Сад называли оазисом, моделью прежней жизни. Наши земли не всегда были степью, переходящей в Бескрайнюю пустыню, когда-то здесь росли деревья и леса, наполненные дичью. Климат был более благоприятный и множество озер, питаемых чистыми речушками, покрывали Великую долину, где ныне находятся десять государств управляемых бертами.

В детстве я любил ходить к бабушке в Зимний сад. Разглядывать листочки деревьев, держал семена на ладошке, вдыхал аромат цветов. Семена и ростки этих деревьев собирались по всему Сендарину и за его пределами. Еще можно было встретить некоторые редкие деревья среди горных долин. Увидеть живое дерево считалось истинным чудом. У моей бабушки был целый сад чудес.

Днем и ночью у входа в сферопавильон дежурила охрана. За садом следил старый, но искусный садовник. Имени я его не помнил, только заостренную лысую макушку, шершавые руки в заусенцах и черные от земли ногти.

Бетти и Астру пропустили в сад без лишних вопросов, а вот Оскара попросили остаться за дверью, дабы мужчины не вмешивались в наши “женские разговоры” — именно так сказала Дарита.

Мы прошла к выложенной камнем площадке, на которой стояло два черных круглых столика, а вокруг благоухали розы. Странно было видеть такую красоту почти в начале зимы. Над столом спускались ветви ивы. Дерево напоминало мне поникшую старуху, которая опускала свои руки к земле от тяжести судьбы. На одной из грядок круглый год плодоносили кустики земляники и зеленели душистые травы. Фонтан с ключевой водой, вкус которой я помнил с раннего детства. В саду, под стеклянным куполом всегда было лето. Когда я был ребенком, я тоже жил под своеобразным колпаком и не совсем понимал всех тонкостей жизни.

— Адриана, ты задержалась, мы договаривались встретиться в четыре, помнишь? — сделала замечание Дарита. Пожилая дама подошла к столику быстрее нас с ней была её компаньонка.

— Долго думала, над тем, какие платья принято надевать в подобных случаях, — попытался выкрутиться я.

— Ложь, моя дорогая, — резко перебила бабуля. — Любая служанка во дворце знает, в чем обычно господа чаевничают. Если лжешь, хотя бы делай это умело.

Астра и Бетти устроились за одним круглым столиком присоединившись к мадам Светли. Я слышал, как они вели разговоры ни о чем. Хвалили Зимний сад и обсуждали последние веяния моды — веера с картинками.

— Ты понимаешь, что я тебя сюда не чай пить пригласила, — сказала бабуля и сделала глоток из тонкой фарфоровой чашки. — Ты маленькая лгунья, деточка. В твои годы я была серьёзнее и умнее.

Эти колкости мне сразу не понравились. Я ненароком поджал губы и это было сразу замечено Даритой.

— Ложь часть нашей жизни, не так ли, бабушка? К тому же вы сами не всегда правдивы.

— Иначе не выжить, деточка, — спокойно ответила она, хотя я ожидал от неё иной и более бурной реакции.

— Что вы хотели у меня спросить? — попытался я перейти к делу.

— Кто ты на самом деле, девочка? — Дарита поставила чашечку на блюдце и и теперь сверлила меня злобным взглядом, хотя с её уст не сходила улыбка.

От слова “девочка” меня бросило в жар.

— Дочь Люциуса Хаминга, — я даже не притронулась к чаю. — Мой отец об этом ясно сказал. Всем сказал.

— Слова-слова, иногда они имеют ценность, а иногда нет.

Из-за кустов роз вышли две вооруженные женщины и прямиком направились ко мне. Я вскочил со стула, опрокинув чашку с чаем и тарелку с пирожными, и хотел достать спрятанный небольшой нож. Нападение их было настолько неожиданным, что я не успел оказать должного сопротивления. Одна из них схватила меня и теперь крепко держала из под локти за спиной, вторая охранница нащупала нож у меня в чулке и конфисковала его.

Мои фрейлина завизжали, перепугавшись. Бетти хотела броситься ко мне, но я остановил её резким окликом. Не хватало еще, чтобы она пострадала.

— Закройте свои рты, — припугнула их Светли и достала из своей сумочки миниатюрный мушкет с золоченой росписью. — Здесь днело семейное и вам не следует вмешиваться.

— Бабушка, тебе не кажется, что ты обнаглела? — я пытался говорить как можно спокойнее, но голос предательски дрогнул. — Мой отец узнает об этом и тогда…

— Не называй меня так, пока я не буду уверена, что ты моя внучка, — перебила меня Дарита.

— Что ты собираешься делать? — я старался сохранять спокойствие, хотя мне это давалось все труднее. Боялся я не за себя, а за своих фрейлин, особенно за Бетти.

— Кое что выяснить наверняка. Если ты лгунья, я прикажу надеть на голову твоей Бетти мешок и задушу своими собственными руками! Потом, сделаю то же самое с тобой! Раздевайся, — спокойно заявила Дарита. Она была настолько спокойна, что я завидовал её выдержке.

Я виновато посмотрел на испуганное лицо Елизабет. Я не позволю ей страдать, чего бы мне это не стоило.

— Простите, бабушка, я не могу вас понять. Мы вроде не в терме или ваной комнате и я не ваш любовник. К тому же на этих платьях столько завязок, я сама не справлюсь. Объясните ваше страное желание.

— Помогите месьере раздеться, — приказала она охраницам. — И поживее, я не люблю ждать, меня это утомляет. Не стесняйся, деточка, тебе нечего бояться, если ты не лгунья. Но если ты мне солгала… — она посмотрела в сторону Бетти, — Кто-то может и не выйти из сада.

Я не мог понять, как моя нагота может помочь моей бабушке узнать какую-то правду. Но она могла помочь Бетти. От этого мне становилось не по себе. Я позволил охраницам снять с себя платье и подъюбник. И теперь стоял съежившись в одних панталонах, нижнем лифе и корсете.

Мои фрейлины притихли словно две мышки. Держались испуганно за руки и смотрели на Светли с мушкетом. С их стола на каменную дорожку капал разлитый из чашки от испуга Астрой чай. Они так перепугались, что не смели не то чтобы сказать что-то, а даже дышать.

Я сильно пожалел, что не взял с собой охрану и позволил Оскару остаться за пределами Зимнего сада.

Когда одна из охраниц добралась до моего корсета, бабуля остановила её. Подошла ко мне и сама стала расслаблять завязки. Я догадался, что она хочет раздеть меня практически полностью.

— А я вижу, бабушка, вам это нравится, — улыбнулся я, хотя мои губы немели от волнения.

— Ты не сильно и красива, — ответила бабуля. — Надеюсь, кроме слуг и меня тебя никто больше не раздевал?

Я вдруг понял, что она хотела увидеть и почувствовал, как похолодело моё лицо. У всех Хамингов есть особая примета, которая передается по наследству — родимые пятна или пятно около пупка. Родимое пятно у меня было и бабушка видела его не единожды. Ведь я вырос на её руках.

Когда корсет упал на землю и я остался в тоненьком лифе, который просвечивал грудь и панталонах, я откинул от себя руки Дариты и прикрыл грудь. Но охраницы схватили меня и крепко держали под локти, пока старая бертресса задирала лиф вверх оголяя мой живот. Я зажмурился от стыда и страха, которые мгновенно захватили меня целиком, представляя, как она брезгливо отвернется от меня, поняв, кто я на самом деле. В этот момент я испугался так, как не даже тогда, когда впервые услышал оглушающий выстрел пушки. Моё лицо вспотело и я невольно издал какой-то нелепый звук когда пальцы бертрессы прикоснулись к моему животу. Я невольно вспомнил, как мой собсвенный отец вот так же рассматривал меня, когда я превратился в девицу. Попытался вырваться. Охранницы еле справлялись со мной.

Бетти с волнением наблюдала за мной. У меня не было сомнений, Дарита могла сделать с ней что угодно и безнаказанно. Астра смотрела на все более равнодушно. Ей нечего было бояться. Дочь советника Мюля, Дарита тронуть не посмеет.

— Прекратите, — выкрикнул я. — Дайте мне одеться! Отдайте мою одежду! Берт Люциус узнает об этом, вам не сдобровать!

Дарита ощупала мою родинку, склонилась ниже к моему животу, хотя ее, как я помнил, мучил радикулит. Потом распрямилась. Лицо у неё слегка побледнело.

— У тебя необычное для девушки тело. И родинка, она в точь в точь как и у Адриана!