— Думаю, в этом искусстве есть свои мастера. Мне же лучше известны средства исцеления, а не украшения тела.

Молодая женщина тем временем сумела незаметно придвинуться ближе; он ощутил её внутренний жар и готовность собственной крови вспыхнуть в ответ. Всё труднее даётся спокойная речь, обдуманные ответы. Надо уйти, но... Мужская гордость берёт верх над благоразумием, противится бегству.

— Ах, ты занимаешься телом? Меня как раз кое-что беспокоит. Идём ко мне, покажу.

«Даже своё поведение определить не можешь, философ несчастный», — ругал себя Ксандр, с горящими щеками идя вслед за женщиной и помимо воли задерживая взгляд на её формах.

— Это моя комната, — сказала Прокна, указывая на широкое убранное ложе. — А это дверная задвижка. Обычно я закрываю её на ночь, но могу и открыть.

— Ты хотела мне что-то показать? — не узнал своего голоса Ксандр.

— Вот, взгляни, — холёные пальчики расстегнули единственную фибулу, державшую пеплос на округлом плече. Верхняя часть одеяния упала до пояса.

— Вот, взгляни, — женщина подхватила грудь, словно прицеливаясь ею в лицо остолбеневшему врачу.

— Она... она здоровая, — выдавил из себя Ксандр.

— А я и не говорю, что больная. Взгляни, какая красивая!

Ксандр бросился вон из комнаты, а вслед ему звенел смех, издевательский и призывный.

«Хорошо, что никого не было в коридоре», — с этой первой осознанной мыслью ворвался он в комнату Паисия.

— Похоже, ты познакомился с Прокной, — тихо произнёс тот, глядя на его пылающее лицо. — Увы, молодые сердца так уязвимы для Эроса.

Ксандр молча налил в фиал тройную дозу успокоительного отвара и выпил в два больших глотка.

— Быть может, — продолжал Паисий, — ты понравился ей, и теперь Прокна постарается удовлетворить своё желание. Нельзя делать её врагом; она может затруднить твоё пребывание здесь или даже догадаться о его истинной цели. Тогда конец нам обоим. С другой стороны, если Поликрат узнает, что ты сошёлся с его рабыней, тебя в лучшем случае выгонят с позором, заплатив за труды ударами палок. Положение сложное. Здесь надо вести тонкую игру, посильную разве что опытному мужчине, находчивому знатоку женщин...

— Что это было? — глухо спросил Ксандр. — Совсем недавно я видел женщину, прекрасную, как богиня, — он вспомнил дочь Пелопида, — возвышенную и утончённую, чьё благородство души находится в дивной гармонии с её красотой. Признаюсь, я любовался и восхищался ею, но никогда не испытывал ничего подобного. А эта... Прокна, готовая разделить ложе с любым, на кого укажет хозяин, едва не заставила меня забыть обо всём. Почему?

— Потому, что с богинями не спят, им поклоняются. Запомни главное: ты не имеешь права на ошибку, ибо от тебя сейчас во многом зависят жизни и судьбы тысяч людей, а может быть, и целых государств...

«А если Прокна всего лишь пошутила, — размышлял Ксандр за ужином в общей трапезной, — и случай не будет иметь последствий? Тогда напрасно Паисий придаёт ему такое значение».

Застольный шум вдруг умолк. Головы домашней прислуги, как по команде, повернулись в одну сторону: покачивая бёдрами, к длинному столу неторопливо приближалась та, которая занимала его думы.

— Подвиньтесь! — потребовала она, занимая место напротив Ксандра.

— Какая честь! — воскликнул её сосед. — Что заставило тебя снизойти в нашу трапезную?

— Захотела и пришла. Эй, фиал вина и яблоко мне!

Кухонная рабыня поспешила исполнить волю приближённой господина.

Прокна сделала несколько глотков и впилась масляным взглядом в начинавшего краснеть Ксандра.

— А не хочешь ли варёной чечевицы и лука? — не унимался её сосед. — Я охотно поделюсь и запрошу недорого: только погладить тебя разок-другой.

— Тогда погладят палками твою ослиную шкуру, старый огрызок. Лучше принеси свою флейту: господин ожидает гостей, и мне полезно поупражняться в танце...

Вскоре трапезная огласилась мелодией, которую с неожиданным мастерством извлекал из флейты тощий раб. Остальные участники вечерней трапезы образовали круг и отбивали такт ладонями, всячески одобряя искусство Прокны, черпавшей вдохновение в возбуждённом, переходящим в откровенное желание внимании мужчин.

«Да ведь это всего лишь череда непристойных поз, кое-как связанных воедино, — отмечал Ксандр сквозь знакомый стук крови в ушах. — Но как действует!»

— Ты что вытворяешь, скверная девчонка? — раздался рёв вошедшего Никерата.

— Упражняюсь в танце, — выпятила ему навстречу грудь Прокна. — Я хочу, чтобы мой господин Поликрат и его благородные друзья были довольны мною!

— Вон отсюда, бездельники! — взвыл Никерат.

Ксандр счёл за благо незаметно исчезнуть, смешавшись с домашней прислугой. В дверях он ощутил знакомый запах розового масла, и тут же Прокна плотно к нему прижалась.

— Я танцевала для тебя, — шепнула она прямо в ухо. — Жду...

«Верно поступал мудрый Зенон, изнуряя твой разум изучением наук, — корил себя Ксандр, пролезая сквозь узкий люк в пространство между крышей и потолком. — Верно поступал и господин Эгерсид, изнуряя твоё тело упражнениями. Появились лишние силы, и вот одна из тех, от чьих чар предостерегали в Академии, волнует тебя; думать же следует только о деле».

Сжимая слуховую трубку, он осторожно пополз туда, где тонкие лучи света указывали крохотную щель в кипарисовых досках потолка мегарона. Долго слушал, боясь пропустить хотя бы единое слово. Ничего интересного, сплошные сетования на медлительность афинян и упрёки в адрес союзников.

— Ты ничего не забыл? — спросил его Паисий, когда молодой лазутчик сообщил ему содержание подслушанного разговора.

— Ничего. Я всё же постараюсь решить задачу, о которой ты говорил, — ответил Ксандр, выходя в тёмный коридор.

Нашёл нужную дверь, осторожно поскрёб её.

— Кто там? — приглушённый голос Прокны прозвучал сразу, так, будто она ждала у входа.

— Врач. Хочу ещё раз посмотреть то, что тебя беспокоит.

— Иди же... подожди, нужно закрыть задвижку... не спеши, я расстелю покрывало на полу, ложе скрипит... да не спеши так, сними хитон. О, какой ты сильный, женщину следует обнимать нежнее... — слышал он горячий шёпот. — Давай же я научу тебя всему. О, как я мечтала об этом! — воскликнула Прокна, и её жаркий полушёпот сменился приглушёнными стонами.

Ксандр забыл о времени — оно летело быстро, как во сне, и только забрезживший рассвет заставил его поторопиться с возвращением в комнату Паисия.

Эконом не спал.

— Напомню ещё раз. Прокна должна интересовать тебя лишь в той мере, в какой она полезна или вредна для дела, — вернул он молодого человека к действительности. — Беспокоит меня и другое: что предпримут спартиаты в ответ на шаг Эпаминонда. Я уже не чувствую боли; утром встану, а завтра посещу дворец Агесилая. Попытаюсь что-нибудь узнать через своих добрых знакомых из царской свиты.

Ксандр решительно возразил: лечение даёт лишь первые благоприятные плоды и о подобных подвигах даже думать нельзя. Что же касается намерений спартиатов, то, скорее всего, они ещё не определились после того, как Эпаминонд разрушил их прежние планы внезапным броском к Немее. Сейчас фиванский полководец наращивает силы за счёт своих сторонников из Аркадии — они подходят целыми отрядами. И ещё: Паисию не следует беспокоиться из-за Прокны, ведь он сам предупреждал об опасности для лазутчиков со стороны разочарованной в своих ожиданиях женщины...

Эконом был вынужден удовлетвориться слабыми жидкими похлёбками и протёртыми пресными блюдами, разрешёнными врачом. Сам же Ксандр собирал и процеживал слухи, выбирая крупинки ценных сведений; пока ничего нового — войска Спарты и союзные лаконские контингенты выжидают в самом городе и близ него, а на улицах ругают Ификрата, так как афинский стратег не думает покидать пределов Аттики.

В ожидании более достойной добычи лазутчик умудрился при помощи нехитрого приспособления из бруса и дубового клина бесшумно увеличить щель меж досками потолка мегарона; теперь можно не только слышать, но и кое-что видеть. Глубокой ночью он, сняв сандалии, крался в комнату Прокны и покидал её под утро.