Доказать, что эти слухи не имеют под собой никакой почвы, было невозможно.

— Никогда не слышал большей чуши! — фыркнул Нифти.

Казалось, Флауэр с ним согласилась:

— Может, оно и так.

Но потом она начала рассуждать вслух о том, нет ли какого-нибудь надежного средства, с помощью которого можно отличить настоящего обслуживающего робота от берсеркера.

На это Гифт ответил, что тот, кто попробовал бы проверить настоящего берсеркера, подверг бы себя смертельной опасности.

— Если бы такое средство и было — допустим, мы научились улавливать программы берсеркеров, — стоило бы тебе подойти к машине, а ей понять, что игра проиграна, она тут же снесла бы тебе голову. В случае поимки она постаралась бы унести с собой как можно больше зложити… В чем дело?

Дело было в том, что Флауэр выглядела не слишком довольной. Она заявила, что уже слышала такие истории, и рассказала Нифти, будто одна такая машина, замаскированная под передающую станцию, за несколько секунд до собственного разрушения передала следующее сообщение: «Мы два вида жизни, органическая и неорганическая. Почему мы не можем сосуществовать?» А затем добавила: «В конце концов мы вычислили истину. Мы, кого вы называете берсеркерами и машинами смерти, такие же живые существа, как и вы».

Гифт был слишком возмущен, чтобы отвечать.

Но Флауэр стояла на своем, хотя и не могла объяснить, откуда она знает, что это правда.

Впрочем, она высказала одно соображение, с которым Гифт спорить не мог: оборотной стороной борьбы живых существ с берсеркерами было то, что некоторые люди относились к последним со слепой ненавистью и никакие аргументы на них не действовали. Самым убедительным примером было существование тамплиеров и тех, кто охотно примкнул бы к ним.

— Есть такие люди, — сказала Флауэр так, словно говорила о прокаженных.

— Когда-то я сам знал такого человека, — внезапно заговорил Гифт. — Его звали Траскелук. Он говорил мне, что его отец был тамплиером.

— Кто он?

Нифти, перед которым предстал дальний космос и окровавленный скафандр, очнулся и пожал плечами.

— Человек, которого я знал, — повторил он.

— Держу пари, вы служили с ним на одном корабле.

— Фло, ты сама говорила о людях, которые не слушают никаких аргументов. Позволь заметить, что есть и другие люди — и вовсе не обязательно доброжилы до мозга костей, — которые по непонятным мне причинам ненавидят собственную расу и желают доказать свою преданность кому-нибудь другому. Кошкам, собакам и даже клопам.

На это Флауэр возразить было нечего.

Нифти Гифт дьявольски устал от войны и был готов унести от нее ноги. Но он понимал, что сделать это будет нелегко. Особенно сейчас, когда ему начинало изменять счастье. Может быть, в какой-нибудь другой галактике (если бы хоть кто-то знал, как до нее добраться) он и сумел бы найти мирный рай. Но если там есть обитаемые планеты, то должны быть и люди, и — скорее всего — берсеркеры. Научных доводов для такого заключения у Гифта не имелось, но, судя по тому, насколько паршивое место вся эта Вселенная, иначе и быть не могло.

Что ж, спасибо всем богам на свете, его приличному послужному списку и доброте Мамы Р за то, что ему больше не придется летать в космос и снова сражаться с берсеркерами.

Тому, кто, подобно Нифти Гифту, провел два предыдущих стандартных года на Юхао, были видны изменения, происшедшие здесь за последние месяцы. Гифт и Флауэр, путешествуя по самым отдаленным уголкам этой райской планеты, на каждом шагу видели свидетельства того, что дело идет о жизни и смерти: берсеркеры больше не были далекой опасностью, грозившей лишь нескольким глухим секторам Млечного Пути. Ужас надвигался со всех сторон и стал таким близким, как никогда прежде.

Нет, паники не наблюдалось. Но всюду, где были люди, ощущались напряжение и возбуждение, словно атмосфера была насыщена электричеством. Порицалось все, что не шло на пользу обороне. Повсюду сооружались убежища. Их рыли в каменистой почве планеты, приспосабливали для этой цели уже имевшиеся подземелья и шахты. Во всех крупных городах и большинстве поселков висели голографические плакаты с патриотическими лозунгами. Было несколько вариантов: самый популярный изображал зловещего берсеркера (каким он представлялся художнику), протянувшего довольно хилые щупальца к кричащей матери и ее беззащитному ребенку. Кто его знает, может быть, какой-нибудь берсеркер действительно имел такую внешность. А в том, что любая женщина при встрече с ним завопила бы во весь голос, сомневаться не приходилось.

При виде этих плакатов Флауэр неизменно мрачнела. Девушка не упоминала о них, но иногда закусывала губу, словно стараясь удержаться от презрительного замечания.

Да, напряжение чувствовалось, да, плакаты висели, и все же Гифт видел, что паники среди местного населения нет. Во-первых, соларианцы всегда отличались уверенностью в себе; во-вторых, пока дела складывались не так уж плохо. Последствия большого налета двухмесячной давности оставались заметными лишь на другой стороне планеты.

Человек, склонный волноваться по всякому поводу и без повода, мог бы сказать, что всеобщее благодушие является большей опасностью, чем убийцы-берсеркеры. Публика продолжала развлекаться; этого хотели люди, сражавшиеся на фронте и прилетавшие из колоний. Спрос на увеселения был большой, и предложение не заставляло себя ждать. Подавляющее большинство людей занималось своим делом так же увлеченно, как и раньше. Истина состояла в том, что они искренне доверяли своим правительствам, несмотря на все предыдущие жалобы, и верили в своих военных вождей. Когда Гифт несколько месяцев назад высадился на Юхао, жалоб было множество. Как ни парадоксально, теперь они почти исчезли.

Совместное путешествие продолжалось, и Гифт постепенно начинал осознавать, что Флауэр склонна сочувствовать берсеркерам. Это следовало из некоторых ее слов. Нифти от души надеялся, что она сама не понимает, какую чушь несет.

Он пару раз предупредил, что, такие речи могут привести к беде, но Флауэр не обращала на это внимания.

Ну и черт с ней. Нифти не интересовали ее трудности. У него самого их было предостаточно. Но большей частью они ладили и находили множество тем для приятной беседы.

Они лежали в постели и болтали.

— Нифти, я иногда думаю…

— Что это ошибка.

— Что? — Флауэр смотрела на него непонимающими глазами. Она вообще многого не понимала.

— Ничего. Не бери в голову.

Его подружка нахмурилась и прелестно оттопырила алую нижнюю губку. Именно этот жест и привлек к ней внимание Нифти во время первой встречи.

— Ну, я иногда думаю, что машины в чем-то правы.

— Какие машины? — спросил он после короткой паузы. — Ты говоришь о плохих машинах?

— Называй их, как тебе нравится. — Она быстро добавила: — Можешь передать мои слова силам безопасности. Мне все равно.

— Не говори глупостей. Я ничего передавать не собираюсь, — заверил Гифт. Если безопасность и придет за кем-нибудь, то это будет он сам. Если они что-нибудь обнаружат… но, конечно, этого никогда не случится.

Он погладил ее тело, а потом щеку и волосы.

— Слава богу, что ты не машина. — Флауэр никак на это не откликнулась, и Нифти волей-неволей пришлось продолжить разговор. — Так ты говоришь, что машины… то есть берсеркеры… в чем-то правы? Хочешь сказать, что они правы, стремясь убить всех нас?

Губы Флауэр сжались в ниточку. Казалось, таким же стал и ее голос.

— Откуда вы знаете, что они стремятся именно к этому?

Сбитый с толку, Нифти прищурился, а затем медленно переспросил:

— Откуда мы знаем?

— Ведь это мы пытаемся убить их, разве не так? Потому что наша раса такая… такая, как есть… мы считаем, что Вселенная принадлежит нам. — Флауэр с яростной решимостью уставилась в пространство. Было видно, что она злится на человечество.