Наблюдение, сделанное Эллюлем, показывает, что в центре повествования о творении стоит Бог, обладающий личностными качествами. В этом творческом процессе задействована Личность. Безличная сила не смогла бы прервать этот процесс. Фактор седьмого дня проявляет себя не столько в том, что Бог начал Свой созидательный труд, сколько в том, что Он его завершил. Творение безусловно подразумевает проявление Божественной силы, но покой в седьмой день служит отражением Божьей личности более, нежели Его безграничной силы.

Осознание того что в повествовании о творении и в освящении седьмого дня отражены личностные качества Божества, подводит нас к четвертому умозаключению. В библейском тексте сказано, что Бог субботствовал (Быт 2:2). В различных библейских переводах это понятие передано такими глаголами, как «почить», «покоиться», «отдыхать». Однако слово «покоиться» окружено аурой бездействия, инертности, которая несколько противоречит кульминационному характеру всего поветствования, то есть это слово недостаточно точно отражает изначальный смысл текста. Есть достаточно обоснованное мнение, что для перевода здесь более подходит слова «перестать» или «прекратить». У каждого из этих глаголов много сопутствующих значений[67]. Они ассоциируются с прибытием – когда, к примеру, корабль входит в гавань после долгого плавания или поезд прибывает на станцию и останавливается у перрона. Слово «прекратить», как правило, связано с тем, что ему предшествовало. Помимо перехода от какой-то деятельности к состоянию покоя в этом глаголе ощущается предвкушение встречи с тем, кого давно хотел увидеть. Если «покой» ассоциируется с образом припаркованного на стоянке автомобиля, то «прекращение» указывает на момент самого прибытия на стоянку. В контексте рассказа о творении прекращение подразумевает радость от встречи и общения.

Подтекст седьмого дня, указывающий на некие взаимоотношения, нередко оказывается в тени идеи о Божьей силе, проявившей себя в сотворении. Читатели, как правило, склонны обращать внимание на могущество Божье, на Его власть и величие как на более типичные черты личности Творца. Богу действительно свойственны сила и суверенная власть, однако в учреждении седьмого дня более всего проявила себя отнюдь не сила. Когда Бог прекращает Свою творческую деятельность и освящает седьмой день, мы видим, как Он входит в устойчивые взаимотношения с творением. «Почив на седьмой день, Бог тем самым вступил во временные рамки сотворенного порядка», – говорит Фретхейм[68]. Таким образом, близкие отношения как бы заслоняют собой Его величие; во всяком случае в библейском отрывке, где сказано о седьмом дне, просматривается Божье желание наладить отношения с человеком, а для этого нужно, чтобы грандиозная сила Божья и Его величие не бросались в глаза и не напугали человека при Его приближении.

Нам необходимо сделать еще один шаг в данном направлении, потому что богословская традиция настолько однобока в своем акценте на Божественном величии, что аспект взаимоотношений между Богом и человеком чаще всего остается без должного внимания. Если мы будем воспринимать седьмой день как указание на данные отношения, это обогатит богословие творения и, возможно, исправит перекос в сторону Божьего владычества и могущества, который подразумевает отчуждение. Юрген Молтманн постарался высветить эту сторону седьмого дня, предположив, что «Бог, покоящийся пред лицом Своего творения, в этот день не возвышается и не господствует над миром: Он “прислушивается” к миру; Он поддается влиянию с его стороны, позволяя тому, что Им было сотворено, прикоснуться к Нему. Он принимает сотворенное сообщество как Свое окружение»[69]. Смирение отнюдь не противоречит величию, и близкое общение с творением в седьмой день отнюдь не сводят Божественную власть на нет, и все же смирение и близость – это весьма неожиданные составляющие седьмого дня в рассказе о творении, которыми чаще всего пренебрегают. Как отмечает Михаэль Велкер, «созидающий Бог – это не только Бог действующий, но еще и реагирующий, тот Бог, Который откликается на то, что Он созидает»[70]. Седьмой день носит интерактивный характер. Он был учрежден, чтобы Бог мог приобщиться к опыту людей, войти в их жизнь.

Божий покой, прекращение творческого процесса в седьмой день, позволяет сделать еще одно наблюдение (уже пятое по счету) о том, что за мотив стоит за творением и седьмым днем. Так что же заставило Бога учредить седьмой день и сопроводить его столь значимой церемонией? Карл Барт весьма тонко подмечает, что характерная Божья черта, открывающаяся нам «в покое седьмого дня, это Его любовь»[71].

Что могло побудить Бога положить предел Своей творческой деятельности, да еще и подчеркнуть значимость этого события освящением седьмого дня? Если, остановив творческий процесс, Создатель нисходит к творению, потому что любовь Божья «не ищет своего» (1 Кор 13:5), то разве не следует из этого, что Божью любовь можно распознать даже в многообразии современных представлений о любви? Творение, ради которого Бог почил в седьмой день и освятил его, крайне важно для Него. Безусловно, «причина, по которой Он прекращает Свой труд в седьмой день, заключается в том, что Он уже обрел предмет Своей любви и творить дальше нет необходимости»[72].

Поразительно! С одной стороны, выраженная таким образом любовь Божья наглядно показывает, насколько ценен человек в Его глазах. С другой стороны, седьмой день, в рамках данного толкования, свидетельствует о том, что, созидая этот мир, Бог был движим именно любовью, которая составляет саму суть Его характера и была главным фактором Его творческой деятельности с самого начала. Именно любовь становится главной отличительной чертой в том, как описывает Бога Иоанн в Новом Завете. «Кто не любит, тот не познал Бога, – пишет он, – потому что Бог есть любовь» (1 Ин 4:8). Однако в свете седьмого дня, учрежденного при творении, не стоит воспринимать слова «Бог есть любовь» как более позднее откровение. Любовь была присуща Богу от начала. С первых дней творения любовь служит тем источником, из которого проистекают все Его деяния. Она – средоточие всего.

Итак, по свидетельству книги Бытие и по утверждению Карла Барта, самое важное, что нам нужно знать о Боге-Творце, это то, что Бог есть любовь. Именно об этом возвещает седьмой день. Так что с самого своего возникновения седьмой день был отнюдь не на периферии библейского сознания. Бог прекращает Свой созидательный труд, чтобы насладиться общением с человеком, которого Он сотворил. А это значит, что седьмой день говорит о ценности людей в глазах Бога. На передний план в первом библейском упоминании о седьмом дне выходит Божий дар, а не обязанность человека, словно Бог обращается к нам и говорит: «Я прекращаю трудиться в этот день не только для того, чтобы вы признали и полюбили Меня, но и для того, чтобы показать вам, что Я признаю и люблю вас».

Когда богословы ожесточенно спорят на какую-нибудь важную тему, имеющую отношение к Ветхому Завету, они частенько похожи на слепцов, которые пытаются описать внешность слона и при этом считают отдельную часть слоновьего тела, которую им довелось ощупать, наиважнейшим ключом к постижению целого. При том что большинство предложенных вариантов имеют свои достоинства и вносят свой вклад в раскрытие тех или иных библейских тем, я хотел бы особо выделить богословскую концепцию присутствия, которая явно просматривается в Ветхом Завете. Вера в Яхве прежде всего означает веру в Божественное присутствие. По этому поводу Эдмон Жакоб пишет, что «когда израильтяне произносят имя Яхве, они помышляют не столько о вечности, сколько о Его присутствии»[73]. Самуэль Террьен считает, что «реальность присутствия Божьего находится в центре библейской веры»[74]. Он утверждает также, что Божественное присутствие «всегда эфемерно, едва уловимо»[75], однако это его свойство лучше оставить на потом. А сейчас нам нужно сделать особый упор именно на идею присутствия, отчасти потому, что она разительно отличается от господствующего в нашем мире ощущения Божьего отсутствия, но более всего потому, что реальность Божьего присутствия лежит в основании Божественного покоя в седьмой день.