Мы не можем в полной мере осознать сущность Десяти заповедей в отрыве от Божьих слов, предварявших их провозглашение на Синае: «Вы видели, что Я сделал Египтянам, и как Я носил вас как бы на орлиных крыльях, и принес вас к Себе» (Исх 19:4). Заповеди стали следствием и результатом Божьего вмешательства. Миллер подчеркивает, что «эти Божественные повеления уходят корнями в спасение и благодать Божьи, которые были явлены прежде. Есть прежняя реальность и прежнее деяние, и эта реальность-деяние служит определяющим фактором для данного Божественного повеления»[191]. Упомянутая выше фраза позволяет говорить, что заповеди, включая заповедь о субботе, «произрастают из формирующего их повествования, из истории освобождения народа»[192].

Есть во вступительной части к Десяти заповедям один существенный аспект, который зачастую ускользает от внимания современного читателя, во-первых, потому, что он требует понимания исторического фона, на котором разворачивались события, а во-вторых, потому, что речь идет о соглашении, не имеющем аналогов в современности. При этом данный аспект играет ключевую роль, поскольку вступительная часть является неотъемлемой составляющей всего повествования о даровании закона на Синае. Если при изучении Десяти заповедей не учитывать эту вступительную часть, можно упустить из виду один очень важный момент.

Ключевое слово вступительной части – завет (евр. berit). Оно – «наиболее всеобъемлющий и самый весомый в богословском отношении термин, означающий Божье внимание к людям в древнееврейской Библии»[193]. Сказав об избавлении из Египта (Исх 19:4), Бог использует особый термин для описания грядущих отношений с народом, при этом обуславливая эти отношения словом «если»: «Если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой» (Исх 19:5). Как и в случае с субботой, завет – это не что-то новое, незнакомое. Речь идет об исполнении уже существующего завета, который как раз и побудил Бога осуществить Свое вмешательство в историю и избавить израильтян от рабства (Исх 19:4). Бог не забыл о ранее заключенном завете: «И Я услышал стенание сынов Израилевых о том, что Египтяне держат их в рабстве, и вспомнил завет Мой» (Исх 6:5).

В библейском контексте «завет» служит своего рода клеем, скрепляющим жизнь воедино. Все происходит по особенным образом оформленному соглашению. Никто из людей не может рассматривать себя в отрыве от контекста, в котором протекает его жизнь. Верность завету – это основное условие выживания каждого отдельного человека и общества в целом. В древности люди хорошо понимали, что «один в поле не воин». Многие народы в Древнем мире заключали между собой заветы (общественные договоры), которые понимались как важный фактор стабильности и мира.

В исследовании Джорджа Манденхолла соглашение, которое заключалось между завоевателем и правителями-вассалами, покорившимися его власти, названо сюзеренским договором[194]. В преамбуле к такому договору завоеватель (сюзерен) называет себя по имени, приводит свой титул и определяет границы своих владений. Далее следует описание истории предыдущих отношений между завоевателем и вассалом. В этом обзоре перечисляются привилегии, которыми завоеватель наделяет вассала, рассчитывая на его послушание и верность в будущем. Далее в договоре приводится перечень условий, определяющих отношения между ними. Вассал обязуется выплачивать своему новому покровителю дань, поставлять воинов для его войска и являться пред лицо его один раз в году. Вассалу не дозволяется вступать в договорные отношения с другими царствами, говорить что-либо плохое о сюзерене или проявлять неподчинение. В сюзеренском договоре предусматривается также периодическое публичное оглашение завета, призванное напоминать народу о его значимости и обязательности исполнения. В свидетели нерушимости данного договора призываются боги, включая богов вассального народа, так что исполнение договора становится религиозным долгом сторон. Любое его нарушение грозит Божественным воздаянием. Верность завету влечет за собой благословения, а неверность выливается в проклятья и всякого рода бедствия.

В завете между Богом и Израилем тоже просматриваются такого рода элементы. В свете сюзеренских договоров вступительная часть к Десяти заповедям приобретает особую значимость, поскольку в ней тоже перечисляются преимущества, которые принесло народу Божье вмешательство в ход событий. Соответственно, Десять заповедей нельзя отделять от предшествующего им сообщения об освобождении из рабства. В этом смысле между древними сюзеренскими договорами и библейской историей существуют явные параллели, однако этим совпадениям не стоит придавать чрезмерное значение. Древние цари выставляли себя великими благодетелями, но реальность, как правило, была совсем иной. Они правили железной рукой, осуществляли завоевательные походы и облагали тяжелой данью покоренные народы. Блага, которыми якобы одаривал своих вассалов завоеватель, были по большей части громогласной политической пропагандой. Исторические летописи всегда писались во славу очередному правителю. В этом отношении предыстория израильского завета, равно как и его условия, выглядит совсем иначе.

Бог возвращает народу свободу, самоуважение и достоинство, избавляя его от египетского рабства. В рассказе о том, как это произошло, нет никакой пропаганды. Бог выводит их «из дома рабства» (Исх 13:3, 14; 20:2) ради них самих. Что особенно важно, Десять заповедей – вовсе не цена, которую они должны уплатить за полученные блага. Скорее, заповеди Божьи олицетворяют собой образ жизни, который оградит их от бед и позволит сохранить свободу. Поэтому было бы ошибкой называть заповеди аналогом тех условий, которые мы находим в сюзеренских договорах, где покровительство завоевателя обязывает к благодарности. Подвассальный народ обязан повиноваться своему завоевателю из благодарности, независимо от того, что на самом деле люди чувствуют и как воспринимают новые условия своей жизни.

В Божьем завете с Израилем заповеди, напротив, служат продолжением того благословения, которое они получили, когда Бог освободил их от рабства. С этой точки зрения Десять заповедей – это такой же дар, что и свобода. «Итак, Израиль, – вопрошает Моисей, – чего требует от тебя Господь, Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа, Бога твоего, ходил всеми путями Его, и любил Его, и служил Господу, Богу твоему, от всего сердца твоего и от всей души твоей, чтобы соблюдал заповеди Господа и постановления Его, которые сегодня заповедую тебе, дабы тебе было хорошо» (Втор 10:12, 13). Заповеди даны, чтобы израильтянам «было хорошо», а не как надуманные, произвольные условия, критерии проверки на нравственную прочность или средства измерения благодарности[195]. В христианском богословии сейчас происходит серьезный сдвиг. Склонность христианских богословов выставлять Закон Божий как нечто абсолютно негативное пошла на убыль, причем некоторые библеисты настаивают на возврате к библейскому взгляду на Закон как на благословенный дар[196].

Контекстом Десяти заповедей служит завет с Богом. Любое нарушение условий завета угрожает самому человеческому существованию, поставив людей на грань самоуничтожения. У Йоханнеса Педерсена есть целый ряд слишком смелых выводов, сделанных в его классическом исследовании жизни и общественных институтов Израиля, но его взгляд на завет можно считать вполне объективным. Согласно древнееврейским представлениям, «человек рождается в результате завета и для завета, и всякий раз, когда он совершает тот или иной шаг в жизни, он заключает завет или действует на основании уже существующего завета. Если удалить все, что подпадает под определение завета, то бытие превратится в прах, распадется на куски, потому что ни одна душа не живет изолированно от других… Посему упразднение завета привело бы не только к распаду общества, но и к гибели каждой отдельной души»[197]. Быть в завете означает памнить о начале отношений, о взаимности, о верности – все эти слагаемые служат важными нитями в ткани бытия. Разорвать завет – значит положить начало процессу разрушения. Таков контекст, в котором находится заповедь о субботе.