В это время один из служителей сообщил, что какой-то бедный человек со слезами умоляет врача Зенона спасти его сына: ребёнок заболел внезапно, тяжело и опасно.

— Ксандр, возьми медицинскую сумку, — оставил своё место учёный. Извинившись перед присутствующими: долг врача обязывает. — Мы идём.

Маленький невзрачный человек в лохмотьях по дороге сбивчиво и путано рассказывал о приключившемся несчастье. Зенон внимательно слушал, задал несколько вопросов и вдруг остановился:

— Вот что, скорее всего, придётся делать кровопускание, а мой инструмент сейчас у Евдокса. Беги, Ксандр, возьми и принеси его скорее. Мы будем ждать тебя здесь.

Юноша помчался обратно к гимнасию так, что ветер засвистел в ушах: ночь не помеха, на этой дороге каждый камешек знаком. Учитель оставил инструменты? Такого не бывало, да и зачем они Евдоксу, ведь он же не врач? Кроме того, неизвестно, что понадобится будущему пациенту, похоже, мальчик заболел всеми болезнями сразу... Вот оно! Конечно же болезнь вымышленная, всё затеяно, чтобы выманить Зенона из Академии, но он догадался и послал к Евдоксу за помощью!

Ксандр ещё чаще заработал ногами, но, внезапно споткнувшись, с такой силой ударился оземь, что проехал шаг-другой на животе и груди, раздирая ткань хитона. Вспышка в глазах ещё не померкла, а на него уже навалились, с натужным сопением заломили руки за спину, туго стянули их колючей волосяной верёвкой. Грубо встряхнули, поставили на ноги.

«Скифы, — распознан одежду нападавших Ксандр. — Полиция!»

К двум здоровякам-полицейским присоединился третий, вертлявый, одетый как эллин:

— Ловко придумали устроить здесь засаду! Конечно, этот болван что-то напутал, врач заподозрил неладное и послал своего подручного за помощью. Ну, теперь уж всё равно. Ведите его!

— Пошёл! — ткнул один из полицейских юношу рукояткой плети.

— Ни мой учитель, ни я не сделали ничего плохого, — проговорил Ксандр, — почему вы схватили меня?

— Пошёл, — повторил скиф, обжигая юношу коротким точным ударом плети меж лопаток.

Городская ограда осталась позади, конвой молчаливо двигался по дороге. Звёзды светили ярко, и Ксандру ничего не стоило определить направление движения — юго-запад, где находится порт Пирей, наполненный кораблями и судами с товарами всего света.

Странно, дорога совсем другая — та, что ведёт к главным морским воротам Афин, гораздо лучше, да ещё обрамлена с обеих сторон недавно восстановленными «Длинными стенами», образующими коридор. Его же глаза различают очертания стены только слева. Примерно в шести стадиях от города стена оборвалась; «Ну конечно, — сообразил Ксандр, — это недостроенная Южная Длинная стена, прикрывающая путь в гавань Фалер!»[139]

Дорога опять пошла в гору, затем вниз — и вот уже чувствуется запах моря, слышен его шум. Узкая прибрежная тропа вела к плоской массивной скале, у подошвы которой светила тусклым огнём сквозь узкие бойницы приземистая круглая башня.

— Стой, кто идёт?! — крикнул из темноты молодой сильный голос.

— Городская полиция, — ответил вертлявый, — с пойманным фиванским лазутчиком. У меня приказ для начальника стражи.

— Симболон есть?

— Есть.

— Старший может подойти, остальным на месте! — стражник, сверкнув оружием и доспехами, несколько раз с силой ударил пятой копья в толстую дверь строения и вновь обратил остриё к остановившейся группе.

Вышедшие из башни воины с факелами препроводили старшего полицейского в караульное помещение. Вскоре они вернулись, забрали арестованного у скифов и повели его к обращённой к морю стороне скалы. Там, в почти отвесном склоне, были выдолблены узкие, тёмные, закрытые решётками камеры-норы. Редкие факелы во вделанных в естественную стену кольцах горели чадящим пламенем, бросая багровый отсвет на площадку перед чёрными глазницами узилищ, придавая охранявшим их часовым парного поста вид зловещий и мрачный.

Резкий окрик, короткий доклад. Один из воинов открыл решетчатую дверь, другой освободил руки Ксандра от пут и пинком отправил нового узника в каменный мешок. Лязгнул затвор, и воцарилась тишина, нарушаемая только плеском волн да неторопливыми шагами часовых.

Ксандр нашёл в глубине камеры грубый кробатос и лёг, завернувшись в собственный плащ. Руки нестерпимо болели, но ещё сильнее терзали мысли о случившемся... Учитель также арестован, это несомненно, и наступит утро, прежде чем взволнованный их отсутствием Евдокс поднимет тревогу. Фиванские лазутчики. Какая чушь! Нет, имя Зенона слишком известно учёным Эллады, а влияние академиков слишком велико, чтобы чудовищное обвинение продержалось больше, чем один день...

Успокоенный своими размышлениями и проникшим через решётку утренним теплом, Ксандр заснул, поджав ноги, — кробатос стоял поперёк узкой камеры и был слишком короток, чтобы вытянуться во весь рост. Разбудил его металлический лязг: кто-то, заросший нечёсаными волосами, поставил на пол у входа еду — малоаппетитное варево в глиняной плошке и воду в выщербленном черенке.

— На весь день, — пояснил лохматый, пятясь из камеры.

Ксандр не стал привередничать — потери сил ни к чему — и, покончив с варевом, принялся изучать камеру.

Решётка прочная, основательно вделанная в каменную толщу, закрывается простой задвижкой, сработанной, видно, ещё при Тезее[140], но так, что открыть её можно лишь снаружи. Пол, стены, потолок — сплошной каменный монолит, единственное отверстие предназначено для нечистот. Размеры помещения таковы, что взрослый человек может распрямиться здесь только лёжа на полу, что быстро приведёт к болезни.

Ссадины, промытые и зализанные, похоже, заживут без нагноений, но муки из-за неудобного положения тела уже давали себя знать. К тому же время шло, а признаков того, что за стенами темницы кто-то беспокоится о нём, не было. К исходу следующего дня тревога стала невыносимой. Ночная тьма быстро сгущалась, но юноша и не думал о сне.

Прозвучали шаги часового — более торопливые, чем обычно, кроме того, он был один. Заскрипела решетчатая дверь, и воин, оставив снаружи щит и копьё, забрался в нору узника.

— Привет, Ксандр!

— Аристотель? Как ты попал сюда?

— В караул проще попасть, чем не попасть, — тоном настоящего философа отвечал нежданный гость. — Тебе же я подобный вопрос не задаю, так как знаю ответ лучше, чем ты сам. Софист Андроник в отместку за поражение обвинил Зенона в сборе сведений в пользу фиванцев, и полиция выманила вас с вечерней трапезы, чтобы сделать своё дело без лишних осложнений.

— Мы предвидели удар со стороны софистов, но не ожидали его столь скоро.

— Андроник сделал бы это раньше, но рассчитывал на победу в споре.

— Что с учителем? Надеюсь, Евдокс уже освободил его?

— И он, и Спевсипп делают всё возможное. На их стороне сам стратег Тимофей, но не всё так просто. Зенон сейчас в городской тюрьме, туда попасть труднее, но я всё же был и там. К сожалению, он не отрицает дружбу с Эпаминондом, да это и бесполезно — Андроник располагает свидетелями из беглых фиванцев. Единственная надежда — суд, где Зенон рассчитывает доказать, что быть другом Эпаминонда — это одно, а фиванским лазутчиком — совсем другое. Ну а тебе не следует ждать суда: узнают, что ты беглый илот, и вернут Спарте.

— Что же мне делать?

— Бежать этой же ночью. Ещё несколько дней — и из-за устройства камеры ты просто не сможешь стоять на ногах.

— Но мой побег повредит Зенону.

— Вот записка от твоего учителя. Она рассеет сомнения. А это — написанное им же рекомендательное письмо для... Эпаминонда, — Аристотель извлёк из-под панциря клочок папируса и небольшой плотный свиток. Прочти и будь готов: я вновь заступаю на пост через четыре часа.

Он вышел и быстро вернулся, протягивая Ксандру зажжённую от факела палочку.

Знакомый почерк Зенона. Учитель советует ждать его в Фивах, укрывшись под защитой беотарха. Кусочек дерева догорел, обжёг пальцы. Юноша выбросил его в сливную дыру, спрятал папирусы на груди и стал ждать. Одна смена... другая... вдруг в последний момент случится непредвиденное? Помоги, Гермес! Хвала тебе, бог хитрости и изворотливости: знакомые шаги, решётка осторожно открывается...