— Мне всё понятно. Только я и сам с ним управлюсь. Зачем десяток гоплитов?

— Не забывай, Эгерсид лучший боец в Спарте.

— Был им когда-то. Теперь я.

— Делай, как тебе говорят, — завершил обсуждение Поликрат. — Иди готовься.

Пол кабинета заскрипел под тяжкой поступью лохагоса.

— Скажи, Эвтидем, почему отец невесты ударил этого... как его... Мелеста палкой по голове? Ведь для прекращения брачной церемонии было достаточно лишь нескольких слов с его стороны.

— Не хотел говорить при всех, — ответил собеседник, приглушив голос, — но среди задержанных минувшей ночью был и твой врач. Стража остановила его вскоре после происшествия, причём недалеко от дома Эгерсида.

— Он у вас?

— Нет, показал подписанный тобою пропуск, и его отпустили.

— Ты поступил правильно, сообщив мне об этом случае с глазу на глаз. Молчи и впредь, с мальчишкой я сам разберусь.

Ксандр не стал слушать дальше: пора уходить, вернее, бежать. Мягко спрыгнул из люка в комнату, стряхивая пыль с хитона, в двух словах рассказал эконому о подслушанном.

Медлить нельзя! Скорее в комнату Прокны! Первым в коридор вышел Паисий — он расчистил путь, прикрикнув на двух слонявшихся без дела рабынь.

Молодая женщина была занята любимым утренним занятием — вертелась перед бронзовым зеркалом. Она по-своему истолковала появление Ксандра, без лишних слов заключившего её в объятия:

— О, как ты неосторожен! Я предупреждала, сейчас нельзя. Подожди, надо хотя бы закрыть дверь...

Но было поздно — на пороге стоял сам эконом!

— Неблагодарный сластолюбец! — закричал он. — Так ты платишь хозяину за гостеприимство и расположение?

Ксандр, не дожидаясь окончания тирады, рванулся в дверь, толкнув Паисия так, что тот, замолчав, сел на пол, но тут заголосила успевшая оценить положение Прокна:

— На помощь! Насилуют!

Путь к мегарону был отрезан — оттуда приближался Никерат, а по чёрной угловой лестнице уже поднимались вооружённые чем попало домашние рабы. Вольноотпущенник был так близко, что готовился схватить провинившегося врача, но тот словно исчез, провалившись в молниеносном низком выпаде. В следующий миг поражённый рукоятью кинжала в низ живота Никерат рухнул на пол, мыча от нестерпимой боли, а Ксандр, едва увернувшись от падающей туши, ушёл вперёд — влево с поворотом кругом. Уроки господина Эгерсида не прошли даром!

— Вот он! Держи его! — кричат с лестницы мегарона. Остаётся один путь — в комнату Паисия. Лазутчик рванул дверь, вскочил на подоконник, что было сил оттолкнулся и полетел в гущу любимых ирисов Поликрата. Упал на четвереньки; руки и ноги вошли в рыхлую землю.

Кинжал на месте — успел вложить в ножны перед самым прыжком; стремительно Ксандр бросился к кустам барбариса, царапаясь о колючки, подхватил спрятанные вещи и выскочил на улицы Спарты.

Прохожие не обращали на него внимания. Молодые спартиаты часто колотят друг друга, а уж периэков — тем более; вот один из них и спасается бегством, дело обычное. Так, разгорячённый и исцарапанный, он и ворвался в дом Эгерсида.

Эгерсид почти до самого утра рассказывал дочери о том, что приключилось с ним с тех пор, как во главе лохоса ушёл в Орхомен. Он умолчал только о Тире и Ксении, двух женщинах, вошедших в его жизнь. Полемарх с отцовской гордостью смотрел на Леонику, красивую даже с остриженной головой, и речь её казалась ласковым птичьим щебетом.

Впервые за долгие годы Эгерсид безмятежно заснул, и родные стены помогли ему быстро восстановить силы. Старый кробатос жалобно скрипнул — так стремительно оставил его полемарх. Солнце стояло уже высоко, Леоника хлопотала по дому.

Девушка, похоже, совсем не ложилась спать: мегарон сиял чистотой, а старушка Дота, пританцовывая, носила с кухни блюда со стряпнёй Леоники.

Эгерсид любовался дочерью и таял от нежности. Вдруг знакомое имя резануло слух.

— Отец, ты сказал, что Ксандр фиванский лазутчик, значит враг, а я не чувствую к нему вражды, потому, что уверена, он искренне хотел мне помочь.

— Я тоже не чувствую к нему вражды, иначе тут же отвёл бы его к первому наряду ночной стражи. Мне пришлось нарушить долг в первый и, клянусь, в последний раз. Прошу тебя, никому не говори об этом человеке, забудь о нём. Надеюсь, он сдержал слово.

Кто-то ворвался в мегарон так стремительно, что Эгерсид тут же оказался на ногах, готовый к схватке.

— Ксандр? Ты ещё здесь?

— Только для того, чтобы предупредить тебя об опасности, господин.

Учащённое дыхание и растрёпанные волосы молодого человека говорили, что причина его внезапного появления достаточно серьёзна.

— Случай помог мне услышать, как архонты Поликрат и Евтих, аристократ Эвтидем, лохагосы Стесилай и Лисикл составили заговор, направленный как против тебя, так и против царя Агесилая. Сегодня ночью ты, господин, будешь арестован по обвинению в сотрудничестве с Эпаминондом, если останешься в Спарте.

— Что говоришь ты, Ксандр? — Брови Эгерсида сурово сошлись к переносице. — Никто не смеет арестовать меня прежде, чем докажет обвинение на заседании Герусии и обязательно в моём присутствии. Таков закон!

— Господин, эти люди вспоминают о законе только тогда, когда им выгодно. Евтих сейчас заручается поддержкой архонтов, Поликрат уговаривает эфоров, а Стесилай готовит десять самых надёжных гоплитов... Враги Агесилая и твои не хотят доводить дело ни до открытого обвинения, ни, тем более, до судебного разбирательства... Господин, забери дочь и беги вместе с нею! Быть может, ты не веришь мне? Тогда я останусь здесь до самого прихода Стесилая и, если прикажешь, буду биться с его людьми. У меня есть оружие, — извлёк он свой потайной клинок — только всё равно следует укрыть Леонику.

— Ну а если Стесилай не придёт?

— Тогда сдашь меня городской страже. Как видишь, залогом правды служит моя жизнь.

— Убери свой меч; он более подходит лазутчику, чем воину. Оставить тебя здесь — значит дать Поликрату доказательства его правоты, не так ли?

— Отец, едем к Агесилаю, — воскликнула Леоника. — Там, в лагере, наши друзья!

Дочь права: здесь, в городе, где незримо властвует Поликрат, остались лишь женщины, старики, дети. Помощи ждать неоткуда. Бежать? О, как ловко сумеют враги обернуть бегство полемарха против Агесилая, да и его самого! Кроме того, одно дело — побег из фиванского плена, и совсем другое — из родного дома...

— Слушай меня, Ксандр, — принял решение Эгерсид. — Ты укроешь Леонику в моём клере, выждешь несколько дней, а затем, если всё будет благополучно, доставишь домой. Если же со мной что-либо случится... я поручаю свою дочь заботам царя Агесилая и моего друга Антикрата. Клянись исполнить мою волю и оберегать Леонику, как собственную жизнь!

— Больше жизни, — сказал молодой человек, принося клятву.

— Полно, Леоника, — обнял Эгерсид окаменевшую девушку, — ты ведь спартиатка! Я приведу соседей-стариков не для того, чтобы укрыться за их спинами, но дать свидетелей беззакония. Увидим, посмеют ли тогда заговорщики осуществить свой замысел. Собирайся, время дорого.

Он надел поверх красного хитона чешуйчатый персидский панцирь, с помощью Ксандра закрепил отцовские поножи и наручи, достал свой старый шлем с алым гребнем, перебросил через плечо перевязь с мечом. Леоника, стараясь сдерживать слёзы, нашла кусочек папируса, написала на нём несколько слов, вручила Доте, и, кое-как втолковав старушке, что надлежит делать, отправила её к Политу.

Рахш отдохнул, наелся овса, косит красным глазом. Эгерсид в последний раз прижал дочь к груди, подсадил её на конский чепрак, положил руку на плечо Ксандра: прощайте. Оставшись один, долго смотрел на своё опустевшее жилище. Солнечный диск багровел, приближаясь к горизонту, день, начинавшийся так счастливо, заканчивался...