Землянам, занятым в настоящий момент дальнейшей разработкой плана преследования, ничего лучшего не оставалось, как сделать вывод: противник и в самом деле держал путь к одному из таких миров, причем, предпочел попасть туда наиболее длинным путем. Но снова возникал вопрос: зачем? Конечно, любой корабль или машина, вынуждены были из-за пыли двигаться только в нормальном пространстве, сражаясь с туманностью на каждом метре своего путешествия, но достичь одного из тех тел от нынешнего местоположения только через три столетия.

Принсеп еще раз проверил астронавигационные возможности. Результаты эти были доступны любому заинтересовавшемуся лицу. За три столетия ни берсеркер Дирака, ни его яхта не смогли бы завершить вгрызание в темную туманность и достичь одного из тех изолированных миров.

– А может быть, у них было время для того, чтобы пробиться к какой-то другой системе, о существовании которой мы и не подозреваем? Хотя я так и не думаю, все же должен признать, что этот вариант возможен,— сказал командор.

– Вы полагаете, что один из берсеркеров, за которым мы сейчас гонимся, является берсеркером “Дирак”?

Человека, задавшего этот вопрос, наградили странными взглядами.

– Если берсеркер Дирака все еще следует этим курсом, то он еще продирается сквозь пыль туманности, еще не достиг нужной точки.

– Может быть, тут имеется таинственный проход, о котором мы не знаем. Какая-нибудь скоростная аллея, пересекающая Мавронари, и невидимая нам отсюда дорога, которую люди еще не открыли.

Один из капитанов вызвал на голографической модели изображения каких-то моделей, профили современных машин, воспроизведенные по донесениям разведки и телескопическим наблюдениям.

– Ни один из них не соответствует изображению берсеркера Дирака из старой записи. Вы полагаете, что эта вещь может гоняться сама за собой, проходя по трехсотлетнему кругу, умножив при этом свои силы новыми помощниками?

– Нет, не совсем так, как вы предполагаете. Такая машина зависла где-нибудь в Мавронари и через определенные промежутки времени выходит из туманности, чтобы нанести по Иматре или иной системе новый удар и тотчас, отступив, нырнуть в черноту.

Собеседница, обдумав это предложение, покачала головой:

– На протяжении истории не так уж много было нападений в области Мавронари. Вылазок на Иматру, кроме двух известных нам рейдов, тоже не совершалось. И какой смысл совершать налеты раз в три столетия? Это совсем не похоже на берсеркеров.

– Тогда на что это похоже? — это заговорил командор, безапелляционно вмешавшись в разговор.— Если кто-то из вас тоже считает, что преследуемые нами объекты могут быть не истинными берсеркерами, то прощу забыть это предположение немедленно. Мы собрали достаточное количество их осколков, перехватили более, чем достаточное количество их переговоров во время налета... Этот факт вне всяких сомнений... Да и сам Дирак знал о своем противнике немало, прежде чем организовать его преследование, старые записи подтверждают это. Объекты, с которыми нам предстоит схватиться, и те, с которыми дрался он, настоящие вражеские машины. Нет никаких сомнений!

Кто-то добавил:

– Не забывайте, что тактика берсеркеров иногда и в самом деле бывает случайной, они делают, казалось бы, глупые вещи и только с той целью, чтобы поведение их оставалось непредсказуемым.

Принсеп покачал головой:

– Иногда — да. Но три столетия умышленной глупости? Бесполезности, напрасной потери времени и усилий, огневой мощи, и все это только для того, чтобы ввести нас в заблуждение? Если это соответствует истине, то я сдаюсь. Нет, конечно, же, нет. Я не сдамся. Я просто устал, но собираюсь наверстать упущенное время.

На ближайшей голографической панели раздался обычный сигнал от шеф-повара командора. Это был гонг к обеду.

Во время преодоления следующих световых барьеров флоту удалось сократить расстояние до убегающего противника. Но после этого гонка не стала легче. Командор обдумывал риск столкновения со странствующими объектами, который становился довольно высоким. Надо было во что бы то ни стало избежать этого.

В течение нескольких последующих дней всем стало казаться, что они подрастеряли свое преимущество. След, оставляемый берсеркером в субпространстве, становился все более холодным и менее приметным.

Командующий флотом, взвешивая шансы, скрипел зубами. Говорили, что некоторое время он провел в своей комнате один, молясь одному ему известному богу (никто не мог знать, во что он веровал), после чего приказал увеличить скорость.

И мгновенье спустя после принятого решения, деланно вздохнув, приступил к ленчу.

Тем временем Бекки была освобождена от выполнения своих обязанностей агента СЧ, это наказание, если его можно было назвать таковым, было максимальной мерой, которая могла быть применена против нее начальством в данный момент. Теперь, получив отсрочку на неопределенный срок, она благополучно проживала вместе с Хейвотом и, конечно, больше не записывала ни того, что он говорил, ни то, что он делал. Одним шпионом стало меньше.

Ему везло. Именно так он смотрел на создавшуюся ситуацию. Правда, он предпринял немало усилий для этого.

Как бы то ни было, нужно было оставаться начеку. Шпионские приспособления могли быть очень маленькими и с трудом обнаруживаемыми, по этой причине он продолжал считать, что все, что происходило между ним и Бекки подсматривается и подслушивается, в каком бы месте корабля они не находились.

Поэтому он был безупречно нежным с ней, играя роль влюбленного.

В то же время Хейвоту приходилось сражаться со своими внутренними дьяволами-искусителями. По мере развития погони становилось все более и более очевидным то, что командор имел самые твердые намерения, а перспектива предстоящего столкновения с берсеркером или даже с их целым флотом мало прельщала Хейвота.

Оставаясь один, он пытался воскресить начавшее уже угасать воспоминание о том, что точно произошло тогда на Иматре между ним и изуродованной машиной смерти. В самом ли деле тогда, когда смерть казалась неминуемой, а возможность сделать еще один вдох — фантазией, в самом ли деле пообещал он тогда каким-то образом служить делу берсеркеров?

Он испытывал страх, чувство, которое появлялось у него в минуты опасности, но это был не животный страх труса, нет — это давало ему ощущение полноты жизни.

Когда Хейвот услышал о том, как берсеркеры раздобыли в подземном архиве Иматры записи, он начал думать, что действия машины берсеркера, преследующей его, было вызвано не тем, что сделал или не сделал он, а чем-то иным. Но из-за подозрительности он никогда не был уверен ни в чем до конца.

Существовал еще один вопрос, близко связанный с первым. И этот вопрос порой не давал беглецу спать, когда тот один или со своей только что освобожденной влюбленной лежал на своей койке. Смогут ли берсеркеры при встрече тем или иным способом распознать в нем своего? Передала ли машина что-то другим?

Возможно, следовало по-иному сформулировать этот вопрос: хотел ли он, Хейвот, сражаться на стороне берсеркеров или нет?

Принимая во внимание ту неожиданную ярость, с которой командор Принсеп преследовал теперь дьявольские машины, Хейвот думал, что очень скоро он сумеет получить на него достоверный ответ.

Лежа в— маленькой каюте вдвоем с Бекки и тесно прижавшись к ее телу, Хейвот разглядывал спящую возлюбленную, машинально гладил ее светлые волосы и улыбался своим мыслям.

Он позволил себе прошептать ласково, почти неслышно одно единственное слово: “Бэдлайф”!

Первый ужасающий удар оружия берсеркеров по защищенному силовыми полями корпусу флагмана свалил Хейвота с кровати, секунду спустя обнаженное тело Бекки приземлилось на него сверху.

Еще раз, возможно уже сотый, с тех пор, как флот покинул Иматру — Хейвот давным-давно уже сбился со счета — флагман заканчивал взятие светового барьера и должен был появиться в нормальном пространстве.