Берт[1] и его дочь

Дети расплачиваются за грехи родителей

(Одна мудрая книга)

Осень, месяц желтень по Домарскому календарю[2].

Стены монастыря Арг-Горант огласил отчаянный девичий крик. Из дорогой кареты двое дюжих мужиков выволокли угловатую связанную девицу в мужской одежде и передали у ворот монастыря двум евнухам-служителям. Рядом с воротами толпился и прилично вооруженный кортеж берта Люциуса Хаминга.

— Отец, папа, не оставляй меня здесь! — кричала девушка, извивалась и пыталась вырваться на свободу.

Следом из кареты не спеша вылез чуть седоватый берт, одетый в бордовый камзол. Это был статный мужчина около сорока лет, с аккуратными черными усами и короткой стрижкой. Он надменно осматривал окружающих. Его лицо оставалось спокойным.

Пожилая настоятельница монастыря матушка Миранда поприветствовала главу государства почтительным кивком и пригласила проследовать для переговоров в свой личный кабинет. Стража, прибывшая с бертом, осталась ждать за воротами.

Люциус с настоятельницей зашли на просторный монастырский дворик и теперь следовали мимо окон и галерей жилого корпуса для девиц.

Воспитанницы, в белых крылатых чепчиках и синих платьях, подбежали к окнам, вышли на галереи здания спального корпуса и с интересом рассматривали берта в дорогой одежде, а также новоприбывшую с ним будущую жительницу монастыря, которую евнухи волокли к лечебнице. Какая же это была странная девушка. Угловатая, худощавая, одетая в мужской бордовый камзол с золоченными пуговицами, мужскую сорочку и кожаные черные сапоги.

— А ну, цыц, — пригрозила девицам настоятельница и махнула клюкой. Девушки захохотали и попрятались за дверями, — Ишь ты, сороки, только и выглядывают себе богатых женихов. Я слышала вы, мой господин, вновь намерены жениться? — обратилась она к гостю с вопросом.

Хаминг пригладил усы, вытянулся и посмотрел в сторону окон и девушек в белых чепчиках.

— Да, подумываю, матушка.

Миранда мягко улыбнулась властителю и дарителю земель на которых стоял монастырь.

— Рекомендую присмотреть невесту у нас, господин берт. Здесь все воспитаны, хороши собой и из лучших благородных семейств. Могу пригласить вас на общий монастырский обед.

— Благодарю, матушка, сейчас мне не до этого, — ответил вежливо Люциус и, вспомнив зачем сюда прибыл, немного поморщился.

Настоятельница сочувственно покачала головой, хотя на лице её сочувствия совсем не отразилось.

— Понимаю вас, господин, такое горе потерять сына. Так неожиданно.

Хаминг свёл брови, прокашлялся в кулак, и матушка поторопилась проводить его дальше и отвлечь от грустных мыслей.

Они прошли между девичьим и учебным корпусами, миновали богадельню, к проследовали к настоятельскому корпусу.

— Вот тут у нас и богадельня для одиноких престарелых дам, тоже из знатных родов, — показала настоятельница Миранда в сторону белого каменного здания с балконом, примыкающего настоятельскому корпусу.

«Стоит отправить в эту богадельню и свою матушку!» — подумал берт.

— Есть прекрасный декоративный сад между девичьим корпусом и богадельней, где вашей девочке, думаю, понравится гулять после обеда, вон там, справа, за учебным корпусом, — главная монахиня указала на ворота из дерева, с витиеватой резьбой. — Ещё один сад, фруктовый. В окна лечебницы как раз прекрасный вид на фруктовые деревья. Учителей для девушек нанимаем лучших. Они живут в ближайшем городе Мастоке, приезжают сюда каждый день. Зимой некоторые из них перебираются в жилое здание за учебным корпусом. В зимнее время добираться из города труднее. Есть и лекарь — Мотиус. Он хорошо разбирается в болезнях и помешательствах в том числе. Возможно, в тишине и покое монастыря, под покровительством Луноликой Олди[3], ваша дочь вскоре поправится.

— Я на это надеюсь, — ответил сухо берт и снова закашлялся, пригладив черные с проседью усы. — Адриана сильно избалована. Ей никогда и не в чём не было отказа. Не бойтесь быть с ней строже, если понадобится, наказывать.

Матушка Миранда снова сдержанно улыбнулась.

Они вошли в настоятельский корпус, поднялись на второй этаж по деревянной лестнице с резными перилами.

Кабинет настоятельницы оказался большим и светлым, с высоким окном и строгим секретером для бумаг. Чисто вымытые и начищенные мастикой половицы слегка поскрипывали.

Матушка села на строгий стул с круглой, выгнутой спинкой, рядом с письменным столом. Берт Хаминг — напротив нее в обтянутое голубой суконной тканью кресло.

Некоторое время он приглаживал волосы, подыскивая нужные слова.

— Все несчастья произошли со мной очень неожиданно, матушка Миранда. Мой единственный сын Адриан пропал на днях в битве с Северными Орлами, — берт глубоко вздохнул после этих слов, немного выдержав паузу, снова собираясь с мыслями. — А дочь, Адриана, узнав о пропаже горячо любимого брата, разом помешалась и теперь надела на себя его одежду и утверждает, что она и есть мой сын Адриан.

— Беда, мой господин, как я вам сочувствую, бедная девочка! — покачала головой настоятельница обители. — Есть отдельная комната в корпусе лечебницы, с замком. Как раз для страдающих душевным недугом. Давненько так, там жила одна воспитанница тоже с душевным недугом. Родилась такой, а родители её отправили сюда. У нас-то ей лучше было, чем дома. Прожила девочка недолго, пусть Лунолика Олди успокоит её душу и возьмет её в свой девичий сад, но вела себя иногда хорошо и даже пела в хоре. Мортиус знал к ней подход. Сейчас комната пуста.

Берт довольно потер руки и немного успокоился.

— Вот и славно, матушка, Адриане как раз нужен особый уход, лечение, присмотр. На счёт пожертвований и средств не беспокойтесь.

Хаминг выложил на стол увесистый кошель с вышитым на нём ящером. Миранда благоговейно заулыбалась.

— Пусть Луноликая Олди вознаградит вас, мой господин, и благословит второй брак здоровыми сыновьями и дочерями.

Люциус откинулся в кресле и помассировал виски.

— Да смилуются, Луналикая Олди и её брат Светлейший Архон, так и будет, матушка.

И эти слова берт сказал от всей души, потому как потеряв сына, невольно и серьёзно задумывался о судьбе государства.

Настоятельница немного замешкалась, но потом всё же решилась спросить.

— Я слышала многое о вашем сыне Адриане, уважаемый берт, но о дочери совсем ничего не знала?

Правитель Сендарина нахмурился. Старая вешалка начала задавать лишние вопросы и ему это не нравилось. Разговаривать с ней, словно хозяин он не мог, храмовники и монахи имели особый статус среди народа и знати.

— Я скрывал её от лишнего внимания, а сейчас желаю, чтобы она не покидала этих стен. Девочка будет жить здесь, и я надеюсь, что её душевное состояние будет держаться в секрете. Мне ни к чему лишнее внимание и пустая болтовня! — эти слова правитель Сендарина произнёс очень строго и убедительно.

Настоятельница привстала со стула и немного склонилась.

— Ваша дочь, господин берт, в надежном месте и в надёжных руках. Она не покинет стен монастыря Арг-Горанд до тех пор, пока вы сами этого не пожелаете.

Берт привстал в кресле.

— Думаю, я не скоро этого пожелаю!

***

Сегодня была очередь дежурства Лизабет. Девушка проснулась раньше всех остальных воспитанниц пансиона, умылась, причесалась и убрала волосы под белоснежный чепец. Эти дурацкие девичьи чепчики были придуманы лет сто назад при третьей настоятельнице Торну.

В обязанности дежурных девушек входил присмотр за пожилыми дамами богадельни и присмотр за порядком в корпусе. Не все воспитанницы дежурили. Некоторым девушкам из богатых семей предоставлялись отдельные благоустроенные комнаты на третьем этаже корпуса и служанки. На втором этаже жили девушки из семей поскромнее или сироты знатного происхождения, пристроенные за ненадобностью родственниками. И в эти комнаты поселяли по три или четыре девушки. Вот они-то и выполняли разного рода монастырские послушания и кроме обучения, шили одежду, плели кружева на продажу и выполняли распоряжения сестер монастыря, помогая им справляться с различными поручениями.