… это видение, оно что-то затрагивает в моей памяти, особенно кольцо. Я ещё подумаю об этом. Рука, что видит, но слепа, некто в маске, но достойный доверия… понятия не имею о чём здесь.

— Походит на символ на амулете, что я уже видела, — подсказала Криона.

— Любопытно. Это древний символ Малочейской Руки. Ты знаешь о ней?

— Да, они были древним орденом убийц, считающимся исчезнувшим, но это не так. Их агенты уже несколько раз пытались убить меня, к счастью пока безуспешно.

— Возможно, видение говорит о том, что их ввели в заблуждение. Обычно именно это означает слепота в видениях моей матери. Но вот кто там носит маску и облачён в истину? Этого я не знаю. Потерянные, прячущиеся дети… и некто убегающий от них, бросающий листья. Это, пожалуй, самое интересное из всего. Думаю, мои страхи обоснованы. Ты помнишь, как я говорила, что имя Мин Горад меня беспокоит? Так вот, это, скорее всего, тёмное имя.

— Что значит тёмное?

— Имя тёмного эльфа. Ты знаешь о тёмных эльфах?

— Очень мало, можешь поделиться подробностями?

— Это длинная история, но когда-то, в эпоху легенд, за много лет до рождения моей матери, существовала группа эльфов, решивших отделиться. Возникли философские разногласия, и с тех пор им больше не рады в наших лесах. Этих изгнанников называют Темными Эльфами.

— Что за разногласия? — поинтересовался я.

— Они считали, что эльфы должны править этим миром и всеми его расами. Они утверждали, что эльфы обладают превосходством благодаря нашей тесной связи с природой, нашей силе в магии, долговечности нашей физической оболочки. Они рассматривали другие расы как неуклюжих детей, нуждающихся в руководстве эльфов, не важно насколько строгом.

— А что с эльфами Кинтарры? Во что они верят? — спросила Криона.

— Эльфы Кинтарры? На самом деле все другие эльфы верят, что всё и все по праву занимают своё место в восприятии этой реальности. Эльфы считают, что случается очень мало, если вообще что-то, что не является частью её естественного развития. Они не чувствуют превосходства из-за своих… преимуществ, считая их частью роли, которую они взялись играть.

— Смотрят ли они на Тёмных Эльфов как на нарушение этого порядка? — задал вопрос я.

— К несчастью, нет. Тёмные эльфы рассматриваются в том же свете, как и все остальные, у них есть их роль, и они играют её.

— К несчастью? — удивилась Криона. — То есть ты считаешь иначе?

Лицо Рейвен приобрело суровое выражение.

— Я считаю… скажем, я не всегда схожусь во взглядах с теми, кто соглашается с тем, что Тёмные Эльфы занимают своём место "по праву". Моя роль быть защитницей. И я сыграю её, не важно какой будет цена. Но давай вернёмся к видениям. Потерянными детьми, по моему мнению, являются Тёмные Эльфы. Они были скрыты от неё, поскольку они скрыты ото всех нас, через магию и свой изоляционизм. Уже почти пять сотен лет мы не ощущаем их, не знаем, где они живут.

— Но кто убегал от них? — спросил я.

— Был один, много лет назад, он пришёл в Мерцающий Лес изучать эльфов, я помню, что его особенно интересовали тёмные эльфы. Ходили слухи о том, что он был ими схвачен, и о его побеге.

— Кто это был? — оживилась Криона.

— Исследователь. Странный человечек, немного избыточно нарядный, но добросердечный и очень умный. Тогда я была ещё юной, каких-то сто шестьдесят лет, он же был первым человеком, которого я когда-либо видела.

Рейвен слегка улыбнулась.

— Ты помнишь его имя? — спросила Криона, улыбнувшись в ответ.

— Его имя… как же давно это было… но я помню, он так часто его произносил. Думаю, людям просто нравится слышать звучание собственных имён, — усмехнулась эльфийка. — Тервиллигер, доктор Ренфорд Эй Тервиллигер, даже сейчас слышу, как он его произносит, — снова усмехнулась она.