Меньше всех пострадала Криона, потому как отстреливала коротышек с безопасного расстояния, ну ещё Магнус вышел из боя лишь с парой случайных стрел, застрявших в кожаной броне. Гоблины почему-то не сочли его достойным противником, видимо из-за относительно небольшого роста.

Пока мы с Джейной занимались оказанием помощи Согу и друг-другу, дворф внимательно изучал стены тронного зала в поисках потайных ходов. Ему удалось отыскать за троном скрытую дверь. Заглянувшая за неё Криона вскрикнула от неожиданности.

— Там всё светится от ловушек! — объяснила она.

Я тоже заглянул за дверь и аж присвистнул. Внутри оставалось совсем немного место, куда можно было бы поставить ногу, не рискуя при этом головой. С губ Крионы сорвались слова благодарности в адрес убийц, снабдивших нас столь ценным свитком. Не зная, насколько долго ещё продлится действие заклинания, мы поспешили исследовать ход. Не просто же так его столь тщательно защитили ловушками! Мы двигались по проходу, ступая за Крионой след в след. Последним шёл Магнус, он был занят важным делом — ему было поручено отмечать монетками безопасный путь.

Туннель вывел нас ко входу в небольшую пещеру, в центре которой возвышалась каменная колонна, покрытая грубо высеченными письменами, которые не выглядели частью её первоначального образа. За колонной догорал костёр, а возле костра устало расселся одинокий дворф. Когда Криона вошла, он обратил к ней взор, полный безумного огня. Его рука сжала древко топора, и мы отшатнулись, не желая его провоцировать. Но дворф лишь подтянул топор поближе и безразлично уставился на ярко тлеющие угли.

— Зачем вы пришли? — донеслось его недовольное бормотание. Было непонятно, обращается ли он к нам или говорит сам с собой. — Я никуда не пойду, плевать я хотел на суд Клана колеса. Эльфийские пешки! Вот до чего дошло, мне стыдно за себя и мне подобных, скажу я.

Криона попыталась что-то спросить, но тут вперёд выскочил Магнус и возмущённо закричал на незнакомого дворфа:

— Как смеешь ты говорить о другом клане в таком тоне!

— Я говорю истину, брат дфорф! Мне стыдно за свою трусость, хоть это и было необходимо, видишь? Видишь?

— О какой трусости ты говоришь? — не унимался Магнус.

— Это было предательством. Я, Клан Колеса, все предатели! Их отправили к отчаянью без надежды на возвращение! Это были Стеннар и парень! Сненар… и Бейтс. Мы все заплатили бременем стыда.

— Кто ты? — наконец смогла вставить слово Криона.

— Гудманд Рудный из Клана чёрной горы, я жалкий предатель. Но нет! Я сделал то, что следовало! Я единственный выступил за правду! Не вам судить меня, мой собственный суд самый суровый из всех.

— Где ваш клан? — продолжила Криона.

— Они ушли. Ушли к своему отчаянью. Остров смерти и ненависти, место нечестивого суда. Обратитесь за ответами к столпу истины. Слишком долго мой разум был занят ловушками и теми, кто ждал, пока я оступлюсь и покажу слабость. Знайте, они здесь, ждут, прячутся в тенях.

— Значит ты провёл здесь семьдесят лет, расставляя ловушки и дожидаясь? — удивился я.

— Ловушки обеспечивают мою безопасность, наши дома должны быть защищены до последних дней, грядёт ещё много зла.

Большего добиться от обезумевшего дворфа нам не удалось. Мы оставили его и переключили внимание на колонну. Крионе пришлось подсветить его заклинанием, читать нестройные каракули при мерцающем свете костра и масляной лампы было крайне неудобно.

Я не горжусь тем, что изложил это, но это должно стать известно. Я, Гудманд Рудный, отклонил суд Клана Колеса. Ссылка клана Чёрной Горы на Остров отчаянья за преступления против мира дворфов, а именно передачу технологии людям, является более тяжким преступлением чем то, за которое ею стремятся покарать. Я доверяю камню своё мнение о Логэйре и его клане, ослеплённым безумием до такой степени, что позволили эльфам диктовать условия. День, когда явились эльфы, ведомые воинами-предателями из Колеса, стал днём, когда моя судьба была высечена в камне. Гудманд Рудный никогда не будет сослан по воле эльфа, неважно насколько несправедливо вынесенное о вине решение. Голос разума, обычно ясно слышимый дворфами, был отринут, когда он вопил, требуя изгнать человека из дома наших предков. Дитя Бейтс продал наследие дворфов миру. Как был он подопечным Стеннара, такова должны быть и вина. Этот день должен быть запомнен за все дни Рудного. Если самый гордый из кланов можно загнать, словно овцу, в круг изгнания, созданный милыми эльфами, пока воины стоят и бездействуют, то Рудный должен отвергнуть всё, чего желают его кости дворфа, поскольку один должен остаться и сделать запись об этом злейшем из дней. Я призываю моих братьев восстать против несправедливого решения Клана всех кланов, я всё ещё их призываю.

— Кто такой этот Логэйр? — Задумчиво пробормотала Криона, дочитав текст.

— Логэйр, лидер клана Колеса, клана всех кланов, — неожиданно ответил Гудманд, — их суждение является окончательным во всех делах дворфов, поскольку они были первыми. Логэйр изгнал клан Чёрной горы. Должно быть эльфы затуманили его разум своей магией. Даже сейчас они пытаются контролировать мой разум. Я чувствую их внутри.

— Бессмыслица! — воскликнул Магнус, — наш народ никогда бы не допустил вмешательства эльфов.

— Эльфы прятались в страхе при виде силы машин дворфов многие века, ожидая возможности разжечь войну между дворфами. Теперь машины разрушения Бейтса угрожают всем лесам, всем землям эльфов в Аркануме. Люди не знают меры, не слышат гласа разума. Но я не могу больше тратить силы на объяснения. Ловушки нуждаются в моём внимании. Пожалуйста, уходите.

Не видя смысла спорить, Криона извлекла свиток выхода и прочитала заклинание. Как только последнее слово слетело с её губ, мы оказались на свежем воздухе, где с неба на нас светила полная луна Арканума.

— Что будем делать теперь, — обратилась она к нам.

— Это же очевидно, — хмыкнул я, — нам следует найти кого-нибудь достаточно безумного, чтобы решиться доставить нас на Остров отчаянья.

— Звучит как план, — согласилась Криона, — но сначала давайте расскажем обо всём Бейтсу, возможно он сможет найти для нас корабль.

Обратная дорога в Тарант стала для нашего скромного отряда настоящим испытанием. Солнечные деньки закончились, слабые дожди перемежались обильными ливнями, почти не оставляя времени для простой пасмурной погоды, а уж о ясном небе мы даже мечтать не могли. Раскисшие дороги стали совершенно непроходимы: по мощённым текли настоящие реки, а грунтовые превратились в грязевые ванны. Тем не менее нам иногда удавалось находить смельчаков, готовых подвезти путников за щедрое вознаграждение. Когда на горизонте показался Тарант, у нас уже не осталось сил радоваться окончанию путешествия, все мысли были о том, как бы скорее добраться до таверны и устроиться с кружкой горячего вина у камина.

В город мы вошли через Кенсингтон Бродвей, широкую и прямую улицу, словно проведённую по линейке. Очередной ливень стих лишь несколько минут назад, и впервые за много дней из-за туч показались лучики предзакатного солнца. С обоих сторон нас окружали ряды высаженных через равные промежутки деревьев, между которыми расположились многочисленные торговые палатки и вагончики. Должно быть в погожие дни здесь очень шумно, но сейчас дождь разогнал толпу. Лишь немногочисленные лавочники, попрятавшиеся от ненастья, сейчас выбирались из укрытий, спеша позаботиться об оставленном без должного присмотра товаре.

Кенсингтон вывел нас к гранитному мосту, посреди которого возвышались две каменные башни, оплетённые металлическими конструкциями, образующими замысловатый орнамент. С этого места открывался отличный вид на залив Морбиан, в мелководье которого расположился город. Реку Адриан, впадающую в залив, пересекали несколько ажурных мостов, а её воды бороздили многочисленные торговые суда. Частично вид на город закрывали облака чёрного дыма, идущего из труб его фабрик, выстроившихся между берегом и жилыми кварталами, полными многоэтажных каменных домов.