Но невзрачны жилища хивинцев только извне. Внутри они устроены так, что удовлетворяют всем требованиям своих неприхотливых хозяев. Зимой они теплы, в летний зной удерживают прохладу. Часто они бывают убраны с большим комфортом, заставляющим забыть об их жалкой наружности. Обыкновенно хивинский дом имеет такое устройство. С улицы узкий проход ведёт на просторный внутренний двор, посередине которого устроен бассейн с водой для домашнего обихода. Вода в этот бассейн проводится из маленьких каналов, кое-где прорезывающих сады. В эти каналы вода в свою очередь проведена из двух больших каналов Чингери и Инарик, снабжающих водой весь город.

На большой двор хивинского дома выходят двери из всех жилых помещений. Внутренних дверей в них нет, а из одного покоя в другой иначе и нельзя пройти, как по двору. На южной стороне двора устроен высокий портик, открытый с севера. Крыша его возвышается футов на десять над всей остальной стеной и служит тому, чтобы захватывать ветер и спускать его во двор в знойные летние дни. К этому описанию следует прибавить ещё, что во всех покоях хивинского дома постоянно царит полумрак, кажущийся тьмой, если перейти и него с ослепительно яркого дневного света.

Ханский дворец представляет собой ряд тяжёлых растянутых строений с зубчатыми глиняными стенами. Но не особенно приглядный внешний вид дворца скрашивается знаменитой хивинской башней, стоящей около него. Башня эта футов тридцати в диаметре при основании, постепенно суживаясь к вершине на высоте 125 футов, имеет в диаметре не более 15 футов. У башни нет ни пьедестала, ни капители, никаких иных украшении. Это просто круглая башня, поставленная прямо на землю. Но поверхность её вся покрыта изразцами голубого, зелёного, пурпурного и бурого цвета, выложенными по снежно-белому грунту самыми разнообразными полосами и фигурами и в своём общем целом производит на зрителя прекрасный эффект. Стены её испещрены также изречениями из Корана, и с вершины её ежедневно на закате раздаётся пронзительный голос муллы, призывающего правоверных к молитве.

Самым великолепным и в то же время священным зданием Хивы была мечеть Полвана-Ата — святого мусульман, почитаемого патроном Хивы. Расположена она в глубине сада и очень красива благодаря своему высокому куполу. Этот купол, имеющий около шестидесяти футов высоты, покрыт такими же изразцами, как и большая городская башня, но только ярко-зелёного цвета, и заканчивается позолоченным шаром. Внутренний вид купола очень красив. Он весь выложен изразцами, украшенными тонким голубым узором вперемежку с изречениями из Корана. Изразцы так плотно пригнаны один к другому, что швов между ними вовсе не видно, и общий вид купола представляет как бы опрокинутую и вывернутую вазу китайского фарфора.

В мечети помещены гробницы предшественников Сеид-Мухамед-Рахима — того хивинского хана, при котором русские отряды явились впервые под стены города. Между ними здесь похоронен и хан Шир-Гази, уничтоживший посланную на Хиву Императором Петром Великим экспедицию князя Бековича-Черкасского. Против ханских гробниц находится гробница самого Полвана, в честь которого устроена мечеть, и основателя её — хана Аллах-кули. За мечетью устроен приют для олпитов, а на площади перед дворцом два медресе, то есть монастырь, соединённый вместе с училищем. Других достопримечательностей в Хиве того времени, как уверяют путешественники, не было.

Генерал Верёвкин долго раздумывал, прежде чем решился штурмовать Хиву. Нападения 26 и 27 мая уверили его в том, что Туркестанский отряд находится ещё далеко. По мнению генерала, если бы войска генерала Кауфмана подходили к Хиве, хивинцы никогда не осмелились бы не только нападать сами на русских, но даже оказывать им сопротивление.

В полдень 28 мая штурмовые колонны пошли к Хиве, но штурма не произошло. Хивинцы стреляли по русским из своих пушек, русские отвечали им ружейным огнём. Сдерживало Верёвкина главным образом то, что получены были известия о приближении к Хиве Туркестанского отряда, и генерал не желал действовать решительно без предварительных распоряжений своего старшего начальника. Кроме того, он во время «дела» был тяжело ранен хивинской пулей и должен был, оставив командование на старшего после себя полковника Саранчева, уйти на перевязочный пункт.

Скобелев во время «дела 28 мая» находился в тылу при обозе, который приказали ему охранять от внезапных нападений хивинских всадников, и лишь к концу схватки, после того как ранен был генерал Верёвкин, приблизился к боевым линиям. Принять участия в бою ему всё-таки не удалось. Туркестанский отряд генерала Кауфмана действительно подходил с юга к Хиве.

Хан прислал к Кауфману посла и через него заявил о своей покорности и готовности отдать и Хиву, и всё своё ханство на милосердие русского государя. Это был самый лучший исход, но в ночь имели место совершенно неожиданные события. Большая часть хивинцев, те из них, кто явился сюда из пустынь, а не был постоянным жителем, объявили хану, что они не сдадутся русским, а будут биться с ними до последней возможности. У Сеид-Мухамед-Рахима был соперник, желавший стать ханом, — Атаджак-тюря. Спасая свою жизнь, Сеид-Мухамед-Рахим бежал, но не к русским. Его уверили, что пришлые туркмены перережут в ночи всех пленников-русских, и хан боялся, как бы Кауфман не обвинил его в гибели своих соотечественников и не приказал его казнить. Между тем хивинцы удовольствовались изгнанием хана, выбрали на его место Атаджака-тюрю, в назначенный час вышли с покорностью к туркестанскому генерал-губернатору, который стоял бивуаком в двух верстах от города на канале Полван-ата и уже соединился с некоторыми частями отряда генерала Верёвкина.

Хотя генерал Кауфман сразу же заметил, что настоящего хана нет среди вышедших к нему навстречу депутатов, но, не желая терять время, принял изъявления покорности и приказал войскам идти к Хазараспским воротам Хивы.

День уже разгорался, становилось жарко, войска шли, окутанные облаками пыли. С музыкой подошли они к широко раскрытым для их приёма Хазараспским воротам. На стенах толпились хивинцы, махавшие шапками в знак приветствия. Но только подошли туркестанские войска к воротам, с противоположной стороны Хивы загремели пушечные выстрелы и послышалось русское «ура!»... Разом смолкла музыка, войска остановились. Встревоженный генерал Кауфман послал узнать, в чём дело.

Для привычного воина ясно было, что на другой, противоположной стороне Хивы идёт бой...

Так было и в действительности...

Командовавший отрядом, шедшим с севера, был, как уже известно, ранен, и буйная часть населения Хивы приняла это за блестящий успех. Наивные полудикари думали, что у русских, как и в их степях, потеря вождя заставит нападающих разойтись в разные стороны. Не обращая внимания на то, что подходили уже туркестанские войска, они начали со своих стен стрелять в стоявших за рвом русских. А там был Скобелев. Зная от генерала Верёвкина, что часть хивинцев не желает сдачи города, он побоялся упустить удобный момент. Стояли русские перед Хазаватскими воротами, и ворота были закрыты. Скобелев, с которым был другой молодой и храбрый офицер граф Шувалов, приказал сбить их пушечными выстрелами. Ворота были разбиты, и Скобелев с Шуваловым во главе тысячи солдат бросились на приступ, осыпаемые со стен ручными гранатами и ружейными пулями. Шувалова сильно контузило упавшим бревном, четырнадцать солдат были ранены, но туркмен всё-таки удалось сбить со стен и рассеять по улицам. Туркмены, убегая, отстреливались.

Скобелев под выстрелами вёл солдат и остановился только тогда, когда дошёл до ханского дворца. Здесь он получил строгое приказание Кауфмана прекратить бой, и вскоре до слуха его солдат донеслись величественные звуки русского гимна, с которым русские и вошли в покорившийся им город — в город, целые века бывший «сердцем песчаных пустынь».

Так, после пяти неудачных попыток завладеть ею, пала Хива. И пала она столько же перед великой мощью русского оружия, сколько и перед великим миролюбием всемогущих завоевателей.