Как отмечалось в предыдущей главе, библеисты допускают ошибку, поставив под сомнение взаимосвязь между седьмым днем и творением. Но и те, кто признает эту связь, часто полагают, что седьмой день появился в то время, когда все в этом мире было хорошо. В итоге в качестве системы координат, в рамках которой исследуется этот день, выступает рай Божий, где в симфонии творения не должно было звучать ни единой нестройной ноты, где, по идее, не было ничего, что угрожало бы совершенному миру.

Однако на самом деле тезис о полной безмятежности в раю не совсем верен. Если принять его за аксиому, то нам не постичь полноты смысла седьмого дня с точки зрения его истоков. Дело в том, что событие, которое читателям Библии известно как «искушение в раю», нарушившее существовавшую гармонию, на самом деле произошло вследствие коварного обмана. Причем в этой истории речь идет не только о том, как были введены в заблуждение люди, но и о выбивающемся из общего хора голосе, в результате чего седьмой день помещается в контекст противоборства между двумя силами.

В третьей главе книги Бытие описывается настолько драматическая перемена в состоянии сотворенного мира, что прежде чем углубляться в ее причины, необходимо внимательно рассмотреть, что было до того и каким оно стало после. В следующей таблице проводится наглядное сравнение между «до» и «после»:

В состоянии, которое мы называем «до», мужчина и женщина совершенно наги, но они этого не осознают, у них не возникает чувства неловкости или стыда (Быт 2:25). Но состояние меняется, наступает «после», и происходит всплеск самосознания, появляются неловкость и стыд, а наряду с ними и стремление прикрыть ту часть тела, которая теперь приводит их в смущение (Быт 3:7). В Быт 1:31 утверждается, что все «хорошо весьма», но «после» землю постигает проклятье, и уделом человека становятся тяжелый труд, борьба и, наконец, смерть (Быт 3:17–19). Бог с самого начала поселил людей в Едемском саду, и по всему было видно, что это надолго (Быт 2:15). Но «после» грехопадения Он изгоняет их из райского сада и предпринимает меры, чтобы они туда не вернулись (Быт 3:23, 24). Более того, если вспомнить о том, ради чего Бог учредил седьмой день, то состояние «до» в райском саду описывает взаимоотношения между Творцом и людьми, в рамках которых они встречались лицом к лицу в обстановке доверия, любви и взаимопонимания. Ничто не предвещало перемены – этого леденящего чувства отчуждения, появляющегося «после» и нашедшего отражение в следующих словах: «И услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня; и скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая» (Быт 3:8). Под гулкими сводами первых глав книги Бытие, которые написаны таким прозрачным языком, что каждая мысль эхом отражается по нескольку раз, еще долго звучат отголоски слов, описывающих это жуткое разобщение: «Голос Твой я услышал… и убоялся… и скрылся» (Быт 3:10).

Какие бы мысли и чувства ни вызывал этот рассказ у современных толкователей, можно с уверенностью утверждать, что на последующих библейских авторов он произвел неизгладимое впечатление. В одном из величайших пророческих видений Ветхого Завета потерянный рай служит постоянным ориентиром для будущего блаженства, к которому всем сердцем устремлен пророк.

В этом видении потерянный рай – это еще и рай возвращенный, нарисованный в самых теплых и дорогих образах мира и гармонии. Книга Исаии обращается к этой теме не однажды, адресуя ее потомкам как видение о будущем блаженстве, которое станет возрождением рая из книги Бытие (Ис 25:6–9; 65:17–25)[88].

Новый Завет то и дело обращается к кризису, описанному в книге Бытие, как к ключевой, исходной точке, необходимой для понимания новозаветной вести. Мы видим это в описании искушений в пустыне, приведенном в синоптических Евангелиях, где Иисус как бы заново идет путем, по которому некогда ступали Адам и Ева. Как и наши прародители, Иисус противостоит искусителю, который стремится поколебать Его уверенность в Боге. Однако в отличие от Адама и Евы Иисус выходит победителем, дав отпор нападкам сатаны (Мф 4:1–11; Мк 1:12, 13; Лк 4:1–13)[89]. Сходство поразительное, при том что благодаря этому сходству мы можем взглянуть на данное противоборство с верной точки зрения. Иисус идет путем, о котором Он уже многое знает. Именно на этом пути первые люди уступили змею и стали смотреть на мир его глазами. Отголоски Бытия звучат для того, чтобы дать читателю возможность вспомнить о том, что случилось, когда змей приступил к Еве, и по достоинству оценить масштаб победы, одержанной Иисусом.

Кстати, в Евангелии от Иоанна, не менее чем в синоптических повествованиях, миссия Иисуса в целом опирается на книгу Бытие как на ориентир или систему координат. Когда Иисус называет Своего незримого соперника «лжецом и отцом лжи» (Ин 8:44), Он намекает на обман, описанный в книге Бытие, характеризуя его однозначно как «ложь». Всякая ложь дьявола опирается на ложь изначальную, устанавливающую критерий для всей остальной лжи. Перед Иисусом стоит задача опровергнуть эту ложь и обратить вспять ее последствия. Именно ради этого Он идет на смерть – чтобы восстановить то, что было разрушено в Едемском саду (Ин 12:23–33)[90].

Апостол Павел тоже держит в уме повествование из книги Бытие в ключевых эпизодах своей переписки с верующими. В Послании к Римлянам он пишет, что «одним человеком грех вошел в мир» (Рим 5:12), имея в виду Адама, «который есть образ будущего» (Рим 5:14). Далеко не последнее место в присущем Павлу восприятии действительности занимал вопрос смерти, и его взгляды на смерть основывались именно на книге Бытие (Быт 2:17; 3:24). «Последний же враг истребится – смерть» (1 Кор 15:26), – пишет Павел, давая понять, что последний враг – это еще и самый жестокий враг, против которого бессильны любые человеческие средства. По сути дела, сопоставление Адама и Иисуса, смерти и жизни, имеющее своим истоком книгу Бытие, составляет неотъемлемую часть благовестия Павла. Его весть несет результаты, прямо противоположные тому, что произошло вследствие сатанинского обмана, и в отрыве первых глав книги Бытие его весть понять невозможно. «Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут», – подводит он черту (1 Кор 15:22).

Нет в Новом Завете книги, более сфокусированной на Бытие, чем книга Откровение. Остин Фаррер говорит об авторе Откровения, что «никакой другой новозаветный автор не ощущал призвания к той же миссии; не ставил перед собой задачу охватить пророческим взором заключительные события истории земли путем глубоких и систематических размышлений над всей пророческой традицией»[91]. Ему вторит Ричард Бокэм, считающий, что Иоанн достиг «высшей точки в пророческом откровении, которая вобрала в себя пророческий смысл ветхозаветных Писаний и раскрыла, как именно они исполнятся в последние дни»[92]. Иоанн много размышлял над книгой Бытие, о чем свидетельствует тот факт, что последние две главы Откровения представляют собой в значительной мере зекральное отражение первых глав Бытия. Библейское повествование как бы замыкается на самом себе, возвращаясь в самом конце к тому, с чего все начиналось.