И тут плававшего в космосе человека перестал интересовать ход смертельной битвы. Брайт внезапно ощутил, что это пустяковое с виду событие имеет некую сокровенную и таинственную цель, по сравнению с которой битвы между органической жизнью и мерзавцами-берсеркерами не имеют никакого значения.

Но в следующее мгновение Брайт опомнился. Черт побери, он еще не умер! Страх, смешанный с надеждой, перевесил, и стрелка весов указала на жизнь. Скафандр все еще прекрасно защищал его; если повезет, запаса хватит по крайней мере на несколько дней. В школе выживания ему рассказывали о том, что люди, облаченные в ничуть не лучшие доспехи, проводили в глубоком космосе, где почти не летали корабли, по месяцу, а то и больше.

Брайт дышал, ждал и с помощью телескопа наблюдал за рассеявшимся флотом противника, время от времени слыша в наушниках потрескивание, вызванное боевыми зарядами.

Перед ним раскинулось обширное кладбище малых кораблей соларианцев. Он потерял счет взрывам и мог лишь надеяться, что погибли не все его боевые товарищи и коллеги с других кораблей-носителей, что не все их устаревшие машины вместе с экипажами превратились в раскаленные красные облачка газа и пыли. До сих пор враг не понес серьезного урона. Оставалось молиться, чтобы состоялась хотя бы еще одна атака.

Перед глазами Брайта то и дело проплывали волны тумана. Это были облака пустоты, видные только на фоне почти полного вакуума, в котором они существовали. Иногда форма призрачного облака менялась с пугающей скоростью. Прозрачный дым битвы, распространявшийся во всех направлениях, по сравнению с этими облаками занимал крошечную часть пространства. Последнее изменение дало Брайту возможность ясно увидеть один из кораблей берсеркеров.

Он впервые смотрел на врага в упор. Брайт с холодком под ложечкой понял, что берсеркер находится не далее как в ста километрах. Возможно, намного ближе: в маленьком телескопе шлема был отчетливо виден темный продолговатый корпус берсеркера-матки — одного из кораблей, которых безуспешно пыталась достичь погибшая Восьмая эскадрилья штурмовиков. Он был огромен. Намного больше любого корабля соларианцев.

Брайт думал, что медленно удаляется от поля боя и флота берсеркеров, но сейчас с ужасом понял, что приближается к нему.

Следя за зрелищем как зачарованный, он не сразу сообразил причину улучшения собственного зрения. То, что Брайт мог отличать штурмовики от тяжелых бомбардировщиков и истребителей, могло означать только одно: он сильно приблизился к ним.

Он несколько раз ненадолго включил крошечные толкатели скафандра, чтобы прекратить дрейф в сторону флота берсеркеров. Энергию надо было экономить, иначе у него не осталось бы никакой возможности для маневра.

Затем Брайт снова посмотрел в телескоп. Хорошо заметные длинные следы оставляли тяжелые корабельные снаряды, а взрывы после себя — короткую, но яркую вспышку, похожую на вольтову дугу.

Слава богу, берсеркер двигался не к нему; он сравнительно медленно проплывал перпендикулярным курсом слева направо. Насколько мог судить Брайт, враг не обращал на него внимания. Если же объективы и логические цепи обнаружили его, то приняли за труп. Раз он видел их, значит, и они должны были видеть его… если не учитывать, что скафандр намного меньше корабля. Возможно также, что его заметили, но попросту проигнорировали. Несомненно, эти автоматические приспособления из стекла и металла, эти банки информации были заняты другими делами. Они ждали новой атаки соларианцев.

Некоторые самые дальние корабли флота берсеркеров Брайт различал только по следам, остававшимся в тонкой материи Залива после их порывистых маневров. Острые зигзаги говорили о том, что они предпринимали отвлекающие действия и в то же время пытались сохранять какое-то подобие строя.

Сейчас Брайта пугала не столько близость смертельного врага и собственная беспомощность, сколько масштабы разыгрывавшегося перед ним зрелища. Под ложечкой противно сосало не от страха перед смертью, а от сознания того, что эти далекие туманные отпечатки на самом деле занимают площадь в миллионы километров и он видит следы того, что произошло еще несколько минут назад. Каждый след представлял собой цепочку расплывающихся пятен, широкие промежутки между которыми говорили о том, что корабли то и дело исчезали из нормального космоса.

Но по сравнению с местными газовыми скоплениями эти пятна были ничем. Следом, оставленным мухой на склоне горы…

Напугавший его корабль медленно удалялся. Он становился все меньше и меньше, а затем и совсем исчез.

Только что был — и вдруг испарился. Нырнул в подпространство. Брайт даже сквозь скафандр почувствовал, как его тянет следом.

Однако пилот по-прежнему не замечал и намека на то, что его эскадрилья, бесстрашно ринувшаяся навстречу смерти, сумела нанести врагу хотя бы царапину. Видимо, ни один из берсеркеров-маток не был серьезно поврежден. После того как Брайт оставил свой сбитый штурмовик, он не видел ни взрыва, который мог бы уничтожить корабль-матку, ни новой яркой звезды, вспышка которой означала бы, что предмет большого размера медленно превращается в кучу пылающего шлака.

Цифры, тускло горевшие внутри шлема, свидетельствовали, что примерно через час после прохода корабля-матки мимо прошмыгнул маленький берсеркер размером с курьера. Он не то вел поиск, не то осуществлял какую-то другую миссию. Человек замер на месте, мечтая исчезнуть. Он боялся дышать и инстинктивно съежился в скафандре, стараясь занимать как можно меньше места.

Насколько он близко? Определить это можно было бы только с помощью локатора, но Брайт не собирался этого делать. Он видел только след, а не сам корабль, и пытался убедить себя, что машина-убийца чудовищно далеко. Может быть, в тысяче километров отсюда — намного, намного дальше, чем берсеркер-матка, которого он видел.

На мгновение Брайт даже закрыл глаза от страха. О боже, если он прилетит, пусть прилетает быстрее! И тут маленький берсеркер исчез. Господь был рядом. Он не имел лица, но был почти осязаем.

Брайт все еще пытался определить, насколько велик ущерб, причиненный врагу. Но все было тщетно. Когда облака газа рассеялись, он не увидел никаких признаков того, что этот ущерб был причинен вообще.

Пространство, окружавшее потерпевшего кораблекрушение, постепенно меняло свои очертания. То, что Брайт принимал за Ядро галактики, превратилось в неизвестную шаровидную туманность, расстояние до которой составляло какие-то жалкие сотни световых лет вместо многих тысяч.

Некоторые из следов берсеркеров были по-прежнему хорошо различимы, и Брайту вдруг пришло в голову, что они останутся такими еще миллион лет.

В мозгу продолжала крутиться другая пугающая фраза: «Какие-то жалкие сотни световых лет…»

Окружавшая его Вселенная исчезла, и Брайт потерял найденные было ориентиры.

Наконец дрейфовавший в космосе человек пришел к выводу, что большие вражеские корабли тянут за собой его облаченное в скафандр тело (вместе с обломком кораблекрушения, за который он время от времени цеплялся). Он беспомощно тащился вслед за их силовыми полями и не мог сменить свой великолепный наблюдательный пункт. Брайт начинал думать, отчаянно на это надеясь, что он остался позади всего неприятельского флота. Его ум отказывался подсчитывать шансы на спасение, однако они были и сильно отличались от нуля.

Если бы только можно было связаться с тем, что он принимал за флагмана… но, увы, это было невозможно. Речь могла идти лишь о том, чтобы вернуться, хотя бы и черепашьим шагом, к собственному флоту, к кораблю, с которого он взлетел несколько часов назад.

Конечно, он мог в любое время включить свой маяк и попытаться позвать на помощь, но в такой близости от врага на сигнал могли откликнуться только берсеркеры. А Брайт боялся не только шевелиться, но и дышать. Казалось, воздух проходит в его горло и легкие с таким шумом, что проходящий поблизости корабль непременно его услышит.