Неожиданное появление седьмого дня в тексте – это лишь один из целого перечня сюрпризов в библейском рассказе о творении. В отличие от вавилонского эпоса о сотворении мира библейская история не содержит в себе так называемой теогонии, то есть отчета о том, как появились сами боги. Библейское повествование начинается с Бога, Которому ничего не предшествует. Бог – первоисточник всего сущего, Тот, Кто полагает всему начало. Кассуто пишет, что

Соответственно, седьмой день стоит особняком среди всего, что было создано Богом за неделю творения. Он был преднамеренно наделен святостью Творца, ибо таков был замысел Божий от начала.

Бог не имеет начала, но при этом без Бога никакого начала быть не может. В первом же предложении в Библии, где сказано, что «в начале сотворил Бог…», автор использует сказуемое, соотносимое с подлежащим особого рода. Слово, означающее «творить», а именно bara, подразумевает способности, присущие исключительно Богу. В Ветхом Завете глагол bara используется только с субъектом – Богом; по Библии, человек на подобное не способен[59]. Творение – это своего рода Божий отличительный знак, «торговая марка», на которую Он обладает авторским правом и никто на это право не в состоянии покуситься, потому что конкурентов просто не существует. Сделав седьмой день кульминационным событием творения, Библия решительно отвергает любые притязания природы на самоорганизацию. Напротив, чудо творения пронизывает библейское сознание от начала до конца[60]. «И сказал Бог», – повторяет книга Бытие снова и снова, подчеркивая, что в этом мире ничего не происходит вне зависмости от Божественной воли (Быт 1:3, 6, 9, 11, 14, 20, 24, 26).

Есть в книге Бытие и другие особенности, которые отличают ее от мифов, бытовавших в древних культурах. Солнце было верховным божеством в Египте, Вавилоне и Ассирии, при этом прочие небесные тела тоже были богами, игравшими вспомогательные роли. В этих культурах происхождение мира приписывалось видимым небесным объектам, тогда как Библия этот взгляд недвусмысленно отвергает. По Библии небесные тела появились только на четвертый день творения (Быт 1:14–18). «Солнце, Луна и небесные тела существуют в нынешнем виде только потому, что так захотел Творец. Библия избегает даже самих названий: – Шемеш (Солнце) и Яреах (Луна), которыми соседи Израиля обозначали определенных богов; вместо этого они как бы с пренебрежением названы светилом большим и светилом меньшим», – пишет Уолтер Циммерли[61]. В библейском рассказе о творении небесные тела не имеют никаких личностных качеств, и их функция ограничивается тем, что они всего-навсего отделяют день от ночи.

Итак, творение стало основополагающим событием, сыгравшим определяющую роль в человеческом бытие. В одной довольно интересной книге, написанной в XIX веке, ее автор, Джон Эндрюс, проводит грань между Творцом и творением. По его словам, седьмой день «постоянно напоминает об истинной причине, по которой мы должны поклоняться Богу… Подлинное основание для богопоклонения, причем не только в седьмой день, но во всякое время, состоит в различии между Творцом и тем, что Он сотворил»[62].

За несколько десятилетий до выхода в свет этой книги Эндрюса датский философ и богослов Сёрен Кьеркегор обрушил всю мощь своей риторики на ведущих философов и богословов своего времени, превозносивших роль человечества и принижавших роль Бога. Кьеркегор говорил о «безмерном качественном различии» между Богом и людьми, проводя ту же грань, что и Эндрюс[63]. Человек должен воздерживаться от вторжения в Божьи пределы; он должен осознать собственную ограниченность; он должен меньше говорить и больше слушать. Затронув ту же тему семьдесят лет спустя, Карл Барт, явно отсылая своих читателей к Кьеркегору, настаивал на том, что люди должны смириться с тем, что «Бог на небесах, а мы на земле». Выдвигая это различие на передний план, Барт утверждал, что взаимоотношения «между таким Богом и таким человеком для меня, собственно, представляются главной темой Библии и сущностью философии»[64]. Данный взгляд абсолютно соответствует той связи, которая существует между творением и седьмым днем. Это вывод, который вполне укладывается в рамки библейского рассказа о творении. Однако это еще не все.

В книге Бытие сказано, что «совершил Бог… дела Свои, которые Он делал» (Быт 2:2). Тем самым подчеркивается аспект, который нередко упускается из виду. В Библии сообщается как о начале, так и о завершении процесса творения. Барт отмечает, что «Бог не стал продолжать в седьмой день Свое дело и не превратил его в бесконечную череду творческих актов»[65]. Прекращение и завершение творческой деятельности указывают на личностные качества Творца и определенный замысел. Развивая эту мысль, Жак Эллюль, плодовитый французский социолог и богослов, дает такую трактовку творения, в которой Богу отводится Значительно большая роль, чем просто быть первопричиной. Причина не в силах остановить процесс. «Причина не может перестать быть причиной, иначе она исчезнет вовсе, – пишет Эллюль. – Она должна оказывать свое воздействие до бесконечности. Таким образом, Бог не есть причина, ибо сказано, что Он решил остановиться»[66].

Это весьма важное наблюдение, потому что подчеркивание мысли о том, что Бог завершил Свое дело, выделяет библейское повествование в совершенно особую категорию. Допустим, творение можно было бы начать как-то иначе, предпринять на первых порах иные шаги. А можно ли было бы его завершить? Как его остановить, когда оно началось? Если говорить о запуске творческого процесса, то можно было бы дать ему разные объяснения, но библейское повествование ясно дает понять, что за этим процессом стоял определенный замысел и его можно было остановить, когда этот замысел осуществился.

Библия говорит, что так были «совершены небо и земля… И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал» (Быт 2:1, 2). В этих словах мысль о завершении творческой активности выделена особо. Здесь описан процесс творения, у которого нет аналогов. И седьмой день как раз и возвещает о прекращении творческих усилий, имея целью подчеркнуть, что у Бога был точный, ограниченный определенными рамками, замысел. От начала до конца события, происходящие при творении, отмечены печатью значимых решений, и все повествование проникнуто мощным ощущением замысла и цели, о наличии которых свидетельствует прежде всего сотворение человека. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему… И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт 1:26, 27). Простая случайность не позволила бы творческому процессу достичь таких высот, и никто даже не рассматривал всерьез такую возможность до последних столетий.